Утро выдалось обычным: чайник, скрипучие пятки по паркету, хмурое небо за окном. И только странная лёгкость в груди — будто бы что-то неуловимое должно сегодня измениться.
– Мам, где мои колготки? – спросила дочь.
– В третьем ящике, – Мария привычно крикнула в ответ. Даже голос не дрогнул.
Сын с кухни допытывался:
– Мааам, а хлеб есть?
Как всегда – заботы. Как всегда – взрослые дети ничего не могут найти.
Когда они, шумя и толкаясь, всё-таки ушли на работу и в институт, Мария заварила себе остатки вчерашнего кофе и села у окна. Сквозь стекло проглядывал двор: женщина с собачкой, шум подростков, машина, куда-то уезжающая.
Вдруг телефон трельнул, вздрогнул — и на экране высветилось: «Ольга Х».
– Маш, а пойдёшь со мной в парк? Погода зовёт, а дома сидеть — преступление!
Что-то дрогнуло внутри. Разве могла она отказать той самой Ольге, подруге из детства, женщине с характером, которой Мария тайно всегда немного завидовала ещё со школьной скамьи…
Встретились спустя полчаса. Ольга — бодрая женщина средних лет в цветном шарфе. Глаза смеются, походка лёгкая. Мария поймала себя на том, что отчаянно ищет в кармане салфетку: вдруг лицо грязное или ещё что…
– Ну и как жизнь, Маш? – спрашивает Ольга, присаживаясь на лавку.
Мария попыталась улыбнуться, но вместо улыбки получилось какое-то смущённое движение губами. Подруга уже развернула маленькую плитку шоколада.
— Угощайся, — протянула кусочек. — Дай угадаю - устала. Ну, рассказывай, что у тебя?
Мария пожала плечами, взяла шоколад.
— Как всегда, — выдохнула она, — день сурка. Утро — завтрак, всем собрать, проверить, чтобы не забыли зонт… Вечером — гора посуды, гора хлопот.
Ольга молчала, только качала головой. Шорох листвы за лавочкой, лай собак — жизнь продолжалась, а у Марии в груди что-то скреблось.
— Что дети? Не помогают что ли? — удивилась Ольга.
Мария вскинула глаза.
— Им уже почти тридцать, но всё дома на моей шее сидят. Наташа работу меняет каждый месяц, потом ноет: «Мам, найди ты - у тебя лучше выходит…» Лёша вообще считает, что варить себе макароны не царское дело… Холодильник — моя забота, стирка — моя забота, свет в коридоре — я должна менять… Как дети малые, а едят и мусорят за четверых.
Ольга нахмурилась:
— Маш, а зачем?
Мария смутилась, растерялась. Голос стал робким:
— Они же мои дети… мне их жалко. Что ж поделать? Видно, это мой крест. Некому ведь больше о них позаботиться.
— Ты не их служанка, — отчётливо сказала Ольга. — Это они уже должны о тебе заботиться. Знаешь, как я сделала? Сказала: «У вас есть месяц на поиск отдельного жилья. Я хочу пожить для себя, мне мало осталось. Не буду сидеть в четырёх стенах, живя чужой жизнью». Поныли, конечно. Сейчас смеёмся вместе. Редко видимся, конечно, но каждый свою жизнь строит, Маша. Я вот в турклуб записалась — видела мои фотографии из Карелии?
Мария вообразила себя, свободно гуляющей по парку, пьющей кофе на кухне, где никто не бросает носки и не требует: "Мама, дашь денег?" Сердце защемило.
— Не решусь я, — прошептала. — Они без меня пропадут, обидятся…
— Да если не решишься — ты пропадёшь. Разве тебе самой нравится быть обслуживающим персоналом у родных детей? Они у тебя избалованные шибко. Я тебе так скажу: отпусти их на все четыре стороны. Пусть с трудностями столкнутся. Поверь, сначала будут злиться, а потом скажут спасибо… Иначе ты им совсем жизнь испортишь, Маш. И сама света белого не увидишь.
***
Мария ещё долго сидела на лавочке. Забыла про шоколад, про пыльные облака в окне и звонки детей. Пошла домой медленно, как в тумане. Все эти слова стучали гвоздями: "Ты портишь детей", "Обслуживающий персонал", "Становись собой".
Вечером, когда Наташа привычно кинула сумку в коридоре и заныла:
— Мам, ну давай поужинаем, мне так плохо после этой работы…
Алексей, шагая к холодильнику, пробурчал:
— Купи колу, а? Тут одни пельмени только…
Мария вдруг поняла — сейчас или никогда.
— Дети, давайте поговорим, — сказала громко.
Дочь и сын замерли. Ожидали, видимо, новых инструкций — куда отнести мусор, как стирать носки, как укладывать вещи. Но у Марии голос дрожал и звучал так, что Наташа отбросила телефон, а Алексей даже оторвался от холодильника.
— С этого месяца я больше вас обслуживать не буду. Люблю вас, но живите сами. Даю вам две недели — ищите съёмную квартиру или друзей с жильём, разбирайтесь с едой, деньгами и делами сами. Я хочу наконец… пожить для себя.
— Маааам! — взвыла Наташа, — Ты с ума сошла?! Куда я пойду.
— Это шутка? — хмыкнул Алексей, хитро косясь. — Я ж готовить не умею. И убираться тоже. Как я один жить-то буду?
— Всё серьёзно, — перебила Мария. И холодно, непривычно добавила: — Я больше так не могу. Вы давно взрослые и должны сами устраивать свою жизнь.
Повисла тишина. Воздух задрожал. Казалось, дом съёжился от неожиданности; даже старый кот у двери перестал вылизываться — смотрит с упрёком.
— Мам, как ты можешь?! Я ж твоя дочка! — Наташа захныкала, но слёзы выглядели театрально — Мария это впервые заметила.
— Сами себе готовьте, покупайте, ищите жильё. Я не злодейка, просто я — человек. Не ваша обслуга, а человек.
***
Дети шептались допоздна: придумывали, как отговорить мать. Возмущались, обсуждали её "предательство". Но теперь всё было по-другому.
Всю ночь Мария не сомкнула глаз. Сердце, как маленькая сумасшедшая птичка, колотилось так часто, что казалось — ещё чуть-чуть, и она взлетит… К потолку, к немыслимой свободе, о которой столько лет боялась подумать.
За стеной слышались голоса сына и дочери — то возмущённые, то жалобные, иногда – если ловить паузы – почти заговорщицки-шепчущие. Но Мария впервые в жизни не вмешалась. Лежала, вглядывалась в светлый квадрат окна и думала: неужели так бывает — когда страх уже не держит?
Утром Наташа молчала и ходила по квартире, как туча. Алексей, наоборот, изображал показную бодрость, то и дело бросал ехидные шуточки. А в моменты, когда думал, что мать не видит, хмуро листал что-то в телефоне. Вся атмосфера в квартире была напряжена до предела.
В тот день Мария испытала себя на прочность. Она варила кофе только для себя — не для всех. Доставила себе удовольствие: включила на кухне радио, отрезала ломоть батона «просто так». И вдруг уловила — кто-то за спиной внимательно наблюдает.
— Мам, ну мы же семья… — раздалось тихо из-за двери.
Мария почувствовала — вот он, момент истины. Она поставила чашку, глубоко вдохнула и, не оборачиваясь, сказала:
— Семья — это когда уважают. А не пользуются друг другом.
Алексей вышел, хлопнув дверью. Наташа осталась, осторожно придвинулась ближе. Глаза покрасневшие, но не от слёз, а от бессонной ночи.
— Ты правда… нас выгонишь? Прям совсем?
Мария повернулась.
— Да. Если сами не уйдёте, я вас выставлю с полицией. Я не шучу, Наташа. Я не железная.
Дочь молчала, наверное, впервые осознав всю решимость матери.
— Но люди же… смеяться будут, мам! И пальцем у виска крутить, что ты родных детей за порог выставляешь.
— Не все, — устало вздохнула Мария. — Пора вам слезать с моей шеи.
***
Вечером были истерики.
Наташа рыдала на всю квартиру, грозилась уйти куда глаза глядят – и её гибель будет на совести матери. Алексей пытался торговаться:
- Ну давай хотя бы месяц… две недели это мало…
Но в глазах Марии стояла та самая взрослая усталость, которая не даёт больше отступать ни на шаг.
— Через неделю собирайте вещи, — повторила мать. — Никаких отсрочек. Если останетесь —по-другому будем разговаривать.
Им понадобилось двое суток, чтобы поверить: в этот раз она не сдастся.
— Мам… — Наташа вернулась вечером с мятым листком в руках. — Я нашла объявление… тут пожилая соседка в третьем подъезде ищет квартирантку… У неё своя кухня и даже ванна отдельная. Я у неё комнату сниму.
Мария смотрела на дочь. Перед ней стояла теперь не жертва, не обиженная девочка, а испуганный новичок, которому впервые в жизни предстоит что-то сделать самой.
— Это правильно, доча… Я помогу тебе собрать вещи, если хочешь.
В глазах Наташи впервые мелькнула благодарность — пугающая, непривычная, но живая.
— А ты… не… будешь скучать?
Мария улыбнулась, погладила дочь по руке.
— Я буду по тебе скучать, как и ты по мне. Так честнее с обеих сторон.
***
Алексей пришёл вечером. Шаркает ногами, говорит тихо. Чувствуется — не спал, не ел, растерян. Но гордость не позволяет показывать слабости.
— Всё правда? — буркнул, глядя мимо.
— Правда, — кивнула Мария.
Он смотрел на сумку, на свой телефон.
— Я у начальницы пока поживу… Ну, временно… Не беспокойся, мам. Выкручусь.
- У начальницы? Она же на 12 лет тебя старше!
- Ну, а что делать?! Сама же выгоняешь. А она давно мне намёки делала… Раз такие дела, то к ней и перееду.
Он слабо улыбнулся. Его глаза блестели лукавством и вызовом.
Неделя промчалась, как в дымке. Мария помогала собирать чемоданы — привычно складывала вещи, стирала майки, гладила рубашки… Но теперь каждое движение было не служением, а ритуалом прощания.
Оставалось только время. И удивительно — его вдруг стало много.
— Пока, мам, — сказала Наташа, собирая последний пакет с продуктами. Мария обняла дочь крепко-крепко: чувствовала, как сердце готово выпрыгнуть — от боли, от гордости, от досады по ушедшим годам. Но она знала — это правильно.
— У тебя всё получится.
Дверь захлопнулась за сыном чуть позже. Мария долго стояла в опустевшем коридоре. Слушала, как эхо гуляет по квартире: ни одного голоса, ни одной просьбы — только её дыхание.
— Какой же это особый случай… — улыбнулась сама себе. — Первый день моей новой жизни.
Мария открыла окно пошире: в комнату ворвался вечерний ветер, свежий, когда-то давно забытый. Она вдруг вспомнила, как пахли парки в её юности, как умела мечтать, собирать с подругами каштаны, как смеялись над чем-то нелепым и верили: всё впереди.
Теперь — снова впереди.
Стоя одна, Мария вдруг почувствовала себя не одинокой — а свободной. Прогуливаясь по пустой квартире, Мария вдруг осознаёт: ей не страшно. Ей спокойно.
А ещё женщина чувствовала гордость за детей. И ей даже не пришло в голову, что и дочь, и сын просто нашли себе по второй маме: Наташа – одинокую соседку, а Лёша – зрелую начальницу. Мария привыкала к новой жизни, уже не думая о проблемах детей.
_____________________________
Подписывайтесь и читайте ещё интересные истории:
© Copyright 2025 Свидетельство о публикации
КОПИРОВАНИЕ И ИСПОЛЬЗОВАНИЕ ТЕКСТА БЕЗ РАЗРЕШЕНИЯ АВТОРА ЗАПРЕЩЕНО!