Телефонный звонок вырвал меня из глубокой задумчивости. Я сидела, подперев щеку рукой, и смотрела на эскиз свадебного платья на экране планшета. Простое, элегантное, цвета слоновой кости, без лишней мишуры. Именно такое, как я всегда мечтала.
– Арин, привет! Ну что, ты выбрала? – голос Светки, моей лучшей и единственной подруги, прозвучал в трубке бодро и нетерпеливо.
– Привет. Да вот, смотрю. Кажется, нашла то самое, – я улыбнулась, представляя себя в этом платье рядом с Кириллом. Моим Кириллом. Высоким, кареглазым, с этой его мальчишеской улыбкой, от которой у меня до сих пор замирало сердце, хотя мы были вместе уже три года.
– Покажи! Скинь фотку немедленно! – потребовала подруга. – Я как раз от визажиста еду, можем пересечься где-нибудь, выпить кофе, обсудить детали. Ты же знаешь, я твой главный свадебный распорядитель.
– Знаю, – я рассмеялась. – Спасибо тебе. Давай через часик в нашей любимой кофейне на Чистых?
– Договорились! Жду!
Я сбросила вызов и отправила Свете фотографию платья. Ответ пришел почти мгновенно: «Огонь! Очень в твоем стиле! Кирилл с ума сойдет».
Я снова улыбнулась. Мысль о Кирилле согревала. Он должен был вот-вот прийти с работы, и я уже предвкушала, как мы будем ужинать, обсуждать предстоящее торжество, выбирать кольца. Жизнь казалась почти идеальной. Почти. Небольшая, но назойливая тревога, похожая на жужжание надоедливого комара, уже несколько дней не давала мне покоя. А началось все с одного, казалось бы, невинного разговора.
Мы сидели на кухне в моей небольшой, но уютной однокомнатной квартире. Эту квартиру я купила сама. Она досталась мне нелегко. Часть денег осталась в наследство от бабушки, но большую половину я несколько лет собирала, работая дизайнером на фрилансе, отказывая себе буквально во всем. Я гордилась своим гнездышком, своим первым настоящим домом, где каждая деталь была продумана и выбрана с любовью.
– Знаешь, Ариша, – сказал тогда Кирилл, размешивая сахар в чае, – я вот думаю, как же здорово, что у нас есть эта квартира. Не придется по съемным углам мыкаться, как многие молодожены. Сразу начнем жить в своем.
– Конечно, любимый, – согласилась я, не видя подвоха. – Я так рада, что смогла ее купить.
– Да, ты молодец, – он отпил чай и посмотрел на меня как-то по-новому, изучающе. – Только это не совсем «свое». В смысле, не наше общее. А семья ведь должна все строить вместе. Доверие, понимаешь?
Что-то неприятно кольнуло в груди.
– Кирилл, я не понимаю, к чему ты ведешь. Мы же будем здесь жить вместе, это и будет наш общий дом.
– Дом-то общий, а квартира по документам твоя, – он усмехнулся, но глаза его не улыбались. – Я просто думаю, что будет правильно, если мы оформим ее в совместную собственность. Половину на тебя, половину на меня. Это будет честно. Как символ нашего доверия и начало совместного пути.
Я тогда замерла с чашкой в руке. Его слова прозвучали так неожиданно и резанули слух, что я не сразу нашлась с ответом.
– Но… зачем? Я не понимаю. Это моя квартира, я купила ее еще до нашей встречи.
– Вот именно! – он оживился, будто я подтвердила его правоту. – Это было «до». А теперь у нас начинается «после». Новая, совместная жизнь. Или ты мне не доверяешь? Думаешь, я на твое имущество покушаюсь? Ариш, мне обидно это слышать.
Он мастерски перевернул все с ног на голову. Теперь уже я чувствовала себя виноватой. Будто я, а не он, предложила что-то странное и оскорбительное. Я попыталась объяснить, что дело не в доверии, а в здравом смысле, что так просто не делается, но он надулся, сказал, что я его не люблю, и ушел спать на диван. Утром он вел себя как ни в чем не бывало, и я решила, что это был просто какой-то минутный бзик. Но я ошиблась.
Этот разговор стал отправной точкой. Кирилл начал поднимать эту тему все чаще, облекая ее в разные формы. То он говорил, что ему неуютно жить «в гостях», то намекал, что его друзья смеются над ним, называя примаком, то снова давил на доверие и любовь. А несколько дней назад к нему подключилась и его мама, Тамара Павловна.
Она приехала к нам «на чай», хотя я знала, что это лишь предлог. Тамара Павловна была женщиной властной, с цепким взглядом и умением говорить неприятные вещи с милой улыбкой. Она обошла мою скромную однушку, как генерал, инспектирующий вверенные ему войска.
– Ну, миленько, миленько, – протянула она, проводя пальцем по пыли на книжной полке, которую я, конечно же, не успела протереть перед ее внезапным визитом. – Для одной девочки, конечно, неплохо. Но для семьи тесновато. Кирюше ведь и кабинет нужен, он мужчина серьезный, работает. А тут где? На кухне ютиться?
– Мама, перестань, – поморщился Кирилл, но я видела, что ему приятны ее слова.
– А что я такого сказала? Я о сыне забочусь! Он должен чувствовать себя хозяином в доме, а не гостем. Правда, Ариночка? – она в упор посмотрела на меня. – Я вот слышала, Кирюша тебе предлагал квартиру общей сделать. И это правильно! Это по-семейному! Мужчина должен иметь свою долю, свою опору. А то что же это получается? Сегодня ты его любишь, а завтра выставишь за порог с одним чемоданом? Так нельзя.
Я сидела, сжав кулаки под столом, и чувствовала, как во мне закипает глухое раздражение. Они вдвоем, его мама и он, мой будущий муж, сидели на моей кухне, в моей квартире, и обсуждали, как бы ее у меня отнять, прикрываясь красивыми словами о семье и доверии.
– Тамара Павловна, эту квартиру я купила сама. И я не считаю правильным делить ее, – сказала я так спокойно, как только могла.
– Ах, вот как! – ее брови взлетели вверх. – Значит, ты моему сыну не доверяешь! Значит, заранее готовишь пути к отступлению! Кирюша, ты слышишь? Она уже сейчас думает о разводе! Какая же из нее жена получится?
Кирилл сидел с несчастным видом, переводя взгляд с меня на мать. Он не заступился. Не сказал ей ни слова. И это было больнее всего.
Встреча со Светкой в кофейне стала для меня глотком свежего воздуха. Я выложила ей все, что накопилось на душе. Она слушала молча, лишь изредка хмуря свои аккуратные брови.
– М-да, – протянула она, когда я закончила. – Картина маслом. Жених с мамой-аферисткой. Арин, ты только не обижайся, но это какой-то бред. Какой нормальный мужик будет требовать у невесты переписать на него половину ее квартиры перед свадьбой?
– Он говорит, это для доверия…
– Какое доверие? Это называется «подстелить себе соломки» за твой счет! – отрезала Света. – Он работает? Работает. Зарплата у него нормальная? Вроде да. Что ему мешает вместе с тобой взять ипотеку на новую, общую квартиру, если ему так хочется «совместного имущества»? А твою однушку можно сдавать, ипотеку гасить. Это было бы по-партнерски. А то, что он предлагает – это чистой воды мошенничество, прикрытое розовыми соплями про любовь.
– Но я люблю его, Свет…
– А он тебя любит? – она посмотрела мне прямо в глаза. – Человек, который любит, не ставит ультиматумы и не пытается тебя обмануть. Он заботится и защищает. А твой Кирилл что делает? Привел маму, чтобы она помогла ему тебя додавить. Это не по-мужски, Арин. Подумай хорошо. Эта квартира – твоя крепость, твоя безопасность. Ты ее потом и кровью заработала. И отдать половину просто за красивые глаза и штамп в паспорте? Ты серьезно?
Слова подруги были жесткими, но справедливыми. Я знала, что она права, но сердце отказывалось в это верить. Неужели мой Кирилл, тот самый, который носил мне ромашки и читал стихи под луной, мог оказаться таким мелочным и расчетливым?
Вечером, когда Кирилл пришел домой, я решила поговорить с ним еще раз. Спокойно, без обвинений. Я встретила его с улыбкой, накрыла на стол его любимую пасту.
– Кир, давай поговорим о квартире, – начала я, когда мы поели. – Послушай, я не хочу, чтобы между нами были недомолвки. Я тебя очень люблю и хочу быть твоей женой. Но переписывать половину квартиры я не буду. Это мое прошлое, моя единственная подушка безопасности. Давай лучше подумаем о будущем. Мы можем начать копить на общую квартиру, побольше. Возьмем ипотеку, когда поженимся.
Он слушал меня, и лицо его становилось все более мрачным. Та мальчишеская улыбка, которую я так любила, исчезла без следа.
– То есть, ты мне отказываешь? – холодно спросил он.
– Я не отказываю тебе. Я предлагаю разумный выход.
– Разумный? – он усмехнулся. – Разумный для тебя! Ты останешься при своем, а я должен буду впрягаться в ипотеку на двадцать лет? Отличный план. Арина, я не понимаю, в чем проблема? Ты просто не хочешь идти мне навстречу. Не хочешь показать, что мы – одна команда. Все мои друзья, кто женился, у них все общее. А ты… ты держишься за свои квадратные метры, как будто это самое главное в жизни.
– Для меня главное – честность, Кирилл! А то, что предлагаешь ты и твоя мама – это нечестно!
– Не смей трогать мою маму! – он повысил голос. – Она желает мне только добра! Она видит, что ты меня не ценишь!
Мы снова ссорились. Слова летели, как камни, раня и оставляя синяки на душе. Я чувствовала себя опустошенной и уставшей. Любовь, которая еще утром казалась мне незыблемой скалой, на глазах превращалась в песок, утекающий сквозь пальцы.
Он снова ушел спать на диван. А я всю ночь не могла уснуть, ворочалась и думала. Вспоминала все три года наших отношений. Были ли еще какие-то тревожные звоночки, которые я пропустила? Да, были. Его нежелание платить за что-то крупное, постоянные разговоры о том, как хорошо было бы иметь пассивный доход, его завистливые комментарии в адрес более успешных друзей. Но я была влюблена и списывала все это на временные трудности и мужские амбиции. А что, если это и была его суть?
Утром он собирался на работу молча, демонстративно гремя посудой. Я тоже молчала. Говорить было не о чем. Когда он уже стоял в коридоре, обуваясь, я не выдержала.
– Кирилл, так не может продолжаться. Мы либо доверяем друг другу и ищем компромисс, либо…
– Я тебе уже сказал свой компромисс! – он резко выпрямился и посмотрел на меня тяжелым, злым взглядом. – Но ты меня не слышишь. Ты уперлась в свою квартиру, и ничего вокруг не видишь! Хорошо. Я дам тебе время подумать. До конца недели. Решай.
Он ушел, хлопнув дверью. А я осталась стоять посреди коридора в полном оцепенении. Он поставил мне ультиматум. Он не просто просил, он требовал. И угрожал. Угрожал отменить свадьбу, о которой мы оба так мечтали.
Следующие несколько дней превратились в ад. Кирилл почти не разговаривал со мной, отвечал односложно. Атмосфера в моей маленькой квартире стала тяжелой, удушливой. Я не могла ни работать, ни есть, ни спать. Я похудела, под глазами залегли темные круги. Я все еще пыталась найти оправдание его поведению. Может, у него проблемы на работе? Может, он боится ответственности? Может, его мама так на него влияет? Я цеплялась за эти «может», как утопающий за соломинку.
В пятницу вечером он пришел домой с бутылкой вина и тортом. Я встрепенулась, внутри затеплилась надежда. Неужели он все понял и хочет помириться?
– Привет, – он попытался улыбнуться, но вышло натянуто. – Давай посидим, поговорим.
Мы сели на кухне. Он разлил вино по бокалам.
– Ариш, я много думал, – начал он вкрадчиво. – Я понимаю, что был резок. Прости. Но и ты меня пойми. Я хочу чувствовать себя уверенно. Хочу, чтобы у нас все было по-настоящему, без секретов и недомолвок. Я люблю тебя и хочу прожить с тобой всю жизнь. И я хочу, чтобы наш дом был действительно нашим.
Он говорил красивые, правильные слова. Но я слышала в них фальшь. Это была очередная манипуляция, последняя попытка надавить на мои чувства.
– Кирилл, мой ответ не изменился, – сказала я тихо, но твердо.
Он нахмурился. Маска любящего жениха начала сползать с его лица, обнажая холодную ярость.
– Я так и знал, – процедил он. – Я так и знал, что для тебя квартира важнее меня. Что ж. Выбор за тобой. Я скажу прямо, без всех этих сантиментов. Свадьба через месяц. У тебя есть время, чтобы сходить к нотариусу и все оформить.
Он сделал глоток вина и посмотрел мне прямо в глаза. Взгляд был чужой, ледяной. И в этот момент он произнес фразу, которая стала для меня точкой невозврата.
– Или эта квартира будет общей, или никакого брака!
Он сказал это. Он произнес этот ультиматум, который обрушил все, что было между нами. В комнате повисла тишина, густая и звенящая. Я смотрела на него, на человека, которого, как мне казалось, я знала и любила, и не узнавала его. В его глазах не было ни любви, ни сожаления, только холодный расчет.
И вдруг мне стало так легко. Будто с плеч упал огромный, тяжелый камень, который я тащила на себе все эти дни. Пелена спала с глаз. Я увидела все предельно ясно: его манипуляции, давление его матери, его мелочность и жадность. Это не было любовью. Любовь не ставит условий. Любовь не требует жертв.
Он ждал моего ответа, уверенный, что я сломаюсь, заплачу, соглашусь на все, лишь бы не потерять его. Он самодовольно смотрел на меня, ожидая своей победы.
Я медленно встала из-за стола, подошла к окну и посмотрела на ночной город. Огни машин, далекие звезды. Мир был таким большим, а я заперла себя в этой маленькой квартире с человеком, который пытался отнять у меня не просто стены, а мою свободу, мою уверенность в себе.
Я повернулась к нему. На моем лице не было слез. Только спокойствие и какая-то звенящая пустота.
– Хорошо, – сказала я.
Он победно улыбнулся.
– Вот и умница! Я знал, что ты сделаешь правильный выбор!
– Да, я его сделала, – кивнула я. – Значит, никакого брака.
Улыбка застыла на его лице. Он смотрел на меня, не веря своим ушам.
– Что? Что ты сказала?
– Я сказала, что выбираю второй вариант твоего ультиматума, – я говорила ровно и четко, удивляясь собственному спокойствию. – Никакого брака. Я не выйду замуж за человека, который ставит мне такие условия. Я не выйду замуж за того, кто пытается меня обмануть и унизить.
– Ты… ты серьезно? – в его голосе прозвучало недоумение и злость. – Ты готова отказаться от меня из-за каких-то сраных стен?
– Это не просто стены, Кирилл. Это моя жизнь. Мой труд. Моя независимость. И я не позволю тебе это отобрать. А теперь, будь добр, собери свои вещи и уходи.
– Да ты… ты пожалеешь! – закричал он, вскакивая. – Ты останешься одна в своей конуре! Кому ты нужна такая, меркантильная стерва?!
Он бросился в комнату, стал вытаскивать из шкафа свои вещи, швыряя их в спортивную сумку. Я молча наблюдала за ним. Мне не было больно. Мне было противно. Будто я три года жила с чужим, незнакомым мне человеком.
Когда он, уже одетый, стоял в дверях, он обернулся.
– Я все расскажу нашим друзьям! Расскажу, какая ты на самом деле! Чтобы все знали!
– Рассказывай, – я пожала плечами. – Те, кто мне действительно друзья, поймут. А мнение остальных меня не волнует. Прощай, Кирилл.
Он выскочил за дверь, со всей силы хлопнув ею так, что стены задрожали.
Я осталась одна. В тишине. Прошла на кухню, взяла недопитый им бокал вина и вылила его в раковину. Потом взяла свой и сделала маленький глоток. Вино было терпким и горьковатым. Как и моя свобода.
Да, я осталась одна. Свадьбы не будет. Не будет белого платья и фаты. Но в тот момент я не чувствовала себя несчастной. Я чувствовала облегчение. Ультиматум, который должен был загнать меня в угол, сломать и подчинить, обернулся моим освобождением. Я выбрала себя. Свою квартиру. Свою жизнь. И впервые за много дней я дышала полной грудью.
Читайте также: