Душный августовский воздух застыл в маленькой однокомнатной квартирке, пахло остывшим борщом и тишиной. Марина перекладывала стопку свежевыглаженного белья, аккуратно раскладывая по полочкам скромный гардероб двух девочек-погодок. Семилетняя Аленка старательно выводила в прописях закорючки, а ее сестра, восьмилетняя Яна, строчила что-то в телефоне, изредка вздыхая и закатывая глаза над задачником.
Тишину разорвал настойчивый звонок в дверь. Не гудок домофона, а прямой, резкий, словно кто-то уже вошел в подъезд и теперь требовал немедленного входа.
— Кому бы в такую жару? — пробормотала Марина, смахивая со лба влажную прядь волос.
Она посмотрела в глазок и замерла. Сердце резко и гулко ударило где-то в горле. За дверью, беззаботно улыбаясь и поправляя солнцезащитные очки, стояла ее мать. Светлана. Женщина, которую девочки не видели три года.
Рука сама потянулась к щеколде, движимая годами выдрессированной вежливости.
— Мама? — голос прозвучал хрипло и неуверенно. — Ты… как ты здесь?
— А что, нельзя на своих внучек посмотреть? — Светлана легко, почти танцуя, вошла в прихожую, окинула взглядом тесное пространство, заставленное детскими велосипедами и коробками с игрушками. — Жарко у вас тут. Кондиционера нет? Ну да, чего я спрашиваю, конечно нет.
Она сняла очки, и Марина увидела ее внимательный, оценивающий взгляд. Таким же он был три года назад, когда она, бросив на столе конверт с деньгами, сказала: «Мне надо пожить для себя, ты же меня поймешь, дочка? Дети — это твой выбор».
Аленка и Яна оторвались от своих занятий и смотрели на незнакомую женщину с одинаковым выражением настороженного любопытства.
— Девочки, это… это ваша бабушка Светлана, — с усилием выдавила Марина.
— Ой, какие уже большие! — Светлана расцвела в улыбке, протянула руки, но девочки не двинулись с места. Яна недоверчиво прижалась к стене, Аленка спряталась за спину матери. — Ну ничего, познакомимся. А я вам гостинцев привезла!
Она с победоносным видом достала из огромной сумки две коробки. В одной лежала кукла с неестественно розовыми щеками, в другой — набор для создания браслетов. Подарки были дорогими, кричащими, купленными явно в последнюю минуту в первом попавшемся детском магазине.
— Спасибо, — тихо сказала Яна, принимая коробку, но не открывая ее.
— Спасибо, — эхом отозвалась Аленка.
— Не за что, мои хорошие! — Светлана прошла в комнату, будто всегда здесь жила, и опустилась на диван. — Мариш, может, чайку? Глоток воды. Ехала к вам, можно сказать, с другого конца света.
Марина молча вышла на кухню, ее руки слегка дрожали. Она слышала, как мать щебетала с девочками, задавая им наигранно-восторженные вопросы: «А в каком вы классе? А на танцы ходите? А пятерки у вас есть?»
Девочки отвечали односложно. Сквозь стенку доносился сдержанный, вежливый гул.
— Вот, — Марина поставила перед матерью стакан с водой со льдом.
— Спасибо, родная. Ой, смотрите, какие у меня внучки умнички! — Светлана сделала большой глоток и вздохнула, будто сбросив тяжелый груз. — Ну, я так понимаю, вы удивлены моим визитом.
— Можно сказать, — сухо ответила Марина, садясь на табурет напротив. — Три года ни звонка, ни весточки. И вдруг — нате вам.
— Мариночка, не начинай, — Светлана поморщилась, будто услышала неприятный звук. — У меня была очень сложная полоса. Искала себя. Но я всегда о вас думала. Поверь.
— Искала себя, — повторила Марина без всякой интонации. Она смотрела на мать — подтянутую, загорелую, в модном платье и с идеальным маникюром. Она не выглядела как человек, переживающий «сложную полосу». Она выглядела так, будто только что с курорта.
— Ну да! — мать оживилась. — Я же тебе говорила, что нужно наверстать упущенное. В молодости не удалось, так хоть сейчас. Путешествовала немного, училась… На курсы живописи ходила, представляешь? В общем, теперь я вернулась. Готова наверстывать упущенное с семьей.
— С какой семьей? — не удержалась Марина. — У тебя есть семья?
Светлана сделала вид, что не расслышала колкости. Она повернулась к девочкам.
— А вы чего притихли? Игрушки свои покажите бабушке! Я вот не была у вас ни на одном утреннике, ни на одном выступлении. Надо это срочно исправлять!
Яна наконец подняла глаза от коробки с куклой.
— А почему ты не приходила раньше?
Вопрос повис в воздухе, простой и недетский по своей прямолинейности. Светлана на секунду смутилась.
— Я была далеко, солнышко. Очень далеко.
— В другой стране? — не отступала Яна.
— Ну… в некотором смысле, да, — нашлась Светлана. — Но теперь я здесь. И мы будем часто видеться! Я буду приходить к вам, водить вас в кино, в парк…
— Мама, — тихо, но твердо сказала Марина. — Пойдем, поговорим на кухне. Девочки, идите, дорешайте задачки.
Девочки, почуяв напряжение, не стали спорить. Они ушли в комнату, прикрыв за собой дверь.
Марина обернулась к матери, прислонившейся к холодильнику.
— Какой еще парк? Какые кино? С чего ты вдруг решила, что можешь вот так вот взять и появиться, как будто ничего не было?
— Я же объяснила! Я твоя мать, в конце концов! — в голосе Светланы впервые прозвучали нотки раздражения. — У меня есть право видеться с внучками.
— Какое право? — Марина засмеялась, и этот смех прозвучал горько и устало. — Право появляться раз в три года с дешевыми подарками? Право бросать нас, когда вздумается? Ты хоть представляешь, что было эти три года? Как я одна тянула двух детей на свою учительскую зарплату? Как они болели, как плакали по ночам и спрашивали, где бабушка? А я не знала, что им ответить! Говорила, что ты в командировке. А потом перестала говорить вообще.
— Не надо драматизировать, — отмахнулась Светлана. — Я же вижу, вы прекрасно справились. Квартирка у вас… уютная. Девочки выглядят хорошо. Значит, все было не зря.
— Не зря? — Марина смотрела на нее, не веря своим ушам. — Для кого не зря? Для тебя?
— И для меня в том числе! — Светлана выпрямилась. — Мне тоже было несладко, поверь. Но теперь я свободна, полна сил и хочу быть частью их жизни.
— Их жизнь уже давно сформирована. Без тебя. Они привыкли. Я привыкла.
— Это неправильно! — всплеснула руками Светлана. — Им нужна бабушка! Нужен старший друг, опытный человек…
— Опытный? — Марина снова рассмеялась. — В чем? В том, как сбежать от проблем?
Лицо Светланы потемнело.
— Ты не должна так со мной разговаривать. Я твоя мать.
— Ах ты вдруг вспомнила, что у тебя две дочери? — голос Марины дрогнул. — Ты знаешь, какого числа у Яны день рождения? Какую кашу любит Алена на завтрак? На какой секции по единоборствам она занимается? Кто у них классная руководительница? Ты знаешь, что Яна до сих пор боится грозы? Что Алена не ест мандарины, потому что один раз подавилась?
Светлана молчала, ее уверенность наконец начала таять.
— Нет, — тихо сказала Марина. — Ты не знаешь. Потому что тебя не было. Ты не звонила, не спрашивала. Ты прислала три открытки за все время. Из Турции, с Тенерифе и из Таиланда. Я их сохранила. На память. Чтобы девочки знали, где их бабушка искала себя.
— Марина, я… я понимаю, что была не права. Но дай мне шанс все исправить. Я хочу наверстать упущенное.
— Ничего нельзя наверстать, мама. Ты пропустила три года. Это не пауза в фильме, которую можно перемотать. Они выросли без тебя. И я… я справлялась без тебя.
В дверь робко постучали.
— Мам, можно я посмотрю мультик? — пропищал голосок Алены.
— Иди, включай, — Марина не отводила взгляда от матери.
Девочка проскользнула в комнату, и через секунду из-за двери послышались знакомые заставки.
Светлана тяжело вздохнула.
— Хорошо. Я понимаю, ты злишься. Это справедливо. Но я не уйду. Я сняла квартиру неподалеку. На месяц. Я буду пытаться. Ходить к вам. Звонить. Приносить гостинцы. Пока вы не привыкнете.
— Мы и так привыкли. К твоему отсутствию.
— Привыкните к присутствию! — снова зазвенел голос Светланы. Она подошла к зеркалу в прихожей, поправила прическу. — Я завтра зайду. В субботу. Возьму девочек в зоопарк. Или в цирк. Решай сама.
Она не спрашивала. Она сообщала.
— У Яны тренировка, а у Алены — уроки музыки, — холодно сказала Марина.
— Перенеси! — Светлана уже открывала дверь. — Это же важнее каких-то уроков. Общение с бабушкой. До завтра, родные!
Дверь захлопнулась. Марина осталась стоять посреди прихожей, слушая, как за стеной стихает материнский легкий, быстрый шаг. Потом она медленно вернулась в комнату. Девочки смотрели на нее.
— Она правда наша бабушка? — спросила Яна.
— Да.
— А почему она раньше не приходила?
— У нее были… другие дела.
— А она теперь будет приходить всегда? — в голосе Алены слышалась тревога.
Марина села на диван между ними, обняла за плечи.
— Не знаю, девочки. Не знаю.
На следующий день Светлана появилась ровно в одиннадцать, снова с пакетами. На этот раз с пирожными и соком.
— Внученьки, я пришла! Кто со мной в зоопарк?
Девочки переглянулись. Им, безусловно, хотелось в зоопарк. Но они смотрели на мать.
— У них планы, мама, — сказала Марина.
— Какие еще планы? — надула губы Светлана. — Суббота же! Время для семьи.
— У Яны тренировка. Она готовится к соревнованиям. Это очень важно для нее.
— Ну и что? Один раз можно пропустить!
— Нельзя, — твердо сказала Яна. — Тренер будет ругаться. И я подведу команду.
Светлана смутилась.
— Ну ладно… А ты, Аленка?
— У меня… с подругой договоренность, — соврала Алена, глядя в пол.
Марина знала, что никакой договоренности не было. Девочка просто боялась оставаться наедине с незнакомой бабушкой.
— Вот как, — Светлана явно была оскорблена. — Ну тогда я с вами посижу. Помогу по хозяйству.
Она сняла куртку и направилась на кухню. Марина молча последовала за ней. Последующие два часа были пыткой. Светлана мыла посуду, громко стучала тарелками, потом решила подмести пол, подняв при этом невероятную пыль. Она без умолку рассказывала о своих путешествиях, о том, какая интересная жизнь у людей в других странах, какие там умные дети и какие свободные отношения в семьях.
Девочки сидели, притихшие, и смотрели телевизор. Марина готовила обед, сжимая пальцами разделочный нож до побеления костяшек.
Наконец Светлана собралась уходить.
— Ну что ж, я завтра зайду. В воскресенье. Уж в воскресенье-то вы свободны?
— Мы едем в парк, — быстро сказала Марина. — Всей семьей. У нас традиция.
— Отлично! Я составлю вам компанию! — объявила Светлана и, не дожидаясь возражений, скрылась за дверью.
Марина опустилась на стул. Она чувствовала себя так, будто ее квартиру оккупировал жизнерадостный, неудержимый и совершенно чужой человек.
Воскресенье было похоже на странный, нервный спектакль. Светлана, одетая в белоснежные брюки и шелковую блузку, выглядела среди детских качелей и песочниц как инопланетянка. Она пыталась катать девочек на карусели, но те отнекивались. Она покупала им сладкую вату, но они ели ее без энтузиазма.
— Мам, можно мы пойдем на батуты? — попросила Яна, глядя на Марину, а не на бабушку.
— Конечно, — кивнула та.
Светлана достала кошелек.
— Я оплачу! Сколько стоит?
— Не надо, мама, — Марина уже достала свою скромную сумку. — У меня есть.
— Не упрямься! Я же бабушка, я хочу их порадовать!
— Ты их и так радуешь своим присутствием, — съязвила Марина, но Светлана пропустила это мимо ушей.
Она уплатила за полчаса прыжков и стояла рядом с Мариной, наблюдая, как девочки визжат от восторга.
— Видишь, как им весело, — удовлетворенно сказала она. — Им нужно такое. Нужно больше развлечений, больше впечатлений. Сидеть в своей однушке… это же скучно.
— У них есть все необходимое, — холодно ответила Марина.
— Необходимое — это не только еда и крыша над головой. Это еще и досуг, развитие. Я, например, в их возрасте уже…
Марина перестала слушать. Она смотрела на своих дочерей, на их счастливые, раскрасневшиеся лица, и думала о том, что этот воскресный день мог бы быть идеальным, если бы не навязчивое, чужеродное присутствие.
Вечером, когда они вернулись домой, Светлана наконец уехала, пообещав зайти «уже завтра, после работы». Марина, вымыв девочек и уложив их спать, сидела на кухне и пила чай, чувствуя себя абсолютно разбитой. Она не могла так больше. Ей нужно было защитить свое пространство, свой хрупкий, выстраданный мирок.
На следующий день она ждала. Ждала с тем же чувством, с каким ждешь неизбежной катастрофы. Но Светлана не пришла. Не пришла и послезавтра. Прошла неделя. Тишина.
Марина сначала удивилась, потом начала волноваться. А вдруг что-то случилось? Она набрала номер матери, который не набирала три года.
— Алло? — бодрый голос Светланы прозвучал уже после первого гудка.
— Мама, это ты. Ты… все в порядке?
— Конечно, родная! А что?
— Да так… Ты пропала. Думала, может, что-то случилось.
— Ой, нет-нет! Просто познакомилась здесь с одной замечательной компанией. Такие интересные люди! Художники, поэты… Мы сейчас проект один замутили, арт-вечеринку. Я вся в делах, времени ни на что не хватает! Как мои девочки?
— Все хорошо, — растерянно сказала Марина.
— Прекрасно! Целую их крепко-крепко! Перезвоню как-нибудь на днях, обязательно заскочу! Пока!
Трубка бросила короткие гудки. Марина медленно опустила телефон. Она сидела и смотрела в стену, и чувство, которое ее переполняло, было странной смесью облегчения и… обиды. Обиды за себя и за девочек. Они снова оказались не интересны. Нашлось что-то более увлекательное.
Через две недели Светлана все же «заскочила». На десять минут. Она пахла дорогими духами и говорила очень быстро.
— Внученьки, я к вам на минутку! Вот, привезла вам… — она сунула им в руки по коробке с дорогими шоколадными наборами. — Как вы? Все хорошо? Учитесь? Молодцы! Мариш, ты выглядишь уставшей. Тебе надо отдыхать больше. Ладно, я бегу, у нас встреча! Целую!
И она исчезла, оставив после себя лишь сладкий шлейф духов и недоумевающих девочек с шоколадками в руках.
— Она уже ушла? — спросила Алена.
— Да, — ответила Марина. — У нее дела.
С этого визиты стали редкими, короткими и всегда шумными. Светлана врывалась, осыпала всех комплиментами и подарками, громко рассказывала о своих новых «проектах» и так же стремительно исчезала. Девочки постепенно привыкли. Они уже не пугались, а просто с любопытством наблюдали за этим ярким вихрем, который иногда возникал в их доме.
Однажды вечером, когда Марина проверяла у Алены домашнее задание, девочка неожиданно спросила:
— Мам, а бабушка Светлана… она ненастоящая?
— Почему это? — удивилась Марина.
— Ну, она как… как клоун в цирке. Приходит, показывает фокусы, все смеются, и уходит. А настоящие бабушки… они другие. Как у Кати в соседнем подъезде. Та всегда дома, печет пироги и вяжет носки.
Марина улыбнулась, погладила дочь по голове.
— Бабушки бывают разными, рыбка. Просто наша… она вот такая.
— Она странная, — заключила Яна, не отрываясь от учебника. — Но подарки она дарит хорошие.
Марина поняла, что девочки приняли ситуацию. Они не видели в Светлане бабушку. Они видели эксцентричную тетю, которая иногда их навещает. И это было… нормально. Так даже было легче.
Осенью Светлана пропала снова. На этот раз надолго. Не отвечала на звонки. Марину это уже не удивляло и почти не тревожило. Она жила своей жизнью: работа, дети, домашние хлопоты.
Поздним ноябрьским вечером, когда за окном хлестал дождь, раздался звонок. Марина подумала, что это кто-то ошибся номером. Но звонок повторился.
— Алло?
— Мариночка… — голос в трубке звучал тихо, сдавленно и совсем не похоже на прежнюю бодрую Светлану. — Это я.
— Мама? Что-то случилось?
— Можно я… можно я к тебе приеду? Ненадолго. Мне нужно поговорить.
Голос звучал так потерянно и несчастно, что Марина, против своей воли, сжалась.
— Приезжай.
Через полчаса в дверь позвонили. На пороге стояла Светлана. Но это была не та ухоженная, сияющая женщина. Она была без макияжа, волосы ее растрепались от дождя, на плечи была накинута старая, помятая куртка. Она вошла и молча села на табурет в прихожей, будто у нее подкосились ноги.
Марина молча повесила ее мокрую куртку, принесла полотенце.
— Что случилось? — спросила она, садясь напротив.
Светлана не поднимала глаз.
— Все. Все случилось, — она протерла лицо полотенцем. — Эти люди… мои «друзья»… Они оказались мошенниками. Обещали золотые горы, втянули в какую-то аферу с краудфандингом… В общем, все мои деньги… все, что я отложила… они все забрали. И исчезли.
Она замолчала, глотая воздух.
— А квартира? — тихо спросила Марина. — Ты же снимала…
— Я не платила два месяца. Хозяйка выставила вещи. Все, что осталось, вот здесь, — она ткнула пальцем в свою огромную сумку. — Мне некуда идти, Марина.
Она наконец подняла на дочь глаза, и в них стоял такой ужас, такая беспомощность, что Марину передернуло. Она впервые видела свою мать такой — сломленной, униженной, по-настоящему несчастной.
— Я не знаю, что делать, — прошептала Светлана. — Я осталась совсем одна.
Марина смотрела на нее. Она помнила все обиды, всю боль, все слезы своих дочерей. Она помнила свои ночи без сна. И она чувствовала… пустоту. Ни злости, ни желания мстить. Только усталость и горькую, леденящую пустоту.
— Ты можешь остаться здесь, — услышала она свой собственный голос. — На ночь. На диване.
Светлана кивнула, не в силах говорить.
Марина постелила на диван старое одеяло, принесла подушку.
— Утром подумаем, что делать.
Она ушла в комнату к девочкам, прикрыла за собой дверь и прислушалась. Из-за двери доносился тихий-тихий плач. Плакала ее мать. Та самая сильная, независимая Светлана, которая всегда знала, чего хочет от жизни.
Утром Марина разбудила девочек, отвела их в школу. Когда она вернулась, Светлана уже сидела на кухне, пила чай. Она помытая, причесанная, но глаза были красными и опухшими.
— Спасибо, что пустила, — тихо сказала она.
— Не за что, — Марина принялась готовить завтрак. — Что собираешься делать?
— Не знаю, — честно призналась Светлана. — Искать работу, наверное. Искать комнату. Но с работой тут туго… а на комнату нужны деньги.
Марина молча поставила перед ней тарелку с омлетом.
— Ешь.
Они завтракали в тишине. Потом Марина собралась на работу.
— Ключ под ковриком. Если уйдешь — положи его обратно.
Весь день она думала о матери. О той пустоте в ее глазах. Вечером, вернувшись, она обнаружила, что в квартире прибрано. Пол подметен, посуда вымыта, даже ее старая футболка, валявшаяся на стуле, была аккуратно сложена.
Светлана сидела на диване и смотрела в окно.
— Я подумала… Может, я могла бы посидеть с девочками? Пока ты на работе. Чтобы ты за меня не платила. Я бы водила их на кружки, встречала из школы…
Марина посмотрела на нее. Это была не та напористая, требовательная женщина. Это была просящая, сломленная жизнью женщина.
— Хорошо, — сказала Марина. — Попробуем.
Так начались их новые, странные отношения. Светлана осталась жить на диване. Она старалась быть полезной: убиралась, готовила простые блюда, встречала девочек из школы. Сначала девочки сторонились ее. Но постепенно, видя ее тихую, ненавязчивую заботу, стали привыкать.
Как-то раз Алена пришла из школы расстроенная.
— Контрольную завалила по математике, — хныкала она, уткнувшись в бабушкино плечо.
И Светлана, к удивлению Марины, не стала читать лекций о важности учебы. Она просто обняла внучку и сказала:
— Ничего, солнышко. Бывает. Вечером порешаем вместе, подготовимся к пересдаче.
И они действительно сидели вечером и решали задачи. И Светлана, которая когда-то хвасталась своими курсами живописи, оказалась неплохим математиком.
Прошло несколько недель. Однажды вечером, укладывая Алену спать, девочка обняла ее за шею и прошептала:
— Ты знаешь, бабуля, ты совсем не похожа на клоуна.
— На кого? — удивилась Светлана.
— Так я раньше думала. Что ты как клоун — пришла, ушла. А ты… ты настоящая.
Светлана вышла из комнаты, ее глаза блестели. Марина, мывшая на кухне посуду, увидела это.
— Что-то случилось? — спросила она.
— Нет, — Светлана отвернулась, чтобы скрыть слезы. — Все хорошо. Просто… просто Алена сказала мне что-то очень приятное.
Марина кивнула. Она видела, как меняется мать. Как исчезла ее напускная яркость, осталась какая-то тихая, будто приглушенная искренность. Она уже не пыталась «развлекать» и «дарить впечатления». Она просто была рядом. Готовила кашу. Зашивала оторванную пуговицу на школьной форме Яны. Сидела с ними вечерами, когда Марина задерживалась на родительском собрании.
Они не говорили о прошлом. Не было громких примирений и извинений. Просто жизнь продолжалась. Однажды Светлана нашла работу. Не престижную и высокооплачиваемую, а скромную должность кассира в небольшом магазине неподалеку.
— Нашла, — сообщила она вечером за ужином. — Выхожу послезавтра.
— Поздравляю, — сказала Марина.
— Спасибо.
Еще через месяц Светлана сняла себе комнату в коммуналке в соседнем доме.
— Я съезжу в выходные, перевезу вещи, — сказала она. — Спасибо тебе, дочка, что приютила меня в трудную минуту.
— Не за что, — ответила Марина.
В субботу Светлана упаковала свои нехитрые пожитки в ту самую большую сумку. Девочки помогали ей, теперь они уже без стеснения болтали с ней, смеялись, советовали, какие вещи брать, а какие можно оставить «на потом».
— Бабуля, а ты будешь к нам приходить? — спросила Алена, когда сумка была уже застегнута.
— Конечно, буду! — Светлана обняла ее. — Если вы не против.
— Мы не против, — серьезно сказала Яна. — Только ты теперь не пропадай, ладно?
— Я не буду пропадать, — тихо пообещала Светлана. — Я всегда буду рядом.
Она посмотрела на Марину, стоявшую в дверном проеме. В ее взгляде была благодарность и та самая, настоящая, не показная любовь, которой так не хватало все эти годы.
— Приходи на ужин в воскресенье, — неожиданно для себя сказала Марина. — Я котлеты сделаю. Твои любимые, с грибами.
Светлана улыбнулась, и в этой улыбке не было ни капли былой наигранности.
— Обязательно приду.
Она вышла за дверь, и на этот раз ее шаги за дверью были не легкими и быстрыми, а твердыми и неторопливыми. Шагами человека, который наконец-то нашел свое место. Не на другом конце света, а здесь, в соседнем доме.
Марина вернулась в квартиру. Было тихо. Девочки уже смотрели телевизор. Она подошла к окну, выглянула на улицу. Шел мелкий, колючий снег. Первый снег этой зимы. Он застилал грязный асфальт чистым, белым покрывалом, скрывая прошлое и давая начало чему-то новому.
Она знала, что путь к настоящему доверию будет долгим. Что шрамы от старых ран еще долго будут болеть. Но первый, самый трудный шаг был сделан. Не с громкими словами и подарками, а с тихой благодарностью, миской горячей каши и обещанием, данным ребенку: «Я не буду пропадать».
И это было самое честное и самое дорогое обещание из всех, что она слышала от своей матери. Оно стоило дороже всех коробок с куклами и походов в зоопарк. Оно стоило долгого ожидания и многих слез. Но оно того стоило.
Читайте также: