Новая Психология | В рассказах

Огромный бальный зал утопал в свете хрустальных люстр и приглушенном шелесте дорогих тканей. Музыка лилась, как шампанское, гости в причудливых масках кружились в танце, и воздух был пропитан ароматами духов и интриг. Но Николай, хозяин этого вечера, не чувствовал веселья. Его империя, построенная на стали и бетоне, сегодня праздновала свой десятилетний юбилей, но сам он был напряжен, как натянутая струна. Его взгляд, цепкий и пронзительный, был прикован к одной фигуре – водителю в строгой униформе и простой черной маске, закрывающей половину лица...

— Плати за меня и моих родственников, — потребовал в очередной раз муж. Голос Петра, резкий и безапелляционный, ударил Анну наотмашь, хотя она слышала эту фразу сотни раз. Он стоял в дверях кухни, загораживая свет из коридора, и его силуэт казался враждебным и чужим. Снова. Снова счета его двоюродной тёти, снова «небольшая помощь» племяннику, снова «надо выручить брата». Аня едва сводила концы с концами, работая на двух работах, пока её муж, здоровый тридцатипятилетний мужчина, считал помощь своей бесчисленной родне её священным долгом...

— Вы что из мухи слона раздуваете?! Миша, её двадцатисемилетний племянник, смотрел на Алину с искренним, детским недоумением, словно она упрекала его в том, что он дышит. — Ну да, я купил себе наушники. Ну да, заплатил за интернет. Но я же и продукты для мамы взял! Я же для семьи старался! Мы же не чужие люди, тёть Алин! Что ты из-за каких-то копеек скандал устраиваешь? Алина смотрела на его обезоруживающе-наглое лицо, на сестру Ольгу, виновато опустившую глаза, и чувствовала, как внутри неё поднимается ледяная волна...

Полина Петровна сидела в своём старом, продавленном кресле посреди разгромленной гостиной и смотрела в одну точку. На журнальном столике стояли недопитые бокалы с разводами от помады, на полу валялись скомканные салфетки и блёстки. В воздухе висел тяжёлый, удушливый запах чужих духов, смешанный с ароматом дешёвого вина и остывшей пиццы. Это был запах вторжения. Запах её собственного, долгого, молчаливого предательства по отношению к себе. Дверь в комнату Нади была плотно закрыта. Оттуда не доносилось ни звука...

— Участок — это моя собственность, тётя Валя, — голос Егора прозвучал в наступившей тишине непривычно твёрдо, и эта твёрдость удивила, кажется, не только всех присутствующих, но и его самого. — Это моя земля. И любые действия на ней требуют моего согласия. Я очень тебя прошу, на следующей неделе, пожалуйста, убери машину. Он стоял посреди гостиной в доме своей матери, и все взгляды были прикованы к нему. Его старшая тётя, Валентина, только что с гордостью рассказывавшая своей подруге, «как ей повезло с племянником, который отдал ей пол-участка под парковку», замерла с куском торта на вилке...

— Ключи твой муж сам дал и разрешил к тебе переехать, — увещевала свекровь, нервно теребя в руках цветастый передник, который Светлана видела впервые в жизни. — А ты и у матери поживёшь, не облезешь. Светлана, только что вернувшаяся в гостиную после тревожного звонка соседки, смотрела на разворачивающийся перед ней театр абсурда. — Мама, это не ваше дело, где я буду жить, — произнесла она, и голос дрогнул от сдерживаемого гнева. — Это мой дом. — Был твой, стал наш! — рявкнул свёкор откуда-то из спальни...

Павел стоял посреди своей гостиной, залитой мягким субботним солнцем, и впервые за много месяцев чувствовал, как спадает с плеч невидимый, но тяжёлый груз. Он смотрел, как его жена Лена расставляет на столе тарелки для завтрака, как их дочь, лениво потягиваясь, выходит из своей комнаты. В воздухе пахло не тревогой и не предчувствием очередного утомительного дня, а кофе, свежими тостами и покоем. Это было почти забытое, пьянящее ощущение свободы. Свободы владеть своим собственным временем. Телефонный звонок, раздавшийся в этой умиротворяющей тишине, прозвучал как выстрел...

У служебного входа в супермаркет царила суета. Мигалки полицейской машины бросали синие блики на мокрый асфальт. Тамара, охранница, крепко, но не грубо держала за локоть подростка, который, казалось, вот-вот растворится в воздухе от страха и стыда. На полу, среди осколков разбитого стекла, ярко-оранжевыми пятнами горели раскатившиеся апельсины – их пакет треснул в самый неподходящий момент. У Тамары мелко дрожали руки, но она старалась этого не показывать. Мальчик не поднимал глаз. Он смотрел куда-то в сторону, на грязную стену, избегая взгляда только что подбежавшей матери...

— Оля, я не поняла, это что сейчас было?! — кричала в трубку Ирина, её золовка, и её голос, обычно такой жизнерадостный и властный, срывался на визг. — Ты выставила моих подруг! Намекнула им на деньги! Ты в своём уме?! Они же по моей рекомендации - какая может быть плата?! Ольга молчала, сжимая трубку так, что побелели костяшки. Она просто не нашла в себе сил ответить. Она только что совершила немыслимое, по мнению золовки, — посмела оценить свой труд. Посмела намекнуть, что её время, её материалы и её профессиональные навыки чего-то стоят...

«Этого просто не может быть… Неужели я сплю», - Ирина мотала головой и вслушивалась в окружающие звуки. Но это был не сон… Суета перед днём рождения для Ирины всегда была привычным, почти священным ритуалом. За неделю до заветной даты в её жизни начинался ежегодный марафон: созвониться с кондитерской и заказать тот самый, любимый всеми медовик, составить бесконечный список продуктов, распланировать генеральную уборку. Ближе к празднику из серванта извлекался парадный сервиз, который весь год ждал своего часа, и его хрустальный звон становился официальным стартом торжества...

— Стёпа, я не уйду отсюда без своего ноутбука! — голос Леры был тихим, но в нём не осталось и тени привычной робости. Он звенел от холодной, выстраданной решимости. — У меня завтра два онлайн-урока с новыми учениками. Я не могу их отменить. Это моя работа! Она стояла посреди гостиной в квартире своего старшего брата и чувствовала себя чужой. Чужой в этой слишком дорогой, слишком безликой обстановке. И чужой в этой новой для себя роли — роли человека, который требует, а не просит. Степан, вальяжно...

— Ну вот, теперь я враг народа, — тихо проговорил Евгений, без сил опускаясь в своё старое, любимое кресло. — Обиделась. Теперь всей родне расскажет, какой я чёрствый и бездушный. — Правильно ты всё сделал, Женя, — твёрдо сказала Светлана, подойдя и положив руку ему на плечо. — Давно пора было. Нельзя позволять превращать наш дом в проходной двор. Это наш дом, а не бесплатный детский клуб. Он слушал жену, и ему хотелось верить, что он прав. Но внутри всё равно копошился червячок вины. Он, старший брат, всегда бывший для Ольги опорой, сегодня впервые сказал ей твёрдое «нет»...