Димка махал из окна детского сада особенно отчаянно.
Антонина Сергеевна прижалась лбом к холодной ограде. Третий месяц она приходила сюда каждый день, кроме выходных. Научилась различать настроение внука по тому, как он машет — радостно, грустно или просто по привычке. Сегодня он будто хотел что-то сказать, показывал на себя, потом куда-то в сторону, снова на себя.
Воспитательница подошла к окну, но не стала отводить мальчика. Посмотрела на Антонину Сергеевну через стекло и развела руками — сочувственно, но беспомощно. Потом взяла Димку за руку и увела в глубину группы.
Домой Антонина Сергеевна возвращалась пешком. Автобус экономила — пенсия маленькая, а откладывала на подарок Димке к Новому году. Может, не сможет передать, но купит обязательно. Конструктор лего, о котором он мечтал.
У подъезда стояла Оксана.
Антонина Сергеевна остановилась в нескольких метрах, не веря глазам. Невестка была одна, без Димки, без того мужчины из торгового центра. Выглядела она неважно — похудела, под глазами тёмные круги.
— Нам нужно поговорить, — сказала Оксана.
— О чём говорить? Ты же всё решила.
— Димка болеет.
Ноги подкосились. Антонина Сергеевна схватилась за перила.
— Что с ним?
— Нервное. После того как отец... в общем, врач говорит, стресс. Не ест почти, ночами плачет. Зовёт вас.
— И ты пришла разрешить мне его увидеть?
Оксана покачала головой:
— Я пришла попросить вас уехать. Совсем. Из Москвы. Чтобы он перестал надеяться.
Антонина Сергеевна молчала. В голове не укладывалось — как можно просить такое?
— Вы не понимаете, — Оксана говорила быстро, будто боялась, что не успеет высказать. — Каждый раз, когда он вас видит в окно, потом три дня успокоить не можем. Рыдает, просится к вам, не спит. А мне... мне нужно жить дальше. У меня есть человек, он хочет стать Димке отцом, но пока мальчик помнит прошлое...
— Помнит отца, ты хотела сказать? Помнит Мишу?
— Да! — выкрикнула Оксана. — Да, помнит! И мне от этого больно, понимаете? Больно видеть в нём Мишины глаза, Мишину улыбку, слышать, как он говорит папины словечки! А вы... вы усиливаете это. Вы — живое напоминание.
— Миша был моим сыном.
— А моим мужем! И я имею право забыть этот кошмар!
— Какой кошмар? Вы же любили друг друга...
Оксана засмеялась — горько, некрасиво:
— Любили? Да я последний год молилась, чтобы он не приходил домой пьяным! Чтобы не орал, не бил посуду, не пугал ребёнка! Вы знали, что ваш идеальный сын пил? Знали, что я три раза вызывала полицию?
Антонина Сергеевна покачнулась:
— Неправда...
— Правда! Только вам он был хорошим сыном, а мне доставалось другое. И когда он разбился... Боже, простите меня, но я выдохнула. Первый раз за три года выдохнула. А потом вы пришли, с вашими слезами, с памятью о нём, и Димка снова начал просить папу, искать его, ждать...
— Димка любил отца.
— Димка боялся отца! Но дети всё равно любят, да? Даже тех, кто их пугает. А теперь у него есть шанс на нормальную семью. Андрей хороший человек, непьющий, работящий. Готов усыновить Димку. Но пока вы здесь...
— Я его бабушка. Я имею право.
— Никаких прав у вас нет, — Оксана достала из сумки бумаги. — Вот справка от психолога — ребёнку нужен покой. Вот заявление участковому — если будете приходить к саду, обвиню в преследовании. И вот... — она помедлила, — билет в Воронеж. К моим родителям. Они готовы вас принять, помочь с жильём. Там внуков полно у соседей, никто не будет одиноко.
— Ты хочешь, чтобы я бросила могилу сына?
— Я хочу, чтобы мой сын был счастлив. А с вами он не будет. Простите.
Оксана положила бумаги на лавочку и пошла прочь. Обернулась у угла дома:
— Билет на послезавтра. Если не уедете, я запрещу воспитателям пускать его к окну. И переведу в другой сад. Подальше.
Антонина Сергеевна сидела на лавочке до темноты. Соседи проходили мимо, здоровались, но она не отвечала. В голове крутились слова невестки: "пил", "бил посуду", "полиция"... Неужели правда? Неужели Миша скрывал?
Вспомнилось, как сын иногда приходил небритый, с красными глазами. "Работа, мам, устаю". Как однажды Димка сказал по телефону: "Папа опять кричал, мама плакала". Она тогда не придала значения — мало ли, поссорились.
Но если это правда... Если Миша действительно пил и буянил... Имеет ли она право разрушать новую жизнь внука?
Утром Антонина Сергеевна пошла не к детскому саду, а на кладбище. Села у могилы сына, достала фотографию — ту самую, из парка.
— Мишенька, — сказала она тихо. — Что же ты натворил? Что же ты скрывал от матери?
Ветер шелестел искусственными цветами на соседних могилах. Антонина Сергеевна сидела до обеда, разговаривала с сыном, просила прощения — за то, что не увидела, не помогла, не спасла. А потом встала, отряхнула колени и пошла домой.
Вечером позвонила в Воронеж, родителям Оксаны. Они действительно ждали, обещали помочь, говорили, что понимают, как ей тяжело.
Билет лежал на столе рядом с фотографией. Антонина Сергеевна взяла телефон, открыла галерею. Сотни фото Димки — от роддома до последнего совместного дня рождения. Вот он делает первые шаги, вот едет на велосипеде, вот лепит снеговика...
Она начала удалять. Одно фото за другим. Слёзы капали на экран, размывая изображения. Под утро галерея была пуста. Осталось только одно — то самое, из парка. Его Антонина Сергеевна спрятала в потайной карман сумки.
В день отъезда она всё-таки пошла к детскому саду. Постояла за углом, где её не было видно. Димка играл на площадке с другими детьми, бегал, смеялся. Воспитательница что-то ему сказала, он обернулся, посмотрел на пустое место у ограды, где обычно стояла бабушка. Постоял секунду, махнул рукой в пустоту и побежал дальше играть.
Может, Оксана права. Может, так будет лучше.
Антонина Сергеевна развернулась и пошла на вокзал. В кармане лежал билет в один конец и фотография счастливой семьи, которой больше не существовало.
Дзен Премиум ❤️
Всем большое спасибо за лайки, комментарии и подписку) ❤️
Навигация по каналу Юля С.
Ещё рассказы: