— Да пошли вы все к чертовой матери! — Виолетта швырнула телефонную трубку на кухонный стол так, что та подпрыгнула и со звоном упала на пол. — Опять эта твоя мамаша! Опять деньги!
Дима замер в дверном проеме с пакетом молока в руках. Жена стояла спиной к нему, плечи вздрагивали от ярости. Волосы растрепались, выбились из хвоста — верный признак того, что разговор был не из приятных.
— Что случилось? — осторожно спросил он, ставя молоко на подоконник.
Виолетта развернулась резко, как хищница. Глаза горели.
— А то ты не знаешь! Твоя драгоценная мамочка опять просит денег. На этот раз тетя Ира заболела, и нужно срочно сорок тысяч на операцию. Сорок тысяч, Дима! У нас ипотека, кредит за машину, а твоя семейка решила, что мы — банк какой-то!
— Но если тетя Ира действительно...
— Заткнись! — рявкнула Виолетта. — Запомни, дорогой! Я не собираюсь подстраиваться под твою родню и решать их проблемы с деньгами! Хватит с меня этого цирка!
Дима опустился на стул. Знакомое чувство безысходности накатило волной. Между женой и матерью он всегда оказывался как между молотом и наковальней.
— Вика, ну послушай...
— Не Вика мне! — Она хлопнула ладонью по столу. — Два года назад дядя Петя просил на свадьбу дочери. Мы дали пятнадцать тысяч. Видели мы эти деньги? А год назад твоя мать «заняла» на ремонт крыши двадцать пять тысяч. Где они?
Виолетта ходила по кухне, как тигрица в клетке. Каблуки стучали по линолеуму — цок-цок-цок. Этот звук всегда предвещал бурю.
— А теперь снова! И знаешь, что меня больше всего бесит? — Она остановилась прямо перед ним, уперла руки в бока. — То, что она даже не мне звонит! Через тебя все передает, как через секретаря! Будто я не жена, а так... приложение к банковскому счету!
— Мама просто стесняется...
— Стесняется? — Виолетта зашлась злым смехом. — Зинаида Васильевна стесняется? Та самая женщина, которая при знакомстве с моими родителями заявила, что квартира у нас маленькая, а машина старая?
Дима вздохнул. Этот эпизод Виолетта вспоминала регулярно, как старую занозу в сердце.
— Вика...
— А помнишь, как она на нашей свадьбе всем рассказывала, что я выбрала слишком простое платье? И что торт не того размера? — Голос Виолетты становился все выше, почти срывался. — И это та женщина, которая теперь стесняется попросить у меня денег?
Телефон на полу противно зазвонил. Дима машинально потянулся к нему, но жена быстрее. Она подняла трубку, посмотрела на экран и фыркнула.
— Зинаида Васильевна собственной персоной. Как я и думала.
Виолетта нажала на красную кнопку, отклонив вызов. Дима болезненно поморщился.
— Зачем ты это сделала? Может, что-то серьезное...
— Серьезное? — Виолетта подошла к окну, скрестила руки на груди. — Единственное, что серьезно — это то, что твоя семья считает нас дойными коровами. И знаешь что, Дима? Мне это надоело. До чертиков надоело!
Она повернулась к нему лицом. В глазах плескалась такая усталость, что Дима почувствовал укол вины.
— Я работаю по десять часов в день. Веду дом, готовлю, стираю, убираю. У меня нет времени на отдых, нет денег на себя. А ваша родственница требует сорок тысяч! На какие такие деньги, Дима? На те, что я откладываю на новый холодильник? Или на те, что копим на отпуск?
Дима молчал. Что он мог сказать? Что мать действительно злоупотребляет их добротой? Что тетя Ира каждый год находит новую болезнь, требующую немедленного лечения? Что дядя Петя пропивает больше, чем зарабатывает?
— А знаешь, что самое обидное? — продолжала Виолетта, и в ее голосе послышались нотки отчаяния. — То, что ты даже не защищаешь меня. Никогда. Мама попросила — значит, надо дать. Мама сказала — значит, правда. А что думает твоя жена, никого не интересует.
Телефон снова зазвонил. На этот раз Дима успел быстрее. На экране светилось: «Мама».
— Димочка, милый, — сразу же заголосил знакомый голос в трубке. — Ты же понимаешь, как нам тяжело! Ирочка лежит, врачи говорят...
Дима посмотрел на жену. Виолетта стояла к нему спиной, смотрела в окно. Плечи ее были напряжены, как струна.
— Мам, — тихо сказал он в трубку. — Мам, не сейчас. Я тебе перезвоню.
— Но Димочка...
— Перезвоню, мам.
Он отключился и положил телефон на стол. Виолетта так и не повернулась.
— Что сказала мать? — спросила она, не оборачиваясь.
— То же самое. Про тетю Иру, про операцию...
— И ты, конечно, дашь ей эти деньги.
Это не был вопрос. Это было утверждение, горькое и безнадежное.
— Вика...
— Не надо, Дима. — Она наконец обернулась. На глазах блестели слезы. — Просто не надо ничего говорить. Я все поняла. Твоя мама важнее твоей жены. Твоя родня важнее нашей семьи. Твое спокойствие важнее моих нервов.
Она вытерла глаза тыльной стороной ладони и направилась к двери.
— Куда ты?
— Спать. А ты звони своей мамочке и обещай ей все, что она хочет. Как обычно.
Дверь хлопнула. Дима остался один на кухне, с молчащим телефоном и грузом семейных проблем на плечах.
Через неделю они поехали на дачу. Идея была Димина — мол, надо отдохнуть, проветриться, забыть о проблемах. Виолетта согласилась неохотно. После того скандала они почти не разговаривали, только по необходимости — передай соль, купи хлеба, когда придешь домой.
— Может, мамку твою тоже позовем? — съязвила Виолетта, укладывая в сумку купальник. — Заодно всю родню. Устроим семейный совет по поводу денег.
— Вика, хватит. Едем одни.
— Ага, пока одни.
Предчувствие ее не обмануло. На даче их уже ждала машина дяди Пети — старенькая «девятка» с заржавевшим крылом. А из калитки выходила тетя Ира, вовсе не больная, а бодрая и румяная.
— Вот сволочь, — выдохнула Виолетта.
— Димочка! — завизжала тетя Ира, семеня по дорожке. — Какой же ты красивый стал! А Виолеточка какая загорелая!
Дима вылез из машины, натянуто улыбнулся. Виолетта осталась сидеть, сжав руль так, что суставы пальцев стали белыми.
— Тетя Ир, а как же операция? — спросил Дима.
— А, это... — Ира махнула рукой. — Оказалось, не так все страшно. Врач сказал, можно и без операции. Таблеточки попить.
Виолетта вышла из машины. На лице застыла вежливая маска, но глаза полыхали.
— Как хорошо, что все обошлось, — сказала она сладким голосом. — А то Дима уже собирался занимать деньги под проценты.
Тетя Ира засуетилась, зашелестела пакетами.
— Я картошечки принесла, и огурчики свежие. Петя мясо купил, шашлычки будем делать. Праздник устроим!
Из дома вышел дядя Петя с бутылкой пива в руке. Лицо красное, довольное.
— О, молодежь приехала! — заорал он. — Димон, брат, как дела? Жарить будем или как?
— Петь, ты уже пьешь? — нахмурился Дима.
— Да так, одну баночку. Для аппетита.
Виолетта молча понесла сумки в дом. Дима пошел следом.
— Ты же говорил, что едем одни! — зашипела она на кухне.
— Я не знал! Они сами приехали!
— Конечно, не знал. И мясо дядя Петя случайно купил. И картошку тетя Ира случайно принесла. Все случайно!
— Ну что ты хочешь от меня? Выгнать их?
— А почему бы и нет?
Дима растерянно посмотрел на нее. Виолетта фыркнула и принялась доставать из сумок продукты, громко хлопая дверцами шкафов.
К вечеру во дворе разгорелся мангал. Дядя Петя, уже основательно захмелевший, командовал процессом жарки шашлыков. Тетя Ира накрывала стол, причитая над каждой тарелкой.
— Виолеточка, милая, садись, отдыхай. Ты так устало выглядишь.
— Работаю много, — коротко ответила Виолетта.
— Да что ты работаешь! — махнул рукой дядя Петя, переворачивая мясо. — Бумажки там всякие перекладываешь. Вот раньше работа была — на заводе стоишь с утра до ночи!
Виолетта медленно подняла голову. В глазах что-то опасно блеснуло.
— Бумажки?
— Ну да, — дядя Петя продолжал, не замечая тона. — В офисе сидишь, кондиционер работает. Красота! А мы вот всю жизнь руками...
— Петя, замолчи, — тихо сказал Дима.
— А чего молчать? Я что, неправду говорю?
Дядя Петя отпил из бутылки пива и продолжил:
— Да вы, молодежь, избалованные совсем. Деньги вам подавай, удобства всякие. А помочь родным — фиг вам! Тетя Ира болеет, а вы...
— Как болеет? — взорвалась Виолетта. — Она же сама сказала, что операция не нужна!
— Ну... так-то оно так, но профилактику никто не отменял, — забормотал дядя Петя.
— Профилактику за сорок тысяч?
Виолетта встала из-за стола. Дима потянулся к ее руке, но она отдернула.
— Знаете что, дорогие родственнички? — Голос ее звучал опасно спокойно. — Хватит этого театра. Мы с Димой работаем как проклятые, чтобы свести концы с концами. У нас кредиты, у нас расходы, у нас своя жизнь! А вы каждый месяц находите новый повод содрать с нас деньги!
— Виолетта! — осадила ее тетя Ира. — Как ты разговариваешь со старшими!
— А как надо разговаривать с теми, кто нас за лохов держит? — Виолетта засмеялась, но смех был нехороший. — Год назад дядя Петя "занял" на ремонт крыши. Где крыша, Петр Николаевич? А, пропили?
Дядя Петя покраснел еще больше.
— Ты что себе позволяешь, стерва?
— Петя! — дернул его за рукав Дима.
— Нет, пусть говорит! — заорал дядя Петя, размахивая шампуром. — Стерва обнаглела совсем! На родственников наезжает!
— А ты что, не стерва? — Виолетта сделала шаг вперед. — Пьяница чертов! Всю жизнь по чужим карманам лазишь! И семью свою в это втянул!
— Тише вы! — заплакала тетя Ира. — Соседи услышат!
— Да пусть слышат! — Виолетта была уже вне себя. — Пусть знают, какие у нас замечательные родственники! Которые под видом болезней выкачивают из нас деньги!
Дядя Петя шагнул к ней, пошатываясь.
— Повтори еще раз!
— Петя, стой! — Дима встал между ними.
— А то что? — Виолетта не отступала. — Ударишь? Так ты же не только алкоголик, но еще и рукоприкладством занимаешься…
Дядя Петя замахнулся, но Дима перехватил его руку.
— Все! Хватит! Петя, остынь! Вика, прекрати!
— Я прекращу! — Виолетта схватила сумочку. — Прекращу этот позор раз и навсегда!
Она пошла к калитке. Дима кинулся следом.
— Вика, стой! Куда ты?
— Домой! А ты оставайся со своими дорогими родственничками! Пей с ними, жарь им шашлыки, давай деньги! Только без меня!
Она хлопнула калиткой и пошла по дороге к автобусной остановке. Дима постоял, потом повернулся к дяде Пете и тете Ире.
— Вы довольны? — спросил он тихо.
Дядя Петя отвернулся. Тетя Ира всхлипнула.
— Димочка, мы же не хотели...
— Хотели. Именно хотели.
Дима тоже пошел к калитке. Шашлыки догорали на мангале, а семейный мир превратился в пепел.
Дима догнал Виолетту у остановки. Она сидела на скамейке, курила — привычка, которую бросила три года назад, но в стрессовые моменты возвращалась к ней.
— Где взяла сигареты? — спросил он, садясь рядом.
— У водителя маршрутки купила. — Она не смотрела на него, дымила в темноту. — Хорошо, что хоть деньги на сигареты у меня есть. Пока твоя родня их не потребовала.
Дима молчал. Что он мог сказать? Что дядя Петя действительно пропил деньги на крышу в первую же неделю? Что тетя Ира каждый месяц находит новую "болезнь", как только у них появляется свободная копейка? Что мать звонит ему на работу и плачет в трубку, когда он отказывается давать деньги?
— Ты знаешь, что меня больше всего убивает? — Виолетта затянулась и медленно выпустила дым. — Не то, что они врут. Не то, что тянут из нас деньги. А то, что ты всегда на их стороне.
— Я не на их стороне...
— Дима, не ври. — Она наконец посмотрела на него. В свете фонаря лицо казалось осунувшимся, постаревшим. — Каждый раз, когда они просят деньги, ты сначала спрашиваешь не "на что им", а "сколько дать". Каждый раз, когда я возражаю, ты говоришь: "Ну это же родня". Каждый раз ты выбираешь их спокойствие, а не мое.
Автобус показался вдалеке, фары резали темноту.
— И знаешь что? — Виолетта встала, затушила сигарету каблуком. — Я устала быть плохой. Устала быть той, которая жадная, которая не понимает семейных ценностей, которая разрушает родственные связи. Пусть теперь кто-то другой будет плохим.
— Что ты хочешь этим сказать?
Автобус остановился, двери с шипением открылись. Виолетта поднялась по ступенькам, обернулась.
— А то, что я больше не буду играть в эту игру. Хочешь давать деньги своей родне — давай. Только из своей зарплаты. Мои доходы — теперь только мои.
— Вика...
Двери закрылись. Автобус тронулся, увозя жену в ночь. Дима остался стоять на пустой остановке.
Прошло два месяца
Виолетта сдержала слово — открыла отдельный счет, куда переводила свою зарплату. На общие расходы — продукты, коммунальные — она давала ровно половину. Не больше, не меньше.
Дима понял, что она была права, когда на третьей неделе сентября позвонила мать.
— Димочка, милый, у Пети беда. Машина сломалась, а ему на работу ездить надо...
— Сколько нужно? — устало спросил Дима.
— Ну... тысяч тридцать бы хватило...
Дима посчитал. После всех обязательных трат у него оставалось двадцать две тысячи до следующей зарплаты. Из них пятнадцать он откладывал на отпуск.
— Мам, у меня нет таких денег.
— Как нет? А Виолетта?
— Виолетта тут ни при чем.
— Димочка, ну что ты! Она же зарабатывает хорошо! И потом, мы семья...
— Мам, — перебил Дима. — Мам, а помнишь, ты год назад просила на крышу? Где эти деньги?
Долгая пауза.
— Ну... у Пети тогда проблемы были...
— Какие проблемы?
— Да так... личные...
— Пропил, да?
Еще одна пауза, еще длиннее.
— Димочка, ну зачем ты так? Он же исправился...
— Мам, — сказал Дима тихо. — Мам, я больше не могу.
И повесил трубку.
Вечером он рассказал Виолетте о разговоре. Она слушала молча, помешивая суп на плите.
— И что ты чувствуешь? — спросила она, когда он закончил.
— Вину. И облегчение одновременно.
Виолетта выключила плиту, повернулась к нему.
— Знаешь, а я больше не чувствую себя плохой. Впервые за три года.
— Мне звонила тетя Ира. Сказала, что ты меня настроила против семьи.
— И что ты ответил?
— Что семья — это мы с тобой. А они... они просто родственники.
Виолетта подошла к нему, обняла за плечи.
— А теперь скажи мне честно — ты жалеешь о своем решении?
Дима подумал. Вспомнил все эти годы постоянных просьб, займов, которые никогда не возвращались, упреков в жадности и черствости. Вспомнил, как Виолетта плакала после каждого такого разговора, как он разрывался между женой и матерью, как рушилась их семья.
— Нет. Не жалею.
Она поцеловала его в макушку.
— Тогда мы справимся. Вдвоем.
Через полгода дядя Петя все-таки починил машину — оказалось, что тридцать тысяч вовсе не нужны, хватило и пяти. Тетя Ира нашла новую болезнь — на этот раз артрит требовал срочного лечения за границей. А Зинаида Васильевна перестала звонить Диме и переключилась на других родственников.
Виолетта и Дима купили новый холодилиник и съездили в отпуск — впервые за четыре года. На море, только вдвоем.
— А знаешь, что самое смешное? — сказала Виолетта, лежа на пляже под зонтиком. — Они нас теперь почти не беспокоят. Как только поняли, что денег больше не будет, сразу нашли других спонсоров.
— Неужели мы были не единственными дураками?
— Конечно, не единственными. Просто самыми удобными.
Дима взял ее за руку.
— Прости меня. За все эти годы.
— За что?
— За то, что не защищал тебя. За то, что ты была вынуждена стать плохой, чтобы я наконец прозрел.
Виолетта повернулась к нему, улыбнулась — впервые за долгое время эта улыбка была настоящей, без усталости и раздражения.
— Знаешь, а я теперь думаю — может, иногда нужно быть плохой. Чтобы не позволить другим сесть тебе на шею!
Море шумело, чайки кричали над головой, а где-то далеко родственники искали новых жертв для своих бесконечных финансовых проблем.
А они были наконец свободны.