— Да пошла ты! — Филипп швырнул телефон на диван так, что тот отскочил на пол. — Как ты вообще посмела!
Маша стояла у окна, спиной к мужу. Дождь барабанил по стеклу, словно пытался пробиться внутрь их трехкомнатной квартиры на пятом этаже. За спиной слышался тяжелый храп — свекровь Анна Емельяновна дремала в кресле перед телевизором, а из соседней комнаты доносилось мерное тиканье старых часов, которые еще бабушка Зося привезла из деревни.
— Филя, я больше не могу молчать, — тихо сказала Маша, не оборачиваясь. Ее отражение в окне выглядело призрачным — бледное лицо, темные круги под глазами, растрепанные волосы.
— Ты врёшь! — голос Филиппа сорвался на крик. — Семён никогда бы не...
— Не что? — резко обернулась Маша. — Не полез бы ко мне в душ? Не схватил бы за талию на кухне? Не шептал бы гадости, когда ты уезжал в командировку?
Анна Емельяновна всхрапнула и открыла один глаз:
— Что за крик? Машка, опять скандалишь?
Филипп метнулся к матери:
— Мам, спи. Это не твое дело.
— Как это не мое? — свекровь тяжело поднялась с кресла, поправляя халат. — Когда моего Семочку поливают грязью, это очень даже мое дело!
Маша горько усмехнулась. Семочка. Тридцатипятилетний дядечка, который до сих пор жил с мамочкой и считал себя Казановой. Который три недели назад...
— Анна Емельяновна, а вы знаете, что ваш Семочка делал, когда я была одна дома? — Маша говорила медленно, четко выговаривая каждое слово.
— Помогал! — свекровь всплеснула руками. — Кран чинил! А ты ему за это... за это...
— За то, что он пытался меня изнасиловать! — выкрикнула Маша.
Филипп побледнел:
— Ты что с дуба упала? Семён — мой брат!
— Двоюродный брат! И именно поэтому я и обратилась в полицию!
— Что?! — Анна Емельяновна схватилась за сердце. — Филя, она что, правда...
— Правда! И если бы вы не были так слепы, давно бы заметили, как он на меня смотрит!
Из соседней комнаты донесся скрип половицы. В дверном проеме появилась сгорбленная фигурка — бабушка Зося в застиранном халате, опираясь на палочку.
— Что за галдеж? — хрипло спросила старушка. — Уже второй час ночи...
— Бабуль, иди спать, — устало сказал Филипп.
— Не пойду! — Зося стукнула палочкой об пол. — Пока не выясню, чего Машенька плачет!
— Да не плачет она! — огрызнулась Анна Емельяновна. — Истерит! На Семена наговаривает!
Бабушка медленно подошла к Маше, всмотрелась в ее лицо:
— А ну рассказывай. Все как есть.
— Бабушка Зося, не надо... — начала Маша.
— Надо! — старушка села на диван, похлопала рядом с собой. — Садись. Рассказывай.
Маша присела на краешек, комкала в руках платок:
— Позавчера... Филипп был в командировке. Семён пришел якобы кран починить. А сам... — голос Маши сорвался. — Сказал, что давно на меня положил глаз. Что я ему нравлюсь. Пытался обнять, поцеловать...
— Врешь! — заорал Филипп. — Семён женатый человек!
— Разведенный уже полгода! — Маша говорила все быстрее. — И он сказал, что я намного лучше его жены. Что он не понимает, как Филипп меня заполучил.
Анна Емельяновна всхлипнула:
— Не может быть... Семочка такой хороший...
— Хороший, — тихо сказала Маша. — До тех пор, пока не остается наедине с женщиной.
Зося молча слушала, кивая головой. Потом вдруг спросила:
— А Семен где сейчас?
— В отделении, — ответила Маша. — Его задержали два часа назад.
Филипп рухнул на диван, закрыв лицо руками:
— Господи... А если это все... если это правда...
— Тогда ты попросишь у жены прощения, — строго сказала бабушка Зося. — А пока молчи и думай.
В квартире стало тихо. Только дождь продолжал стучать по стеклу, и где-то вдалеке выла сирена.
Телефон Филиппа завибрировал на полу. Он поднял трубку, не глядя на экран:
— Алло?
— Филипп Сергеевич? — незнакомый женский голос. — Это майор Кузнецова. Нам нужно с вами встретиться.
— Да, я... мы знаем. Моя жена заявление писала...
— Не только поэтому. Тут есть нюансы. Приезжайте завтра к девяти утра. И жену с собой берите.
Филипп сбросил вызов, посмотрел на Машу:
— Завтра в отделение. Вместе.
— Хорошо, — кивнула Маша. Она выглядела измученной, но решительной.
Анна Емельяновна всхлипывала в платок:
— Боже мой... А если соседи узнают? А если на работе... Семочка же в банке работает...
— Работал, — поправила Зося. — Теперь дома сидит.
На следующее утро в отделении их встретила женщина лет сорока пяти — майор Кузнецова. Седоватые волосы собраны в строгий пучок, усталые глаза, на столе стопка папок.
— Садитесь, — она указала на стулья. — Дело сложное. Ваше заявление мы рассматриваем. Но есть одна проблема.
Маша выпрямилась:
— Какая?
— Семен Кравцов утверждает, что вы сами его провоцировали. Показывает переписку. Сообщения с вашего номера телефона.
Филипп схватил листы, пробежал глазами:
— "Семочка, приходи, когда Филиппа не будет"... "Мне так одиноко"... — он поднял глаза на жену. — Маша, что за чушь?
— Я этого не писала! — Маша дрожащими пальцами брала листы один за другим. — Никогда! Я бы никогда!
— Но номер ваш, — спокойно сказала Кузнецова. — Проверяли.
— Тогда... тогда кто-то мой телефон брал! Или... — Маша резко остановилась. В ее глазах мелькнуло понимание.
— Что вы вспомнили? — майор наклонилась вперед.
— На прошлой неделе... я потеряла телефон. Дома потеряла! Искала полдня, а потом нашла в сумке свекрови. Анна Емельяновна сказала, что случайно захватила...
Филипп побледнел:
— Мама? Мама не могла...
— А кто еще знает код от моего телефона? — Маша говорила все быстрее. — Кто видел, как я его набираю? Кто постоянно просит "позвонить с твоего, у меня села батарейка"?
В кабинете повисла тяжелая пауза. Кузнецова что-то записывала в блокноте.
— Значит, подозреваете свекровь в подделке переписки?
— Я... — Маша растерянно посмотрела на Филиппа. — Не знаю. Может быть, кто-то ее заставил? Или... или она правда думала, что защищает?
— А может, — тихо сказал Филипп, — мама просто хотела защитить Семена? Любой ценой?
Они вернулись домой молча. Анна Емельяновна встретила их в прихожей:
— Ну что? Отпустили Семочку? Поняли, что все это глупости?
Филипп медленно снял куртку, повесил на крючок:
— Мам. Покажи свой телефон.
— Зачем? — свекровь насторожилась.
— Покажи, я сказал!
— Филя, не кричи на мать, — из комнаты вышла бабушка Зося. — Аня, давай телефон. Не спорь.
Анна Емельяновна нехотя протянула старенький смартфон. Филипп включил его, полистал сообщения. Лицо его каменело с каждой секундой.
— Мам... — голос его дрожал. — Ты что наделала?
— Что я наделала?! — свекровь всплеснула руками. — Я своего племянника спасала! От этой... от этой стервы!
— Анна! — строго окрикнула Зося.
— Да что Анна?! — закричала Анна Емельяновна. — Она нарочно все придумала! Чтобы Семочку опорочить! А я просто... просто хотела показать, что она сама во всем виновата!
Маша опустилась на стул:
— Вы подставили меня... Собственного племянника под статью подвели... Ради чего?
— Ради справедливости! — Анна Емельяновна размахивала руками. — Семен хороший мальчик! А ты... ты специально его соблазняла! В этих своих коротких платьях ходила, когда он приходил!
— Боже мой... — Филипп сел рядом с женой. — Мам, ты понимаешь, что наделала?
Зося тяжело опустилась в кресло:
— Анечка... да как же так? Из-за твоих глупостей теперь Семен настоящим преступником стал. А мог бы просто извиниться и больше не приходить...
— Извиниться за что?! — не унималась Анна Емельяновна.
— За то, что домогался к чужой жене, — тихо сказала старушка. — Таких мужчин нужно останавливать.
Анна Емельяновна рухнула на диван и разрыдалась. Маша смотрела на нее без злости — только с усталостью и жалостью.
— Знаете что самое страшное? — сказала она, обращаясь к свекрови. — Из-за ваших действий теперь даже полиция сомневается в моих словах.
— Я не хотела... — всхлипывала Анна Емельяновна. — Я думала...
— Вы не думали! — резко сказал Филипп. — Вы просто не хотели видеть правду!
Через неделю все изменилось.
Маша стояла у плиты, помешивая суп, когда в дверь позвонили. Филипп был на работе, Анна Емельяновна — у врача, а бабушка Зося дремала в кресле.
За дверью стояла незнакомая женщина лет тридцати — блондинка с короткой стрижкой, в дорогом пальто.
— Вы Мария? — спросила она.
— Да, а вы кто?
— Ирина. Бывшая жена Семена. Можно войти?
Маша пропустила гостью в прихожую. Ирина огляделась, сняла пальто.
— Красивая квартира. Семен рассказывал.
— Что вы хотели? — настороженно спросила Маша.
— Поговорить. О том, что произошло. — Ирина прошла в гостиную, села на диван. — Знаете, я развелась с Семеном не просто так.
Зося открыла глаза, внимательно посмотрела на гостью:
— И по какой же причине, милая?
— Он изменял. Постоянно. — Ирина достала из сумочки сигареты, но тут же убрала. — А когда я узнавала, говорил, что это женщины сами его соблазняют.
— Боже мой, — прошептала Маша.
— Всегда одна и та же песня. "Она сама виновата", "провоцировала", "одевалась вызывающе". И тётушка его всегда защищала.
Зося покачала головой:
— Значит, это у него привычка такая — всех винить, кроме себя.
— Привычка! — подтвердила Ирина. — А его тётя до сих пор считает, что я разрушила семью из-за ревности.
В прихожей хлопнула дверь. Послышались тяжелые шаги — вернулась Анна Емельяновна.
— Машка, чего воняет? Суп пригорел! — крикнула она из кухни.
— Ой! — Маша вскочила, побежала к плите.
Анна Емельяновна вошла в гостиную и замерла, увидев Ирину.
— Ты что тут делаешь? — прошипела она.
— Здравствуйте, Анна Емельяновна, — спокойно сказала Ирина. — Пришла поддержать Машу. Рассказать правду.
— Какую еще правду? Ты же наврала на моего Семочку! Из-за тебя он...
— Из-за меня? — Ирина встала. — Анна Емельяновна, а вы знаете, что ваш Семочка мне говорил, когда я застукала его с соседкой?
— Не знаю и знать не хочу! — свекровь замахала руками. — Ты завистливая стерва! Семен хороший мальчик!
— Хороший мальчик не изменяет жене каждый месяц! — резко сказала Ирина. — И не угрожает развести по миру, если жена вздумает развестись!
— Врешь!
— Не вру. У меня есть доказательства.
Ирина достала из сумки телефон, включила диктофон:
"Ирка, если ты подашь на развод, я всем скажу, что ты психически больная. Что лечилась в дурдоме. Кто мне поверит, а кто тебе?"
Голос Семена звучал отчетливо. Анна Емельяновна побледнела.
— Это... это не его голос...
— Его, — тихо сказала Зося. — Узнаю. Значит, и тогда он так же угрожал, как сейчас Машеньке угрожает.
— А еще, — продолжила Ирина, — у меня есть справки о том, что он брал кредиты на мое имя. Без моего ведома. Подделывал документы.
Маша вернулась из кухни, услышав последние слова:
— Подделывал документы?
— Да. И когда я это обнаружила, сказал, что если я заявлю в полицию, то всех убедит, что я сама ему все подписала. А потом забыла из-за проблем с памятью.
— Нет! — закричала Анна Емельяновна. — Не может быть! Семочка не такой!
— Такой, — жестко сказала Ирина. — И если бы я тогда не побоялась скандала, может, до вас бы дело не дошло.
Зося тяжело поднялась с кресла:
— Аня, хватит. Пора правду принимать.
— Мам, — Анна Емельяновна заплакала. — Я же его как родного... растила почти...
— Плохо растила, — строго сказала старушка. — Все прощала, все оправдывала. Вот и выросло что выросло.
— Я не хочу, чтобы вы себя винили, — мягко сказала Ирина. — Я пришла, потому что знаю — вас сейчас все осуждают. А вы тоже жертва его лжи.
— Спасибо, — прошептала Маша. — Спасибо, что пришли.
Когда Ирина ушла, оставив свой номер телефона "на всякий случай", в квартире повисла тишина.
Анна Емельяновна сидела на диване, уставившись в одну точку.
— Машенька, — тихо сказала она. — Прости меня. Прости за все.
— Анна Емельяновна...
— Нет, дай сказать. — Свекровь подняла заплаканные глаза. — Я думала, что защищаю семью. А на самом деле защищала лжеца.
Маша села рядом, взяла свекровь за руку:
— Вы не могли знать.
— Могла! — Анна Емельяновна покачала головой. — Ирка же пыталась мне рассказать. А я не слушала. Думала, что она из ревности наговаривает.
— Теперь поздно об этом думать, — вмешалась Зося. — Теперь нужно исправлять.
— Как? — спросила Анна Емельяновна.
— Завтра идешь в прокуратуру. Рассказываешь про переписку. Приносишь запись Ирины как доказательство. И просишь прощения у Маши официально.
Вечером пришел Филипп. Маша рассказала ему о визите Ирины и признании свекрови.
— Значит, он и правда... — Филипп сжал кулаки. — А я тебе не поверил сразу.
— Ты поверил. Просто не сразу.
— Мама как?
— Плачет. Но кажется, наконец поняла.
Филипп обнял жену:
— Все будет хорошо. Правда выйдет наружу. А мы... мы будем жить без этого кошмара.
— Да, — кивнула Маша. — Будем.
Через несколько недель дело было закрыто. Семен попросил у всех прощения и уехал навсегда на север.
В день, когда все формальности были улажены, Маша впервые за долгое время почувствовала облегчение. Рядом с ней стоял Филипп, держа ее за руку, и бабушка Зося с тростью.
— Справедливо, — тихо сказала Зося. — Главное, что правда победила.
— Да, — согласилась Маша. — Правда победила.
Анна Емельяновна стояла молча, опустив голову. Потом вдруг повернулась к Маше:
— Машенька... я знаю, ты меня простила. Но я себя не прощу никогда.
— Анна Емельяновна, хватит себя мучить, — сказала Маша. — Мы все ошибаемся. Главное — признать ошибку.
— Я признала, — кивнула свекровь. — И никогда больше не буду слепо защищать тех, кто не заслуживает защиты.
Дома их ждал накрытый стол — соседка тетя Клава, узнав о завершении дела, приготовила ужин.
— Ну что, девочки, — сказала она, обнимая Машу. — Все позади?
— Всё позади! — улыбнулась Маша.
За столом говорили на разные темы. Словно специально избегали тему, которая так долго отравляла их жизнь.
— А знаете что, — сказала вдруг бабушка Зося, — давайте выпьем за то, чтобы в нашем доме больше никогда не было лжи.
— За правду, — поднял стакан Филипп.
— За правду, — повторили остальные.
Вечером, когда гости разошлись, а Анна Емельяновна легла спать, Маша и Филипп остались на кухне вдвоем.
— Ты знаешь, а я совсем не злюсь на твою мать, — сказала Маша.
— Она получила урок, — ответил Филипп. — Тяжелый, но нужный.
— А я получила урок тоже. Что нужно говорить правду сразу, не откладывая. Даже если больно.
— Мы все получили урок, — Филипп взял жену за руку. — И стали сильнее.
Маша кивнула. За окном светила луна, освещая тихий двор. Где-то вдалеке играла музыка — кто-то праздновал день рождения.
— Филя, — тихо сказала Маша. — А что если бы я тогда не рассказала? Если бы смолчала?
— Не знаю, — честно ответил муж. — Но хорошо, что рассказала. Хорошо, что оказалась смелее нас всех.
— Я была не смелая. Я была отчаянная.
— Это одно и то же, — улыбнулся Филипп.
Они сидели молча, держась за руки. В доме царила тишина — мирная, спокойная тишина. Без тайн, без недомолвок, без страхов.
— Завтра, — сказала Маша, — я позвоню Ирине. Поблагодарю еще раз.
— И правильно. Она хорошо поступила.
— Да. А еще я подумала... может, нам стоит переехать? В другой район, в другую квартиру?
Филипп задумался:
— Не знаю. А тебе хочется?
— Не знаю тоже. Здесь столько много ужасных воспоминаний…
— А может, наоборот, может именно здесь мы научились говорить правду, — сказал Филипп.
Маша улыбнулась:
— Может быть. Посмотрим.
Она встала, подошла к окну. Внизу, во дворе, кто-то выгуливал собаку. Обычная жизнь, спокойная и размеренная.
— Знаешь что самое главное я поняла? — сказала она, не оборачиваясь.
— Что?
— Что семья — это не те, кто связан кровью. Семья — это те, кто поддерживает в трудную минуту. Кто верит тебе, когда весь мир сомневается.
Филипп подошел к жене, обнял ее со спины:
— Тогда у нас хорошая семья. Несмотря ни на что.
— Да, — прижалась к нему Маша. — Хорошая.
А за стеной тихо тикали старые часы бабушки Зоси, отсчитывая новое время их жизни — время без обмана, время правды и доверия.