— Либо твоя мать, Лёша, сейчас же собирает свои вещи, свои саженцы, свои парники - и уезжает отсюда навсегда, — голос Марины был тихим, но в нём звенела такая ледяная ярость, что её муж невольно попятился. — Либо завтра же я выставляю эту дачу на продажу. Вместе с её огурцами и помидорами. Выбирай!
Она стояла посреди своего, а точнее, уже не своего, а чужого и изуродованного участка, и смотрела на свежий пень, сочащийся древесным соком, словно кровавыми слезами.
На этом месте ещё вчера утром стояла её любимая старая яблоня. Раскидистая, с уютной тенью, под которой она так любила читать в гамаке, где они с Алексеем прятались от летнего зноя. И где её родители когда-то отмечали свою серебряную свадьбу.
А теперь любимой яблони не было. Её срубили. Нагло и вероломно. Срубили, потому что яблоня эта, видите ли, «затеняла грядки с помидорами».
Алексей растерянно переводил взгляд с бледного окаменевшего лица жены на свою мать Ольгу. Родительница стояла неподалёку с вызывающим видом, подбоченившись и сжимая губы. Всем своим видом женщина демонстрировала праведное негодование. Она не чувствовала ни капли вины.
— Мариночка, ну что ты так кричишь? — примирительно, но с нотками превосходства в голосе начала свекровь. — Дерево старое было - всё равно бы скоро засохло. Одни червивые яблоки давала. Кому нужна была эта рухлядь? А так — польза-то какая! Солнышко для помидорчиков! Будем свои, натуральные есть, а не эту вашу магазинную химию!
— Вы срубили мою память! — выкрикнула Марина, и слёзы, которые она так долго и мучительно сдерживала, хлынули из глаз. — Вы уничтожили то, что мне было дорого! В моём. Собственном. Доме!
— Ну почему сразу же в твоём? — с искренним, почти детским недоумением возразила Ольга. — Мы же семья! Всё общее у нас теперь! Что моё — то и твоё, что твоё — то и моё! Мне эта кривая яблоня не нужна была, только тень создавала. Вот я и срубила. Как лучше хотела, между прочим! О тебе да Лёшеньке думала, чтобы вы витамины ели!
В этот момент Марина поняла, что это конец.
Конец её терпению. Конец её попыткам найти компромисс, сгладить углы, сохранить хрупкий мир. И, возможно, конец её браку, если муж сейчас же не сделает свой выбор. Она повернулась к Алексею, и во взгляде её была сталь.
— Я жду, — сказала она. — Решай. Сейчас…
***
Ещё год назад эта дача была её личным раем, её убежищем от городской суеты, шума и пыли.
Небольшой, но крепкий и уютный домик и шесть соток земли достались Марине в наследство от родителей. Это было не просто имущество. Это была живая память. Она помнила, как маленькой девочкой бегала босиком по этой траве, как отец учил её различать птиц по голосам. И как мама варила на маленькой веранде самое вкусное в мире варенье из яблок, собранных с той самой, теперь уже несуществующей, яблони.
Когда родителей не стало, Марина не хотела превращать этот уголок в поле для бесконечной битвы за урожай, как это делали многие соседи. Для неё дача была местом для души, для восстановления сил.
Она с такой любовью и нежностью всё здесь обустраивала: разбила пышные клумбы с пионами и флоксами, которые так любила её мама. Засеяла весь участок мягким, изумрудным газоном. Повесила между двух яблонь плетёный гамак.
Она помнила, как они с Алексеем, тогда ещё только поженившись, приезжали сюда на выходные, чтобы помочь её родителям. И как, уставшие, но счастливые, сидели вечером на веранде, пили чай и мечтали, как когда-нибудь это место станет их собственным оазисом.
И оно стало.
По выходным они приезжали сюда, чтобы отдохнуть, подышать чистым, пахнущим травами и цветами воздухом, почитать книги и пожарить шашлыки с друзьями. Это была их общая, выстраданная, вымечтанная территория покоя и гармонии.
***
Проблемы начались, когда на пенсию вышла её свекровь Ольга.
Энергичная, властная, женщина старой закалки, она не привыкла сидеть без дела. Для неё земля была не предметом любования, а ресурсом, который должен «работать» и приносить плоды. Их «бездельнический» образ дачной жизни женщина сочла совершенно неправильным. Даже кощунственным, и нуждающимся в срочной и радикальной коррекции.
— Земля должна работать! — безапелляционно заявляла свекровь при каждом визите, с неодобрением глядя на их ухоженный газон. — Это же дар божий, кормилица! А вы что? Траву эту свою бесполезную растите! Сорняк! Это же кощунство! Тьфу на вас, городские белоручки!
Марина терпеливо, раз за разом, вежливо, но твёрдо объясняла, что огород её не интересует совершенно. Что у неё другой взгляд на дачную жизнь. Что для неё отдых — это не стоять целый день в известной позе над грядками, а лежать с книгой в гамаке.
Свекровь же обиженно поджимала губы, смотрела на неё как на неразумное дитя. Но, казалось, со временем смирилась. Как же жестоко Марина ошибалась.
***
Первый тревожный звонок, который она тогда по своей мягкости проигнорировала, прозвенел прошлой осенью.
Они приехали на дачу в пятницу вечером и обнаружили, что в самом солнечном углу участка, где росли её любимые розы, аккуратно вскопана и огорожена досочками небольшая грядка.
— Ой, это я, — с невинным видом сообщила по телефону Ольга. — Чесночку под зиму посадила. Вам же лучше, свои витамины будут! А то розы твои всё равно отцвели, место зря пропадает.
Марина тогда промолчала. Внутри всё сжалось от неприятного предчувствия, но она не хотела устраивать скандал из-за одной грядки. Невестка списала это на старческую причуду. Она и не подозревала, что это была лишь разведка боем, проба пера, проверка границ. И она эту проверку не прошла.
Настоящая катастрофа, полномасштабное вторжение, разразилась весной.
Они с Алексеем долго не могли выбраться на дачу — сначала из-за его загруженности на работе, потом из-за затянувшихся холодов. Когда же супруги, наконец, приехали в середине мая, предвкушая первый тёплый уик-энд, Марина потеряла дар речи.
Её идеальный, холёный, выстраданный газон был безжалостно перекопан. Вместо него по всему участку, от забора до самого крыльца, ровными, как по линейке, рядами тянулись уродливые земляные борозды.
У забора, закрывая вид на лес, высился монструозный, самодельный парник из старых оконных рам. А у входа в дом, загораживая проход, стояли бесчисленные вёдра, ящики и горшки с чахлой на вид рассадой.
Из домика, в выцветшем рабочем халате и с сияющим от гордости и самодовольства лицом, вышла Ольга.
— Сюрприз! — радостно объявила она, разводя руки, словно демонстрируя свои владения. — Вот, решила вам помочь, порядок навести! Не пропадать же земле-матушке! Теперь у нас свои огурчики будут, помидорчики да кабачки! Всё своё, экологически чистое!
Марина стояла и смотрела на это поле битвы, и в её душе поднималась волна холодного, бессильного гнева.
— Ольга Петровна, — сказала она так спокойно, как только могла, чувствуя, как дрожат её губы. — Что вы наделали?! Я же просила вас. Я умоляла вас ничего здесь не трогать.
Свекровь тут же надулась, её лицо приняло оскорблённое выражение.
— Неблагодарная! — заявила она. — Я для вас же стараюсь, спину свою больную гну, не разгибаясь, а ты ещё и недовольна! Да мы же семья! Я же только ради вас и стараюсь! Ты молодая ещё, глупая, чтобы о земле-матушке рассуждать. Вот доживёшь до моих лет, тогда и поймёшь, как с дачей обращаться надо. Ещё спасибо мне скажешь!
Алексей, как всегда, попытался выступить в роли миротворца.
— Мам, ну ты погорячилась, конечно… Марин, ну не расстраивайся ты так. Ну что теперь поделаешь… В этом сезоне так оставим, а в следующем уже подумаем, как всё обратно вернуть.
— Какой обратно? — тут же взвилась Ольга, услышав его слова. — Я столько сил, столько здоровья в этот огород вложила — не позволю его рушить! В следующем году ещё лучше всё сделаю, теплицу нормальную поставим!
Но Марина уже никого не слушала. Она смотрела на свою свекровь и с ужасом понимала, что та не видит ничего дурного в своём поступке. В её картине мира она имела полное, неоспоримое право хозяйничать на общей «семейной» территории так, как считает нужным.
***
Конфликт нарастал с каждым днём, с каждым приездом.
Ольга, почувствовав свою полную безнаказанность и молчаливое одобрение сына, развернула на даче бурную деятельность. Она стала привозить туда своих подруг-пенсионерок, которые с утра до вечера копались в грядках, громко обсуждая свои болячки, последние сериалы и всех соседей по участку.
Она переставила всю мебель в домике по своему вкусу, потому что «так фэншуйнее». Любимая чашка Марины, из которой пила ещё её мама, была сослана в сарай, потому что «из неё пить неудобно, ручка маленькая».
Книги, которые невестка привозила, чтобы почитать в тишине, были убраны с полки. А на их место водружена внушительная стопка журналов «Сад и огород» и «Дачные советы».
Дача перестала быть для Марины местом отдыха. Она стала для женщины источником постоянного, изматывающего стресса. Каждый приезд превращался в пытку. Она чувствовала себя чужой, гостьей в собственном доме.
И вот теперь, стоя у свежего, пахнущего смолой пня своей любимой яблони, Марина поняла, что больше терпеть не может. И не будет.
Ультиматум был произнесён. Алексей смотрел на жену испуганно. Он, привыкший всю жизнь лавировать между двух огней, был поставлен перед жёстким, окончательным выбором.
— Марина, ну не надо так… — залепетал муж, пытаясь взять её за руку.
— Надо, Лёша, надо! — отрезала она, отдёрнув руку. — Я больше не позволю топтать мою душу грязными сапогами! Это моя дача! Моя! И либо здесь будут мои правила, либо её не будет вообще!
Женщина развернулась и, не глядя больше ни на кого, пошла в дом собирать вещи. Вечером, когда супруги вернулись в гнетущей тишине в город, Марина достала из папки со старыми документами план их дачного участка. Тот самый, который они с Алексеем с таким энтузиазмом рисовали вместе десять лет назад.
На нём были заботливо нарисованы и цветник, и газон, и садовые качели. И тот самый гамак под раскидистой яблоней. Не было только грядок. Ни одной.
— Посмотри, — она положила пожелтевший от времени лист перед мужем. — Помнишь? Мы мечтали об этом месте. О нашем месте. Где мы будем отдыхать и наслаждаться тишиной. А во что оно превратилось? В колхозное поле под руководством твоей мамы. В место, откуда мне хочется сбежать.
Алексей долго смотрел на наивный рисунок из их прошлого. В его глазах впервые за долгое время появилось что-то похожее на понимание. И стыд.
***
На следующий день он поехал к матери один.
Разговор, по его словам, был тяжёлым. Ольга, как и ожидалось, плакала, хваталась за сердце, обвиняла невестку в чёрной неблагодарности и эгоизме. Но Алексей впервые в жизни проявил твёрдость.
— Мам, это наша с Мариной дача, — сказал он. — И мы имеем полное право жить на ней так, как мы хотим. Прости, пожалуйста, но тут хозяйка жена, а не ты. Если ты не можешь уважать наши правила и её чувства, значит, тебе тут не место.
Ольга, поняв, что её привычные манипуляции больше не действуют, с гордым и оскорблённым видом собрала свои вещи и уехала.
На следующих выходных Марина с Алексеем приехали на дачу вдвоём. Участок выглядел уныло и заброшенно, как поле после битвы.
— Ну что, — сказал Алексей, протягивая ей лопату и виновато улыбаясь. — Будем восстанавливать наш рай?
И супруги принялись за работу.
Они выкорчёвывали сорняки и остатки помидорной ботвы, разравнивали землю, убирали мусор. Эта совместная работа, тяжёлая, но созидательная, стала для Марины с Лёшей лучшей психотерапией. Супруги почти не разговаривали, но понимали друг друга без слов. Они снова почувствовали себя командой - семьёй, которая строит свой общий, уютный мир.
Осенью, на том самом месте, где стояла старая, безжалостно срубленная яблоня, Марина посадила новое, молодое деревце. Оно было ещё тоненьким и хрупким, но женщина знала, что яблонька обязательно приживётся. Она вырастет и через несколько лет снова подарит им свою тень и уют.
Это было символом начала нового этапа в их жизни. Этапа, где личное пространство уважается, а слово «семья» означает не «всё общее», а «всё по-честному».
_____________________________
Подписывайтесь и читайте ещё интересные истории:
© Copyright 2025 Свидетельство о публикации
КОПИРОВАНИЕ И ИСПОЛЬЗОВАНИЕ ТЕКСТА БЕЗ РАЗРЕШЕНИЯ АВТОРА ЗАПРЕЩЕНО!