Алевтина Кирилловна вытерла руки о белоснежный фартук и с любовью оглядела свою вотчину. Кухня нового ресторана «Империал» сверкала чистотой. Огромные кастрюли из нержавеющей стали, ряды острых ножей, медные сотейники на крюках — всё это было её миром, её музыкой. Она работала здесь шеф-поваром уже третий месяц, с самого начала, когда в помещении пахло ещё краской и строительной пылью. Владелец, Геннадий Борисович, человек резкий и вечно занятый, нанял её по рекомендации. Он попробовал её фирменные кулебяки на одном из городских приёмов и без лишних слов предложил возглавить кухню его будущего заведения.
— Мне нужно, чтобы было вкусно, как дома у богатой бабушки. Понятно? Чтобы душа была в еде, а не эта ваша молекулярная пыль, — бросил он тогда на собеседовании, даже не взглянув на её дипломы и грамоты.
Алевтина Кирилловна поняла. Душу вкладывать она умела. Всю жизнь проработала поваром, сначала в заводской столовой, потом в небольшом семейном кафе. Она знала секреты, которые не пишут в кулинарных книгах: как сделать так, чтобы тесто дышало, а бульон был прозрачным, как слеза.
Сегодня был особенный день. Торжественное открытие «Империала». Только для своих. Для городской элиты, чиновников, бизнесменов — всех тех, кого Геннадий Борисович называл «солидными людьми». Весь день на кухне стоял гул. Молодые повара, которых она обучала, суетились, как муравьи.
— Таисия, соус не передержи! — мягко, но строго говорила Алевтина Кирилловна. — Ростислав, мясо для бефстроганова режь поперёк волокон, я сколько раз учила?
Она не кричала, не ругалась. Её уважали за тихий голос и твёрдую руку. Она могла одним взглядом остановить любую панику. К вечеру всё было готово. Столы в зале ломились от её творений: фаршированная щука, запечённый поросёнок с яблоками, десятки салатов и закусок. Воздух благоухал так, что голова шла кругом.
Сняв фартук и переодевшись в своё единственное нарядное платье — тёмно-синее, в мелкий горошек — Алевтина Кирилловна подошла к управляющему.
— Ефим Захарович, у меня к вам просьба… даже не к вам, а к Геннадию Борисовичу.
Управляющий, мужчина средних лет с усталыми глазами, оторвался от бумаг.
— Слушаю вас, Кирилловна. Что-то случилось?
— Нет-нет, всё в порядке. Просто… у меня внук, Макар. Он музыкант, скрипач. Заканчивает музыкальное училище. Талантливый мальчик, правда. Я хотела бы… можно мы с ним подойдём сегодня к клубу? Ненадолго. Я бы просто хотела, чтобы он увидел эту красоту, эту атмосферу. А если повезёт, может, я бы его на минуточку представила Геннадию Борисовичу? Вдруг ему в ресторан нужен будет живой звук по вечерам…
Ефим Захарович сочувственно вздохнул.
— Кирилловна, вы же знаете Геннадия Борисовича. Сегодня вход строго по спискам. Очень строгий отбор. Но… вы для ресторана столько сделали. Подойдите часиков в восемь к главному входу. Я предупрежу охрану, может, и получится. Только не обижайтесь, если что.
Сердце Алевтины Кирилловны забилось от радости и волнения. Она тут же позвонила внуку.
— Макарчик, здравствуй, родной! Ты как? Собирайся потихоньку. Наденешь свою лучшую рубашку и брюки. У нас есть шанс сегодня попасть в «Империал».
Макар был её гордостью. Высокий, тонкий, с длинными пальцами музыканта и задумчивыми глазами. Он жил с ней с тех пор, как не стало его родителей. Она вкладывала в него всё, что имела, работала на двух работах, чтобы оплатить ему лучшего преподавателя по скрипке.
Ровно в восемь они стояли у массивных дубовых дверей ресторана. Оттуда доносились приглушённые звуки музыки и смеха. К входу то и дело подъезжали дорогие машины, из которых выходили дамы в блестящих платьях и мужчины в строгих костюмах. Алевтина Кирилловна и Макар в своей скромной, хоть и чистой одежде, выглядели на этом фоне как бедные родственники.
Макар сжимал в руках футляр со скрипкой.
— Ба, а может, не надо? Мы тут как-то… не к месту.
— Ничего, сынок, не бойся, — ободрила его бабушка. — Мы только на минутку.
Она подошла к охраннику, широкоплечему парню по имени Игнат. Он её знал, всегда здоровался.
— Игнат, добрый вечер. Ефим Захарович говорил, что предупредит вас… Мы с внуком.
Игнат кивнул, собираясь открыть им дверь, но в этот момент из ресторана вышел сам Геннадий Борисович. Он был в идеально сшитом костюме, от него пахло дорогим парфюмом. Рядом с ним семенила его дочь Виолетта, девица лет двадцати с надменным выражением лица.
Увидев Алевтину Кирилловну, Геннадий Борисович нахмурился. Его взгляд скользнул по её простому платью, по потрёпанному футляру в руках Макара и застыл. В глазах мелькнуло раздражение.
— Это ещё что такое? — ледяным тоном спросил он, обращаясь к охраннику.
— Геннадий Борисович, это шеф-повар наш, Алевтина Кирилловна… с внуком, — растерянно пробормотал Игнат.
Геннадий Борисович даже не посмотрел в сторону своей работницы. Он шагнул к ней почти вплотную, отчего Алевтина Кирилловна невольно отступила назад.
— Проходите мимо, это не для вас! — отрезал он громко и отчётливо, чтобы слышали все вокруг. — Игнат, я же сказал, сегодня вход только по спискам. Это заведение для солидных людей, а не для обслуги и их родственников. Вам здесь не место.
Виолетта хихикнула и смерила Макара презрительным взглядом.
— Пап, он ещё и со скрипкой. Решил нам тут на входе концерт устроить? Бесплатно?
Щёки Алевтины Кирилловны залил густой румянец. Она почувствовала, как земля уходит из-под ног. Такого унижения она не испытывала никогда в жизни. Она посмотрела на Макара. Внук стоял бледный как полотно, сжав губы. В его глазах стояли слёзы обиды.
Она взяла его за руку.
— Пойдём, Макарчик. Пойдём домой.
Она не сказала ни слова в ответ. Просто развернулась и повела внука прочь, чувствуя на спине ледяной, брезгливый взгляд владельца ресторана.
Дома она долго не могла успокоиться. Не плакала — слёз не было. Внутри всё похолодело. Макар молча ушёл в свою комнату. Она слышала, как он достал скрипку и начал играть. Но это была не музыка, а какой-то рваный, отчаянный плач.
А в «Империале» тем временем разворачивалась своя драма. Гости, распробовав первые закуски, начали переглядываться.
— Что-то не то, — прошептал один крупный чиновник своей жене. — На дегустации было божественно, а сегодня… пресно.
— Да, — согласилась та, ковыряя вилкой салат. — Трава травой.
Когда вынесли горячее, ропот стал громче. Бефстроганов был жёстким, соус к щуке — безвкусным, а знаменитые кулебяки, которые должны были стать гвоздём программы, оказались сухими и клёклыми. Молодые повара, оставшись без своего наставника, не смогли воссоздать ту самую «душу», которую требовал хозяин. Они готовили строго по рецепту, но магия исчезла.
Геннадий Борисович, получая один за другим недовольные отзывы от важных гостей, багровел от злости. Особенно его расстроил комментарий Аркадия Львовича, известного мецената и очень влиятельного человека в городе, который, по слухам, подумывал вложиться в сеть ресторанов.
— Геннадий, — сказал Аркадий Львович, отодвигая тарелку. — Интерьер у тебя роскошный, спору нет. Но кухня… Кухня сегодня без сердца. Еда есть, а праздника нет. Извини.
После этого вечера репутация «Империала» покатилась под гору. Сарафанное радио в маленьком городе — страшная сила. Все знали, что на открытии у «солидных людей» было невкусно. Посетителей было мало. Геннадий Борисович рвал и метал, уволил половину поваров, но лучше не становилось.
Алевтина Кирилловна на следующий день после того унизительного вечера просто не вышла на работу. Она позвонила в отдел кадров и сказала, что увольняется по собственному желанию. Ей было всё равно. Главное сейчас было — поддержать внука.
Макар замкнулся. Он почти перестал играть, целыми днями сидел в своей комнате.
— Ба, он прав, — сказал он однажды глухим голосом. — Каждому своё место. Куда нам лезть…
— Не говори так, Макар! — Алевтина Кирилловна обняла его. — Твой талант — это дар. И никто не смеет его унижать. Ты ещё всем покажешь! У тебя скоро областной конкурс, ты должен готовиться. Ты должен играть, назло им всем!
Её слова, её вера подействовали. Макар снова взял в руки скрипку. Он репетировал целыми днями, до боли в пальцах. В его музыке теперь слышалась не только техника, но и пережитая боль, и упрямство, и надежда.
Настал день конкурса. Зал филармонии был полон. В жюри сидели известные профессора. Алевтина Кирилловна сидела в третьем ряду, сжав кулаки так, что побелели костяшки. Когда Макар вышел на сцену, её сердце замерло. Он выглядел таким взрослым и серьёзным в своём концертном костюме. Он поднял скрипку, и полились первые звуки.
Он играл так, как никогда раньше. Зал, поначалу шумевший, затих. Люди слушали, затаив дыхание. Скрипка в его руках то плакала, то смеялась, то взлетала к самым небесам. Когда отзвучала последняя нота, на несколько секунд повисла оглушительная тишина, а потом зал взорвался аплодисментами. Люди вставали со своих мест, кричали «Браво!». Алевтина Кирилловна плакала, не скрывая слёз.
После объявления результатов, где Макар, конечно же, взял гран-при, к ним за кулисы стали подходить люди. Среди них был и тот самый Аркадий Львович, который оказался председателем жюри.
— Молодой человек, вы гений! — сказал он, крепко пожимая руку Макару. — Ваша игра — это откровение.
Потом он повернулся к Алевтине Кирилловне, и его лицо вдруг изменилось. Он вглядывался в неё несколько секунд.
— Постойте… а я вас знаю! — воскликнул он. — Я помню! Вы — повар! Вы готовили те невероятные пирожки на дегустации в «Империале»! Я ещё подумал, что у повара, создавшего такое чудо, золотые руки.
Алевтина Кирилловна смутилась.
— Было дело, Аркадий Львович.
— Так вот почему на открытии была такая катастрофа! Вы ушли? Почему? — он посмотрел на Макара, потом снова на неё, и вдруг всё понял. — Постойте… Я припоминаю какую-то неприятную сцену у входа… Кажется, Геннадий кого-то не пустил… Это были вы?
Алевтина Кирилловна молча кивнула.
Лицо Аркадия Львовича окаменело.
— Вот оно что… Какая низость. У меня нет слов.
Он взял визитку из кармана.
— Алевтина Кирилловна, Макар, — обратился он к ним. — Я хочу сделать вам предложение. Я давно хотел открыть небольшой, но очень душевный ресторан. С настоящей русской кухней. И мне нужен человек с золотыми руками и большим сердцем. А этому молодому человеку, — он положил руку на плечо Макару, — я обеспечу лучшее будущее. У меня есть связи в столичной консерватории. Такой талант не должен пропадать.
Через полгода в центре города открылся новый ресторан «У Кирилловны». Он был небольшой, уютный, с кружевными салфетками на столах и запахом свежей выпечки. От посетителей не было отбоя. Люди записывались за недели, чтобы попробовать фирменные блюда от Алевтины Кирилловны. А по выходным в зале играл на скрипке молодой талантливый музыкант, лауреат всероссийских конкурсов, Макар.
А что же «Империал»? Он прогорел. Геннадий Борисович, потеряв деньги и репутацию, был вынужден продать его за бесценок. Говорят, его иногда видели в городе — постаревшего, осунувшегося. Он никогда не заходил в ресторан «У Кирилловны», но однажды Алевтина Кирилловна увидела его на другой стороне улицы. Он стоял и смотрел на её заведение, на очередь у входа, на светящиеся окна, из которых лилась музыка и смех. Смотрел долго, а потом опустил голову и побрёл прочь. Она не почувствовала ни злорадства, ни жалости. Только спокойствие. Жизнь всё расставила по своим местам.