Кого можно считать жителем блокадного Ленинграда? Вопрос не праздный. Ещё совсем недавно этот статус присваивался тому, кто проживал в городе на Неве не меньше четырёх месяцев в период с 8 сентября 1941 года по 27 января 1944 года. Эти временные рамки вызывали недовольство со стороны тех, кто провёл в блокадном городе меньше времени, но при этом тоже сполна познал и голод, и бомбёжки, и потери близких... И вот – хорошая новость – в 84-ю годовщину начала блокады Ленинграда в России принято важное решение. Отныне каждый, кто жил в осаждённом городе, независимо от срока пребывания, в том числе и тот, кто родился во время блокады, даже если до освобождения города оставался всего один день, получит статус жителя блокадного Ленинграда.
Сегодня о тех, кто на себе испытал все тяготы военного времени, рассказывают читатели моего канала.
Папа помнил бомбёжки и баржу
«Моему папе и его двоюродному брату было по 8 лет, когда началась блокада, – поделилась своей историей Анастасия Смирнова. – Отец рассказывал, что до войны они с мамой, сёстрами и двоюродным братом жили в квартире на Моховой. Перед самой войной его сёстры уехали на каникулы к родственникам на Урал, а маму, мою бабушку, арестовали – это произошло во время блокады. Папу с братом в квартиру на Моховой не пустили. Отец вспоминал, что после школы его увели куда-то две женщины...
Папа помнил бомбёжки и баржу, на которой ленинградских детей чудом вывезли из блокадного города. Потом был детский дом. Плёс, Приволжск в Ивановской области, село Красное-на-Волге, что под Костромой, Кадницы Горьковской области (ныне – Нижегородской) – эти названия папа часто произносил. Где-то там находился его детский дом. Несмотря на тяжёлое военное детство, прошедшее вдали от родного города, о жизни на Волге у отца были самые светлые воспоминания...
После детского дома папа в Ленинград не вернулся. В их квартире на Моховой жили другие люди. Отец уехал в Среднюю Азию, где работал в геологической партии. В 1952 году случилось невероятное – нашлись папины сёстры и мать. Бабушку я плохо помню, её не стало, когда я была ещё маленькой. А папа нам с сестрой о ней почти ничего не рассказывал, как и о блокаде – в 60-е годы говорить об этом было не принято.
Мы жили в посёлке в Киргизии, помню, как папа искал своего двоюродного брата. Многолетние поиски ни к чему не приводили, но папа не переставал надеяться. Особенно после фильма Михаила Богина «Ищу человека», который вышел в 1973 году. Кстати, эту картину снимали в том числе и в нашем посёлке. И с Михаилом Богиным папа был хорошо знаком. В своё время мать режиссёра выслали в Киргизию, она жила в соседнем посёлке. Возможно, этим и объясняется место съёмок фильма. После выхода эта кинокартина вдохновила многих людей на поиски своих близких, потерянных во время войны. Также как и передача Агнии Барто «Найти человека», которая шла на радиостанции «Маяк».
Папа тоже не терял надежды, обращался во все инстанции, пытался ухватиться хоть за какую-то соломинку. Но в результате папин брат, мой дядя, нашёлся совершенно случайно – и благодаря мне. Это произошло в 1981 году. В то время время я уже жила и работала в Ленинграде. Однажды, приехав в отпуск, рассказала папе о своём руководителе. Он был начальником отдела лаборатории, иногда на собраниях делился своими воспоминаниями о блокаде... Папа заинтересовался им, начал расспрашивать. В конце концов выяснилось, что наш начальник – папин двоюродный брат. Это было настоящим чудом!
Случилось так, что во время блокады мой дядя прибился к железнодорожникам, его взяли в семью местные финны. Приёмные родители дали ему свою фамилию. И папе в детском доме тоже поменяли фамилию. Именно поэтому поиски друг друга ничего не давали. Когда спустя 40 лет папа наконец встретился со своим братом, они долго разговаривали, не могли наговориться. Вспоминали и довоенное время, и блокаду... Оба помнили, как бабушка вшила в одежду папы и его брата их данные, написанные на клочке бумаги. Говорят, что так многие делали в блокадном Ленинграде. К сожалению, воспоминания отрывочные. Расспросить подробно уже некого. Тётя Антония, папина старшая сестра, умерла в 2022 году, ей было 100 лет. Тоже не очень-то рассказывала...».
Поправили возраст – и на фронт
«В 1941 году дедушке исполнилось 13 лет, с начала блокады он пошёл работать на завод «Красный треугольник», – рассказывает Инна Меркурьева. – В первую, самую тяжёлую, блокадную зиму он остался вдвоём со своей бабушкой – все другие близкие умерли. Дедушка вспоминал: зимой утром уходил – ещё темно, возвращался со смены – уже темно. Приходил и ложился спать бабушке под бок, чтоб теплее было. И в один из вечеров понял, что бабушка уже дня три как скончалась.
Дедушка остался один. Рассказывал, однажды получил немного пшена, настрелял из рогатки воробьёв, сварил кашу с мясом – и так объелся, что чуть не умер.
Ещё вспоминал: на местном рынке мужик хлеб менял на золотые украшения, дедушка с друзьями со двора решили выследить, откуда у него такие хлебные запасы. Вычислили адрес этого богача и залезли к нему, когда его не было. Хлеб не нашли, зато обнаружили два чемодана золота – тут их сотрудники НКВД и арестовали. У комитетчиков этот мужик был в разработке, а пацаны всё испортили. Это произошло в 1943 году. Чтобы избежать наказания, дедушке немного поправили возраст – изменили год рождения с 1928-го на 1925-й – и отправили на фронт. Пятнадцатилетний призывник обрадовался, потому что солдатский паёк был больше, по сравнению с мизерными хлебными нормами, которые получали жители блокадного города».
Где ты, Наташа?
«Мне было лет шесть, мы с родителями жили в деревне, сдавали комнаты дачникам из Ленинграда, – вспоминает Зинаида Слепнёва. – Одну из комнат снимала Мария Ивановна с внучкой Наташей. Это была красивая женщина: чёрные косы, волосы густые, блестящие... Она рассказывала, как выживала в блокаду с двумя детьми. Вале, её дочери, было тогда так же, как мне, шесть лет, и мальчик новорождённый, грудничок. Муж Марии Ивановны погиб в первый год войны. Зимой 1941-1942 годов было не просто тяжело, а невыносимо трудно, Валя всё время плакала, просила есть. Она одна подолгу стояла в очереди за хлебом и не раз случалось, что возвращалась домой с пустыми руками, если в тот день хлеба не привезли. От голода у Марии Ивановны пропало молоко. Маленький, ослабший Глебушка уже не плакал, только еле слышно всхлипывал и вскоре совсем затих...
Мария Ивановна вспоминала: в конце января 1942 года стало немного полегче, хлебные нормы хотя и незначительно, но увеличились: для рабочих они составляли 400 граммов, для служащих – 300 граммов, для иждивенцев и детей – 250 граммов. Мать с дочерью всё время блокады оставались в Ленинграде. У них была комната в коммуналке, затем, уже в мирное время, получили квартиру.
Валентина выросла, вышла замуж. Мария Ивановна жила с дочерью, зятем Виктором и внучкой Наташей. Они несколько лет снимали у нас дачу, пока Наташа не выросла. Мы тоже однажды были у них в гостях – в 1963 году или 1964-м, если не ошибаюсь. С Валентиной и Виктором мои родители долго дружили, Виктор часто приезжал к нам осенью, ходили с отцом в лес за грибами и ягодами...
Мария Ивановна умерла в 84 года. Через много лет Наташа прислала нам письмо, в котором сообщила, что бабушки не стало. К сожалению, связь с Наташей прервалась. Где она сейчас? Как сложилась её жизнь?».
Дорогие друзья! Если среди ваших близких есть жители блокадного Ленинграда, расскажите, пожалуйста, о них в комментариях.
Подписывайтесь на мой канал. Всего вам доброго и до новых встреч!
Также предлагаю прочитать: