Как давно площадные подьячие появились на торговой площади Коломны, сказать трудно, но надо думать, что издавна. Торговый и ремесленный город не мог вести свои дела без составления документов, а стало быть, требовались грамотные люди и место, где те документы писались. С точной датировкой появления Писчей избы в Коломне мы, пожалуй, попадем пальцем в небо, но кое-что можно узнать из сказки (сказкой назывался письменный документ, составленный со слов опрашиваемого) некоего Филимона Степанова сына Поприна, по какой-то причине объяснявшегося с городскими властями в 1678 году.
Будучи спрошен, тот-то Филимон Поприн показал следующее:
«Отец его, де был дорогобужец, посадский человек. Сшел он из Дорогобужа от литовского разорения и жил на Коломне лет 40, и писал на площади. А умер де отец его за 5 лет до морового поветрия».
Показание это, называемое на старинный лад «сказкой», то есть документом, составленным со слов, открывает нам возможность установить, пусть примерно, некоторые даты.
Под грозившим Дорогобужу «разорением от литовских людей», вне всякого сомнения, имеется в виду захват города отрядом ротмистра Нелюбова, зимой 1609-1610 года, во время осады Смоленска войском польского короля Сигизмунда III. Отряд Нелюбова выступил из осадного лагеря зимой 1609 года. Скорее всего, именно тогда, ещё до подхода к Доргобужу неприятельского войска, Степан Поприн (отец Филимона Поприна) с другими беженцами, ушел из родного города. Позже такого шанса у него не было бы. Когда в 1613 году Дорогобуж снова был отвоеван русскими, в нем осталось только 10 человек прежнего населения. Остальные либо были убиты, либо вымерли, и только те, кому повезло, ушли, кто куда мог.
Вот Степан Поприн сумел добраться до Коломны (к слову, это порядка 440 километров), где война его все же настигла. Пришлось ему пережить и осаду Млоцкого, и набег Сагайдачного, и приход татар в 1633 году, однако ж все обошлось, и Степан обрел в Коломне вторую родину. И дело ему сыскалось очень доходное и почетное. Стал он площадным подьячим. Умер же Степан, опять же согласно сказке великовозрастного чада его Филимона Поприна, «за пять лет до мора». Имеется в виду эпидемия чумы, добравшейся до Коломны на исходе лета 1654 года. Отсчитываем пять лет, и получаем 1649 год. Все сходится.
***
Придя в Коломну около 1609 года, Поприн должен был вступить в городскую корпорацию подьячих. Для этого надо было написать челобитную и представить поручительство, которые подавались в воеводскую Приказную избу, откуда челобитная отсылалась в московский приказ, ведавший делами города, и соискателю оставалось только ждать ответа.
С челобитной все понятно - человек грамотный, Степан сам её написал. Но откуда могли взяться у Поприна поручители в чужом городе, до которого от родного его Дорогобужа было четыре сотни верст? Найти поручителей Степану просто было негде, кроме как обратившись в Писчую избу на торговой площади, к своим коллегам. Именно туда, к тогдашнему старосте подьячих должен был явиться бежавший из захваченного «литовскими людьми» города Дорогобужа по прибытии в Коломну. Он сумел убедить их в том, что грамотен и способен составлять все необходимые документы, после чего коллеги и выступили в качестве поручителей за него.
Что открывает нам эта цепочка рассуждений? То, что артель площадных подьячих появилась в Коломне много ранее 1609 года (кстати, если пропустили, читайте нашу статью про Артель Грамотеев). В этом сомневаться не приходится. Не так же просто Поприн попал в Коломну?! Скорее всего, сбежав из Дорогобужа, пришел он сначала в Москву, потерся на Ивановской площади у приказов, да услыхав там, что в Коломне пристроиться к письменному делу проще, туда и пошел. Может быть, даже заручившись рекомендацией кого-то из приказных служителей к коломенским подьячим. Пришлого чужака те вряд ли так просто приняли. Не тот Коломна город. Не такие в нем обычаи. По сию пору чужому человеку без связей прижиться в Коломне куда как не просто, а уж прежде и подавно.
***
С кончины Поприна минул десяток лет, и к коломенской корпорации грамотеев, прибился человек, залихватски подписывавшийся «коломенский площадной крепостных дел подьячий Василий Бабенков», который писал на торговой площади в Коломне 35 лет – с 1659 по 1694 года – и достиг в своем деле многого. Со временем стали его уважительно величать Василием Филимоновичем и неоднократно избирали старостой площадных подьячих.
Его сменял на посту старосты коломенский уроженец, писавшийся донским казаком, некто Алексей Рубцов, который в казаки пошел по своей воле. Он воспользовался государевым указом 1646 года о выходе на Дон в казаки. Годом ранее унаследовавший от усопшего родителя шапку Мономаха, юный царь Алексей Михайлович, озаботившись укреплением южных границ, издал указ:
После 10 лет отсутствия Рубцов вернулся в Коломну и приписался к корпорации площадных подьячих, оставаясь донским казаком. Именно так он подписывался, составив в 1657 году купчую запись:
«В Старом Иконном ряду бывший соборный ключарь поп Алексей Агуреев продал половину своей лавки своей с полуместом и половиной погреба посадском человеку Трофиму Анисимову за 8 с половиной рублей. А ту купчую запись писал донской казак коломтянин Алесей Рубцов».
В описании посадских дворов Коломны за 1677 год, есть сведения и о его семействе: «Алешка Микитин сын Рубцов. У него дети Ивашка да Митрошка 15 лет, да Евсютка полугода». У старшего сына подьячего, у Ивана Рубцова был уже свой сын Калинка, которому на момент записи исполнилось полгода.
Дела Алексея Рубцова шли блестяще, и вскоре уже стал он весьма состоятельным человеком. Положение тяглеца не препятствовало заниматься кроме основного занятия и ещё чем-нибудь, что приносило выгоды, чем Алексей Рубцов пользовался в полной мере. Он ссужал деньгами в долг, и надо думать не без выгоды. Суммы, которыми подьячий оперировал, впечатляют. В 1684 году он по заемной кабале ссудил 13 рублями посадского человека Спиридона Авакумова. Далеко не у каждого имелась возможность одолжить 13 рублей. Для того времени большие деньги. Но у Рубцова нашлась такая сумма. Сколько ж он положил на неё процентов, про то мы не знаем, но надо думать, предприимчивый грамотей маху не дал.
В Судовом и Москательном рядах Рубцов владел «четырьмя лавками в одном взрубе», которые приобрел по купчей крепости в начале 60-х годов XVII века.
Сын Алексея Рубцова, Иван Алексеевич в площадные подьячие не пошел, предпочтя торговлю. Сам ли по себе он торговал, или с отцом вместе, сказать не возьмусь, но закупкой товара ведал именно Иван, на которого в 1686 году посадский человек Гузеев подал иск о доплате ему одного рубля из причитающихся денег за доставку из Нижнего Новгорода в Коломну рыбы.
Как и многие другие площадные подьячие Алексея Рубцов избирался в целовальники для сбора податей. В 1686 году его избрали в старосты площадных подьячих, и тогда же он «по обещанию», вместе с другими прихожанами занимался строительством церкви Рождества Иисуса Христа, но до освящения храма не дожил. Когда донской казак, коломтянин Алексей Рубцов умер в 1687 году, то по себе оставил он выправленное по всем правилам завещание, отказав все свои лавки трем сыновьям – Тимофею, Евсею и Ивану, - которые поделили их между собой. Вдове своей, Анне Алексеевне, Алексей Рубцов оставил некое торговое дело, управляемое татарином Фирской, которого сам завещатель и купил в прежние времена.
Состоятельность Рубцова была вовсе не уникальна. Тот же площадной подьячий Михаил Фёдоров сын Лохонин, владевший лавочным местом в Старом рыбном ряду, а брат его Лука являлся собственником лавочного места «с двумя полки». Одно из полочных мест, как мы помнил Лука Фёдорович продал братьям Полетаевым в 1685 году за 7 рублей 11 алтын. О семье Полетаевых и об их делах - в нашей статье Брачные контракты. Часть 4.
Лавками, лавочными местами и иными торговыми предприятиями владели подьячие Иван Ушаков, Наум Зенин, Василий Бабенков, Евстрат Мурылев и Евстрат Набоков, у которого оброчное хоромное место находилось «внутри города», сиречь в коломенском кремле.
После раздела имуществ дела Рубцовых несколько пошатнулись. В описании города, составленного в 1709 году воеводой Иваном Давидовичем, мы видим, что посадский человек Тимофей Алексеевич Рубцов 30 лет от роду, со всем семейством – указаны его сыновья Иван 12 и Дементий 9 лет – живет на дворе купца гостиной сотни Ивана Ушакова.
Впрочем, через девять лет после того, Рубцов и его близкие указаны уже живущими на своем собственном дворе: сам Тимофей 1673 года рождения, 45 лет, супруга его, Евдокия Дементьевна 1682 года рождения 36 лет, и их дочери: Неонила Тимофеевна 1710 года рождения 9 лет от роду, Матрена Тимофеевна 1711 года, 7 лет, и Евдокия Тимофеевна 1713 года рождения, которой было пять с половиной лет. Сыновья, надо думать уже совсем отделились от родителей и жили своими домами. Точно известно, что Дементий Тимофеевич Рубцов поселился в приходе церкви Рождества Христова, строить которую начинал его дед. Его имя упомянуто в описании дворов прихода за 1748 год.
Да, не зря говорят, что все новое это хорошо забытое старое! Понравилось проводить историческую параллель? Тогда поспеши в Макет Коломенского Кремля!
Кстати, не пропусти нашу предыдущую статью - Страх и ненависть в Коломне. Часть 6. Ложечников. Не путать с Лажечниковым.
Еще больше личных историй - в продолжении! Следите за новостями!