Поезд тронулся, за окном замелькали деревья, и я осторожно устроился на своей нижней полке. Правая рука была в гипсе — совсем недавно я её сломал, и теперь любое движение отдавалось тупой болью. Багаж помогли загрузить друзья перед отправлением, а дальше мне оставалось только одно — сидеть спокойно и ждать прибытия.
В купе нас было четверо: я с рукой в гипсе, напротив меня устроился мужчина лет тридцати пяти, а на верхних полках — две женщины.
Не успел я достать книгу, как одна из женщин — ухоженная, ярко накрашенная, с выразительным взглядом — свесилась сверху и с лёгкой улыбкой произнесла:
— Знаете, мне тут неудобно. Слазить каждый раз — мучение, а вот ваша полка напротив… самое то.
Я поднял глаза, не понимая, к чему она ведёт.
Она слегка кивнула в сторону мужчины, сидевшего напротив.
— Мне бы как раз напротив него сесть. Ну… так уютнее.
Мужчина смутился и уставился в окно, делая вид, что ничего не слышит.
А она продолжила прямо:
— Давайте поменяемся. Вам-то всё равно, с рукой вы всё время сидите, а я бы ехала удобнее. Ну?
Я опешил. Ей мало того, что у меня рука в гипсе? Она всерьёз предлагает взобраться на верхнюю полку, рискуя сорваться лишь потому, что ей приспичило флиртовать?
Просьба или давление?
— Простите, — я поднял глаза и постарался говорить спокойно, — но у меня рука в гипсе. На верхнюю полку я просто не заберусь. Мне реально нужно место внизу.
Женщина поджала губы, но отступать не собиралась.
— Ну что вы такое говорите? — почти с упрёком протянула она. — Вы же всё равно сидите, вам неважно, сверху или снизу. А мне неудобно!
Я кивнул на гипс:
— Мне не то что неудобно, мне физически невозможно. Слезть-подняться — это риск.
Она всплеснула руками:
— Господи, ну и что? Вы же мужчина, справитесь! Я же по-человечески попросила.
С верхней полки рядом вмешалась её соседка — тихая женщина с книгой.
— Может, не стоит? У него рука, он правда не сможет.
Но «просительница» тут же огрызнулась:
— А что такого? Я всего лишь попросила! Он что, из принципа отказывает? Я же не бесплатно — давайте я угощу вас чаем, конфетами.
Я почувствовал, как во мне закипает раздражение.
— Мне не нужны конфеты, — сказал я твёрже. — У меня билет на нижнюю полку, и я никуда не буду пересаживаться.
В купе повисла неловкая тишина. Мужчина напротив откашлялся и отвернулся к окну, явно не желая вмешиваться.
А женщина сверху, прикусив губу, уже начинала превращать свою «просьбу» в открытое давление:
— Понятно. Эгоист. С женщиной даже места не захотел поменять. Всё себе, всё для себя!
Она специально говорила громко, чтобы в коридоре тоже услышали.
Я вдруг понял, что ситуация может перерасти в скандал — и всё только из-за её каприза посидеть напротив мужчины, который ей понравился.
Второй заход
Я думал, что после той сцены в купе женщина угомонится. Ошибался.
Через пару часов я решился выйти в туалет. С гипсом это было целое приключение: подняться, придержать дверь плечом, чтобы не зацепиться. Я сделал шаг в коридор — и тут же наткнулся на неё.
Она будто поджидала меня. Стояла, прислонившись к стене, с тем же кокетливым выражением лица, только теперь в голосе появилась мягкость, почти сладость.
— Послушайте, — начала она тихо, заглядывая мне прямо в глаза. — Ну зачем вы так упрямитесь? Всего лишь полка. Я же не враг вам. Вы видите, что я женщина, мне тяжело там, наверху. А тут ещё и скучно… А так я бы напротив… — она улыбнулась и слегка повернула голову в сторону купе, где сидел её «симпатичный сосед».
Я сжал зубы.
— Я же уже объяснил. У меня рука в гипсе. Мне опасно забираться на верх.
— Да ну! — отмахнулась она. — Я помогу! Я вас поддержу, вещи подам. Вы же молодой, справитесь. Не ведите себя, как старик.
Я почувствовал, как внутри закипает раздражение. Её мягкий голос звучал так, будто она делает мне одолжение, хотя на деле просто пыталась пробить защиту.
— Нет, — сказал я жёстко. — Моё место — нижняя полка. Я заплатил за неё. И менять я его не собираюсь.
Её глаза мгновенно потемнели.
— Значит, по-хорошему не выходит? — прошипела она. — Ну ладно.
Она резко развернулась и ушла обратно в купе, оставив меня в коридоре с неприятным ощущением: эта история ещё не закончилась.
Месть с верхней полки
Вернувшись в купе, я попытался успокоиться. Но в её взгляде, полном холодной злобы, уже читалось: просто так она не отстанет.
Через час, когда я дремал, услышал сверху подозрительный шорох. Открыл глаза — и в тот же миг на моё одеяло что-то упало. Липкое, тёплое. Я дёрнулся и увидел: по простыне растекается кофе.
— Ой! — протянула она сверху, даже не пытаясь скрыть насмешку. — Рука дрогнула… неловко получилось.
Кофе залил и простыню, и край одеяла, капли попали на гипс. Я вскочил, ругаясь, но сделать одной рукой было почти невозможно.
Она же сидела на верхней полке и ухмылялась.
— Ну что ж, теперь точно придётся поменяться. Всё равно бельё грязное.
В купе повисла тяжёлая тишина. Мужчина напротив нахмурился и тихо сказал:
— Девушка, это уже перебор.
Соседка с книгой на верхней полке тоже не выдержала:
— Да вы специально это сделали. Видно же!
Но «мстительница» лишь театрально вздохнула:
— Ой, какие подозрения… Вы думаете, мне делать нечего, как проливать кофе?
Я глядел на неё и чувствовал, как злость кипит до предела. Это уже была не просьба и не каприз — это была подлая попытка вытеснить меня с моего места.
Обидные слова
Я уже собирался встать и идти за проводницей, как вдруг мужчина напротив, тот самый, ради которого всё это затеялось, отложил газету и заговорил. Голос у него был спокойный, но твёрдый, с лёгкой ноткой презрения:
— Знаете что… Я за весь вечер молчал, думал — не моё дело. Но сейчас скажу. Даже если бы вы пересели напротив, даже если бы я остался с вами в одном купе наедине, я бы никогда не захотел строить отношения с такой хамкой.
Её глаза расширились, в них мелькнуло что-то похожее на обиду, но мужчина продолжал:
— Вы пытаетесь добиться внимания подлостью и манипуляцией. Сначала давите на жалость, потом устраиваете сцены, теперь вот проливаете кофе. Это не женственность и не кокетство — это низко.
В купе повисла тишина. Даже соседка с книгой медленно захлопнула томик, будто специально, чтобы подчеркнуть слова.
— Мужчины женщин ценят за уважение и доброту, — добавил он. — А не за такие фокусы.
Женщина густо покраснела. На мгновение показалось, что она хочет огрызнуться, но слова застряли в горле. Она резко отвернулась к стенке, притворяясь, что разговор её не касается.
А я впервые за всю поездку почувствовал облегчение: наконец-то кто-то сказал вслух то, что я сам не мог выразить.
Утреннее молчание
Утро в поезде началось привычно: стук стаканов в подстаканниках, запах заварки и спешные сборы. Но в нашем купе царила особая тишина.
Женщина, устроившая весь цирк накануне, сидела с каменным лицом. Она явно не спала полночи — глаза красные, движения резкие, губы сжаты в тонкую линию. Ни взгляда в мою сторону, ни слова — будто нас и не существовало.
Мужчина напротив спокойно собирал бумаги в портфель. На его лице не было ни злости, ни раздражения, только лёгкая усталость, как у человека, который сделал выводы и закрыл для себя тему.
Соседка с книгой вела себя сдержанно, но я заметил её едва заметную улыбку, когда она взглянула на меня: мол, всё в итоге встало на свои места.
Я осторожно сложил вещи, поправил ремень сумки на плече и невольно отметил: несмотря на испорченное бельё и липкий след от кофе, внутри у меня было чувство победы. Победы не над женщиной, а над её попыткой сделать меня жертвой её прихоти.
Когда поезд замедлился и мы вышли на перрон, она прошла мимо нас, не поднимая глаз, прижимая сумку к груди. Ни слова, ни жеста — только торопливая походка и сгорбленные плечи.
А мы, оставшиеся, переглянулись и разошлись.
В дороге всегда проверяется характер. Кто-то выбирает хитрость и скандал, а кто-то — твёрдость и уважение к другим.