— Такие как вы только время тратят! — молодая, холеная продавщица с именем «Инга» на блестящем бейджике небрежно поправила идеально уложенный локон и смерила Алевтину Глебовну взглядом, в котором смешались скука и плохо скрываемое презрение. — Это эксклюзивная коллекция. Вам лучше в торговый центр, там выбор больше.
Сердце у Алевтины Глебовны ухнуло куда-то вниз, к стертым подошвам ее удобных, но далеко не новых туфель. Она стояла посреди сияющего, пахнущего дорогим парфюмом и кожей зала, и чувствовала себя так, будто ее случайно занесло на чужой, враждебный континент. На ней был ее обычный рабочий костюм — строгая юбка, простая блузка. Невзрачный, неброский, как и вся ее жизнь, посвященная не блеску витрин, а точности формул и рецептур на кондитерской фабрике, где она работала главным технологом уже двадцатый год.
— Я просто хотела посмотреть… — тихо проговорила она, чувствуя, как щеки вспыхивают предательским румянцем. — У дочки выпускной в музыкальной школе. Она у меня на скрипке играет. Хотелось что-то особенное…
Взгляд ее был прикован к манекену у окна. На нем было платье. Не просто платье, а мечта. Нежно-голубое, из летящей, почти невесомой ткани, с тонкой вышивкой по лифу, напоминающей морозные узоры на стекле. Оно бы так пошло ее Веронике. Светловолосой, тоненькой, с серьезными серыми глазами. Она бы в нем была похожа на фею из сказки.
— Особенное стоит денег, — отрезала Инга, демонстративно переключая внимание на другую клиентку, вошедшую в бутик. Та была в безупречном бежевом тренче, и весь ее вид кричал о принадлежности к этому миру зеркал и шелка. — А у нас не музей, чтобы просто смотреть.
Алевтина Глебовна сглотнула ком в горле. Она не была скандалисткой, никогда не умела ругаться или отстаивать себя в таких вот бытовых стычках. Она привыкла, что ее ценят за другое: за ум, за точность, за то, что из-под ее рук выходили торты и пирожные, которые побеждали на выставках. Но здесь, в этом царстве глянца, все ее заслуги обратились в пыль. Здесь ее оценивали по одежке. И оценка была неутешительной.
Она молча развернулась и вышла на улицу. Шумный проспект оглушил после тишины бутика. Алевтина Глебовна присела на скамейку у остановки и только тут позволила себе глубоко вздохнуть. Обида была не злой, а какой-то тягучей, серой, как осенний дождь. Дело было не в платье. И даже не в хамстве девицы-продавщицы. Дело было в этой стене, которую она вдруг почувствовала. Стене между ее миром, где ценится труд, и этим, другим миром, где ценится лишь обертка.
Домой она ехала, глядя в окно троллейбуса и не видя мелькающих домов. В голове звучали слова матери, сказанные много-много лет назад: «Аля, мы люди простые. Нам не до жиру, быть бы живу. Главное, чтобы человек ты была хороший и на своем месте». Она и была. Хороший человек. На своем месте. Но почему-то сегодня этого оказалось недостаточно.
— Мам, ты чего такая? — Вероника встретила ее в прихожей. Она уже переоделась после школы и репетиции, от нее пахло канифолью и домом. — Случилось что?
— Нет, доченька, все в порядке. Устала просто, — Алевтина Глебовна попыталась улыбнуться, но вышло криво.
Вечером, когда дочь уже легла спать, она рассказала все мужу. Святослав слушал молча, нахмурив густые брови. Он работал инженером на заводе, был человеком основательным, не привыкшим разбрасываться словами.
— Ну и дуреха эта девка, — наконец заключил он, обняв жену за плечи. — Не расстраивайся, Аля. Плюнуть и забыть. Мало ли на свете идиотов. Пойдем завтра в другой магазин. Найдем твоей Веронике платье еще лучше.
— Дело не в платье, Слава, — покачала головой Алевтина. — Понимаешь… Я как будто в грязь окунулась. Она же меня за человека не посчитала. Будто я пришла милостыню просить, а не за свои, честно заработанные, покупать.
— Я понимаю, — кивнул он. — Обидно. Но что тут сделаешь?
Алевтина Глебовна не знала. Но мысль о том, чтобы просто пойти в другой магазин, казалась ей теперь каким-то отступлением. Словно она соглашалась с тем, что тот бутик — не для нее. Что она должна искать место «по своему уровню». А почему, собственно? Разве ее труд, ее знания, ее деньги чем-то хуже денег той дамы в бежевом тренче?
На следующий день на работе она была рассеянной. Даже ее лучшая подруга и коллега, Зинаида, мастер-кондитер от бога, заметила это.
— Глебовна, ты сегодня сахар с солью не перепутаешь? — пошутила она, наблюдая, как Алевтина задумчиво водит пальцем по стеклу. — Витаю в облаках. Стряслось чего?
За чашкой чая в обеденный перерыв Алевтина выложила ей все. Зинаида слушала, подперев щеку пухлой рукой, и лицо ее мрачнело.
— Ах, стерва крашеная! — резюмировала она. — Вот я бы ей сказала! Я бы ей такой скандал устроила, она бы меня на всю жизнь запомнила!
— В том-то и дело, Зин, что я так не умею. Да и не хочу. Унижаться, кричать… Это не мое.
— И что делать будешь? — спросила Зинаида. — Пойдешь в другой?
— Не знаю, — призналась Алевтина. И вдруг, глядя на огромный плакат на стене в их столовой, анонсирующий грядущий юбилей фабрики, она почувствовала, как внутри зарождается идея. Дерзкая, почти авантюрная. — Зин, а скажи мне… Директор наш, Аркадий Борисович, он ведь человек светский? На всяких приемах бывает, с людьми важными общается?
— Еще как, — хмыкнула Зинаида. — Жена у него — первая модница в городе. Говорят, они даже на ужины к мэру ходят. А тебе зачем?
— Так… мысли вслух, — загадочно улыбнулась Алевтина Глебовна.
Всю вторую половину дня она не работала, а творила. Она закрылась в своем кабинете, достала старые журналы, чертежи, расчеты. К вечеру у нее на столе лежал эскиз. Не платья. Торта. Огромного, многоярусного торта, который должен был стать главным событием юбилейного банкета. Это был не просто десерт. Это было произведение искусства, вершина кондитерской мысли.
На следующее утро она, волнуясь, как школьница, постучалась в кабинет директора. Аркадий Борисович, мужчина внушительный и обычно очень занятой, оторвался от бумаг.
— Алевтина Глебовна? Что-то срочное?
Она молча положила перед ним эскиз. Он долго рассматривал его, потом поднял на нее удивленные глаза.
— Это… это что?
— Это торт к юбилею нашей фабрики, Аркадий Борисович. Если вы позволите, я бы хотела возглавить проект. Это будет нечто особенное. То, о чем будут говорить.
— Говорить будут о смете, Глебовна, — усмехнулся директор. — Это же целое состояние!
— Себестоимость будет ненамного выше обычного банкетного заказа, — уверенно парировала она. — Все дело в технологии и ручной работе. У нас лучшие мастера. И я лично буду контролировать каждый этап. Это будет наша визитная карточка. Наша гордость.
В ее голосе было столько уверенности и огня, что директор сдался.
— Хорошо. Действуйте. Ответственность на вас. Но если что-то пойдет не так…
— Все пойдет так, — твердо сказала Алевтина.
Следующие две недели превратились в марафон. Она пропадала на работе с раннего утра до поздней ночи. Под ее руководством кипела работа. Зинаида и другие кондитеры, вдохновленные ее энтузиазмом, творили чудеса. Они отливали шоколадные кружева, лепили из мастики цветы, которые невозможно было отличить от живых, варили сложнейшие кремы и муссы. Алевтина Глебовна похудела, под глазами залегли тени, но она чувствовала невероятный подъем. Она была в своей стихии.
Параллельно она делала кое-что еще. Через жену директора, с которой как-то столкнулась на проходной, она невзначай узнала, что та является постоянной клиенткой того самого бутика. И владелица бутика, некая Тамара Денисовна, тоже приглашена на юбилей фабрики как важный партнер — она заказывала у них эксклюзивные подарочные наборы для своих вип-клиентов. Круг замыкался.
День юбилея настал. Банкетный зал сверкал хрусталем и огнями. Собрался весь цвет города: чиновники, бизнесмены, директора других предприятий. Алевтина Глебовна, в своем лучшем, но все равно строгом платье, стояла в тени, наблюдая за гостями. Вот вошла и она. Владелица. Тамара Денисовна. Элегантная, уверенная в себе женщина лет пятидесяти. А за ней семенила… Инга. В качестве ассистентки, видимо.
И вот настал кульминационный момент. Под аплодисменты в зал вывезли торт.
Зал ахнул.
Это было нечто невероятное. Пять ярусов, украшенных каскадом сахарных цветов, шоколадными вензелями и карамельными нитями, которые светились в свете софитов, как золото. На вершине красовался логотип фабрики, выполненный с ювелирной точностью.
Директор, сияя от гордости, взял микрофон.
— Друзья, этот шедевр — дело рук нашего лучшего специалиста, нашей гордости, главного технолога Алевтины Глебовны! Прошу поприветствовать!
Под аплодисменты она вышла на середину зала. И в этот момент она встретилась взглядом с Ингой. На лице продавщицы было написано полное недоумение, которое медленно сменялось узнаванием, а затем — страхом.
После торжественной речи к ней подошла сама Тамара Денисовна.
— Браво! — искренне сказала она. — Это просто невероятно. Я в жизни не видела ничего подобного. Вы — настоящий художник. Я должна заказать у вас что-то для своего следующего мероприятия. Позвольте представиться, Тамара Денисовна, владелица сети бутиков.
— Очень приятно, — спокойно ответила Алевтина Глебовна, глядя ей прямо в глаза. — Алевтина Глебовна. Я, кстати, недавно заходила в ваш флагманский магазин на проспекте.
— Правда? — обрадовалась Тамара Денисовна. — Надеюсь, вам все понравилось? У меня лучшие консультанты.
— Консультант у вас действительно запоминающийся, — все так же ровно продолжала Алевтина, чувствуя, как за спиной владелицы замерла побледневшая Инга. — Она очень точно определила мой социальный статус по одежде и сообщила, что «такие как я только время тратят». Посоветовала пойти в торговый центр. Я хотела купить платье для дочери на выпускной. Вот оно, кажется, — она кивнула в сторону манекена, который был виден в витрине через дорогу. — Нежно-голубое.
Тамара Денисовна медленно менялась в лице. Ее светская улыбка растаяла, уступив место выражению крайнего изумления, а затем — гнева. Она резко обернулась.
— Инга! Подойди сюда!
Девушка подошла на ватных ногах, глядя в пол.
— Это правда? — ледяным тоном спросила владелица.
Инга что-то промычала в ответ.
— Я хочу принести вам свои глубочайшие извинения, Алевтина Глебовна, — Тамара Денисовна снова повернулась к ней. — Подобное поведение абсолютно недопустимо. Этот сотрудник у меня больше не работает. А платье… Считайте это подарком от меня. В знак извинения и восхищения вашим талантом.
Алевтина Глебовна выдержала паузу, наслаждаясь тишиной, в которой слышно было, кажется, только как бьется сердце перепуганной Инги.
— Спасибо за предложение, Тамара Денисовна, — сказала она наконец, и в ее голосе прозвучал металл. — Но я не приму его в подарок. Я хочу его купить. За полную стоимость. Потому что я могу себе это позволить. Завтра после работы я зайду.
Она развернулась и пошла прочь, оставив за спиной ошеломленную владелицу бутика и весь этот блестящий, но такой хрупкий мир.
На следующий день ее дочь Вероника играла на сцене в том самом голубом, летящем платье. Она была похожа на ангела. И когда последние звуки скрипки затихли, и зал взорвался аплодисментами, Алевтина Глебовна смотрела на нее и думала, что настоящая ценность — она не на ценниках в бутиках. Она в таланте, в труде и в любви, ради которой можно свернуть горы. Или, например, испечь самый красивый торт в городе.