Конверт лежал на столе уже третий день. Смятый, грязный, с размазанными чернилами адреса. Оля каждое утро видела его и каждый раз чувствовала, как внутри поднимается волна раздражения. А сегодня эта волна превратилась в цунами.
— Твоя сестра где совесть потеряла? Сколько ж можно с меня деньги тянуть? Запомни, я вам не банкомат! — швырнула она конверт прямо в лицо мужу.
Гена поднял глаза от телефона, моргнул растерянно: — Оль, что такое? Что случилось?
— Что случилось?! — Она схватила со стола банковскую выписку. — Пять тысяч твоей драгоценной Вике на "срочные нужды". Десять — на лечение твоей мамочки. Еще семь — бабушке Лизе "на таблетки". А я что, дура? Работаю как проклятая, а деньги утекают к твоим родственничкам как вода в дырявое ведро!
Гена встал, протянул руку к жене: — Олечка, ну что ты...
— Не трогай меня! — крикнула она так, что даже соседская собака на улице залаяла в ответ. — Знаешь, что мне вчера Вика сказала? "Генка всегда поможет, он же добрый". Добрый! На мои деньги добрый!
Она повернулась к зеркалу в прихожей и увидела свое отражение — растрепанные волосы, красные от ярости глаза, дрожащие губы. Тридцать восемь лет, а выглядит на все пятьдесят. И все из-за этой семейки.
— А ты знаешь, сколько я откладываю на отпуск? — продолжила она, не оборачиваясь. — Два года! Два года по копейке собираю, чтобы съездить к морю. А твоя сестричка за одну неделю спускает больше, чем я зарабатываю за месяц!
Гена подошел ближе, в голосе появились нотки раздражения: — Ну что ты накручиваешь себя? Вика попала в трудную ситуацию, развод сейчас у нее...
— Развод?! — Оля резко обернулась. — Развод у нее уже полтора года как состоялся! И алименты она исправно получает! А нас доит как коров дойных!
В этот момент в дверь позвонили. Один короткий звонок, потом еще два длинных. Оля и Гена переглянулись — они оба знали эту мелодию звонка.
— Мама, — прошептал Гена.
Галина Ивановна всегда приходила неожиданно. И всегда со своими "делами". Оля медленно пошла к двери, каждый шаг отдавался в висках.
За дверью стояла элегантная женщина в дорогом пальто, с идеальной укладкой и маникюром, который стоил больше, чем продукты на неделю.
— Олечка, дорогая! — защебетала свекровь, не дожидаясь приглашения входить. — Как дела? Ой, а что это ты такая бледная?
— Галина Ивановна, — процедила Оля сквозь зубы, — какими судьбами?
— Да вот, решила к детям заехать, соскучилась! А где Геночка мой?
— Здесь я, мам, — Гена вышел из комнаты, поцеловал мать в щеку.
Галина Ивановна оглядела квартиру критическим взглядом: — Ой, а у вас тут как-то... неуютно. Олечка, ты бы шторы поменяла, эти уже совсем выцвели. И обои кое-где отклеиваются...
Оля почувствовала, как в животе всё скрутилось в тугой узел. Она знала, к чему ведет разговор. Всегда одно и то же.
— Мам, проходи, чай поставлю, — засуетился Гена.
— Не надо чай, сынок. Я ненадолго. Тут вот какое дело... — Галина Ивановна достала из сумочки смятую справку. — Мне врач сказал, операцию делать надо. Срочно. А по полису, знаешь, очередь до осени...
Оля закрыла глаза. Вот оно. Началось.
— Сколько? — коротко спросила она.
— Олечка! — возмутилась свекровь. — Что за тон такой? Я же не к чужим людям обращаюсь!
— Сколько нужно денег? — повторила Оля четче.
— Ну... тридцать тысяч. Может, чуть больше...
Оля открыла глаза и посмотрела на мужа. Тот стоял, опустив голову, и молчал. Как всегда молчал, когда речь заходила о деньгах для его семейки.
— Генадий, — позвала она мужа полным именем, что всегда означало грозу. — А ты что скажешь?
— Оль, ну это же мама... операция...
— Операция, — повторила Оля. — А прошлый месяц что было? Тоже операция. Вике. Кисту удаляли. За двадцать пять тысяч. А позапрошлый месяц бабушке Лизе "сердце прихватило" — пятнадцать тысяч на кардиолога. Частного, естественно.
Галина Ивановна надулась: — Ну что ты, как будто мы у вас постоянно просим! Мы же семья!
— Семья? — Оля рассмеялась, но смех получился какой-то надтреснутый. — А когда у меня папа в больнице лежал, кто помог? Когда мне самой на операцию деньги нужны были? Где была тогда семья?
— Олечка, ну при чем тут... — начал Гена.
— Молчи! — рявкнула на него Оля. — Не смей даже рот открывать! Ты вообще когда последний раз зарплату домой приносил? А? Все твои деньги уходят то сестрице на "временные трудности", то мамочке на "неотложные нужды"!
Галина Ивановна поджала губы: — Да что с тобой такое, девочка? Откуда такая злость?
— Злость? — Оля подошла к окну, уперлась лбом в холодное стекло. — Мне сорок скоро. Сорок, Галина Ивановна. А у меня на счету три тысячи рублей. Три! За квартиру платить нечем, за коммуналку — тоже. А ваша Викуля вчера в "Телеграмме" фото выложила — в новом платье за двадцать тысяч позирует.
В комнате стало очень тихо. Слышно было только, как тикают часы на стене и где-то далеко лает собака.
— Оля, — тихо сказал Гена, — мы же это обсуждали...
Она медленно обернулась и посмотрела на него. В ее глазах было что-то такое, от чего Гена невольно сделал шаг назад.
— Обсуждали? — переспросила она очень спокойно. — Мы обсуждали? Или ты мне сообщил, а я согласилась, потому что устала спорить?
Телефон в кармане Галины Ивановны зазвонил. Она торопливо ответила: — Алло? Викуля, дорогая! Да, я у Генки... Что? Серьезно? Ой, деточка, сейчас приеду!
Она сунула телефон обратно в сумочку и засуетилась: — Ой, дети, мне срочно к Вике надо! У нее там... ситуация. Геночка, ты завтра утром зайдешь? По поводу операции поговорим?
И выскочила за дверь, даже не попрощавшись с Олей.
Супруги остались одни. Гена стоял посередине комнаты, словно не знал, куда деться. А Оля смотрела в окно на двор, где играли дети. Чужие дети. У них с Геной детей не было. "Потом", — всегда говорил он. "Вот встанем на ноги, накопим денег, тогда и детей заведем".
Только денег никогда не было. Потому что всегда находился кто-то из его родни, кому они были нужнее.
— Оль, — осторожно позвал Гена. — Может, сядем, поговорим спокойно?
Она обернулась и внимательно посмотрела на мужа. Высокий, еще довольно красивый, с добрыми карими глазами. Добрыми... Да, он действительно был добрым. Только его доброта почему-то распространялась на всех, кроме собственной жены.
— Знаешь что, Гена, — сказала она задумчиво, — а поговорим. Только сначала позвони своей сестричке и мамочке. Скажи им, что банкомат сломался. Окончательно и бесповоротно.
— Оля, что ты такое говоришь?
— То, что думаю. Надоело мне быть дойной коровой для твоих родственников. И знаешь что еще? — Она подошла к шкафу, достала чемодан. — Я еду к своей маме. На неделю. А ты пока тут подумаешь, кто тебе дороже — жена или вся эта компания дармоедов.
— Куда ты? Какая мама? Она же три года как умерла...
Оля замерла, чемодан выпал из рук.
— Да, — прошептала она. — Умерла. И знаешь почему? Потому что я не смогла собрать денег на ее лечение. Потому что все наши деньги уходили к твоей семейке. А моей маме пришлось довольствоваться бесплатной медициной.
Гена побледнел: — Оля, я не знал...
— Конечно, не знал. Тебе было некогда. Викина свадьба, потом развод, потом мамины проблемы, потом бабушкины болячки... А моя мама умирала тихо, чтобы не мешать твоей семейной идиллии.
В прихожей снова зазвонил телефон. На дисплее высветилось: "Вика".
Оля посмотрела на мужа: — Ответишь?
Гена протянул руку к трубке, но Оля оказалась быстрее. Она схватила телефон и нажала "отклонить".
— Всё, — сказала она. — С меня хватит. Хочешь содержать свою родню — содержи. Но без меня.
Она подняла чемодан и пошла к двери.
— Оля, стой! Куда ты? Мы же можем все обсудить!
Она обернулась в последний раз: — Обсуждать нечего, Гена. Я устала быть чужой в собственной семье. Твоя мама права — квартира действительно требует ремонта. Делай его сам. И деньги на операцию найди тоже сам. И Викины потребности удовлетворяй сам.
— А наш брак? — растерянно спросил он.
— А что брак? Брак — это когда двое. А у нас тут целый колхоз. Только я в нем почему-то единственная рабочая лошадь.
Дверь за ней захлопнулась. Гена остался один среди разбросанных бумаг и своих мыслей. Телефон снова зазвонил. Вика. Опять.
Он долго смотрел на высвечивающееся имя сестры, потом медленно нажал кнопку отключения.
За окном начинался новый день. А в квартире на четвертом этаже сорокалетний мужчина впервые за много лет остался наедине с собственной совестью...
Телефон не умолкал. Сначала звонила Вика — раз, второй, пятый. Потом мама. Потом опять Вика. Гена сидел на диване и смотрел на мигающий экран, не решаясь ответить.
"Где Оля?" — спрашивал он сам себя, но ответа не было. Жена ушла час назад, а он до сих пор не мог поверить, что это произошло по-настоящему.
Наконец он не выдержал и взял трубку: — Алло? — Генка! — голос Вики звучал взволнованно. — Слушай, у меня тут форс-мажор! Мне сегодня же тридцать тысяч нужно! Срочно! — Вика, я... — Представляешь, этот козел Серега решил алименты через суд урезать! Говорит, что я якобы работать не хочу! А мне адвоката нанимать надо, хорошего, не халтурщика какого-нибудь! — Вик, погоди... — Да ты что, братик? Голос какой-то странный. Заболел?
Гена посмотрел на разбросанные по столу банковские выписки, на смятый конверт, который Оля швырнула ему в лицо. Впервые за много лет он действительно увидел цифры. За последние полгода его семья получила от них больше ста тысяч рублей.
— Вика, — сказал он медленно, — а ты работаешь? — Что? — она явно не ожидала такого вопроса. — Какая работа, Генка? У меня же ребенок! Машка в садик ходит, болеет постоянно... — Машке уже семь лет. Она в школу ходит. — Ну и что? Все равно за ней смотреть надо! Генка, ты чего? Что за допрос?
А Гена вдруг отчетливо вспомнил, как Оля по вечерам сидела за компьютером, подрабатывая переводами. До часу ночи, а утром в семь — на основную работу. И никогда не жаловалась. А он даже не думал, почему она так устает.
— Слушай, Вик, — начал он, но сестра его перебила: — Ой, Генка, у меня тут мама на второй линии! Наверное, тоже про деньги. Ты быстренько переведи, а вечером созвонимся, ладно?
Гудки. Вика положила трубку, даже не дослушав ответ.
Через минуту зазвонила мама: — Сынок! Я тут с Викой говорила — у нее проблемы! И у меня тоже — врач сказал, операцию нельзя откладывать. Ты в банк сходи, кредит оформи... — Мам, стоп, — Гена потер лоб. — А почему кредит я должен брать? — А кто же еще? — удивилась Галина Ивановна. — Ты же мужчина, глава семьи! И потом, у тебя жена работает, справитесь.
"У тебя жена работает." Вот как. Не "мы справимся", не "у вас доходы позволяют". У тебя жена работает.
— Мама, а ты работаешь? — Геночка, ну что ты? Мне уже пятьдесят восемь! Какая работа в таком возрасте? — А Нина Петровна из соседнего подъезда работает. Ей шестьдесят два. — Нина Петровна — это другое дело, — поспешно сказала мама. — У нее пенсии хватает. А у меня маленькая, ты же знаешь. — Знаю, — кивнул Гена, хотя мать его не видела. — А почему маленькая? — Ну как почему? Стажа не хватает. Я же Викулю растила, потом тебя... В девяностые работы не было...
Гена вспомнил девяностые. Мама действительно сидела дома. Но не потому, что работы не было. Просто она считала, что работать — это унизительно для "интеллигентной женщины". А папа вкалывал на трех работах.
— Мам, — сказал он осторожно, — а может, ты найдешь подработку какую-нибудь? Хотя бы на полставки? — Генадий! — возмутилась Галина Ивановна. — Что это с тобой? Олька тебе что-то в голову вбила?
При упоминании жены Гена почувствовал острую боль в груди.
— Мам, Оля от меня ушла.
Повисла пауза.
— Как это ушла? — наконец спросила мать. — Так и ушла. Сказала, что устала содержать всех нас. — Вот стерва! — взорвалась Галина Ивановна. — Я же говорила, что она не пара тебе! Корыстная, жадная! А ты не слушал!
Что-то внутри Гены щелкнуло: — Мама, не смей так говорить про мою жену. — Твою? — засмеялась она зло. — Какую твою? Она же от тебя ушла! Значит, не твоя уже! — Ушла, потому что я довел. Потому что мы с вами довели.
— Генадий, ты что несешь? Мы что, плохого ей делали? Мы же семья! — Да, семья. Только в этой семье все берут, а дает один человек. И этот человек не я.
Он положил трубку. Руки дрожали.
В квартире стояла такая тишина, что слышно было, как капает кран на кухне. Гена пошел его закрутить и вдруг увидел записку, приклеенную на холодильник: "Молоко купить, хлеб, масло, макароны." Олин почерк. Она всегда составляла списки покупок, всегда думала о доме.
А он когда последний раз покупки делал? Месяц назад? Два?
Телефон опять зазвонил. Теперь звонила бабушка Лиза.
— Геночка, внучек! — заскрипел старческий голос. — Как дела? Ты маме помог с операцией? — Бабушка, — тихо сказал Гена, — а ты знаешь, сколько стоят твои лекарства? — Дорогие, внучек, очень дорогие. Но что делать? Болею... — А ты знаешь, что Оля работает на двух работах, чтобы их покупать? — Оленька хорошая девочка, — согласилась бабушка. — Трудолюбивая. А где она? Дай ей трубочку, я ей спасибо скажу.
Гена закрыл глаза.
— Бабуль, Оли нет дома. — А когда будет? — Не знаю. Может, не будет. — Как это не будет? — встревожилась старушка. — Что случилось? — Ничего, бабуль. Все хорошо.
Он не мог сказать правду. Не мог объяснить восьмидесятитрехлетней женщине, что он оказался таким эгоистом, что довел до срыва единственного человека, который их всех терпел и содержал.
После разговора с бабушкой Гена сел на кухне и открыл все банковские выписки. Высчитывал, складывал, вычитал. Картина получалась ужасающая.
Оля работала менеджером в строительной компании и подрабатывала переводчиком. Зарабатывала сорок пять тысяч в месяц. Он — тридцать в автосервисе. Из семьдесят пяти тысяч семейного бюджета двадцать пять уходило на квартплату и коммуналку, двадцать — на еду и необходимые траты. Оставалось тридцать.
Но за последние полгода родственникам ушло сто двадцать тысяч. Значит, Оля не только тратила всю свою зарплату на семью — она еще и в долги влезала.
А он даже не спрашивал, откуда деньги берутся. Привык. Попросили родственники — он к жене: "Оль, маме на лекарства нужно." И она молча брала телефон и переводила. Без вопросов, без упреков.
До сегодняшнего дня.
Гена встал и подошел к окну. Во дворе гуляла соседка с коляской. Молодая, веселая. А ведь у них с Олей могли бы быть дети. Но каждый раз, когда заходил разговор о ребенке, он говорил: "Подождем, встанем на ноги."
На какие ноги? Если все деньги уходили его маме, сестре и бабушке?
В дверь позвонили. Гена вздрогнул — а вдруг Оля вернулась? Но за дверью стояла Вика с красными глазами.
— Генка! — она ворвалась в квартиру, не дожидаясь приглашения. — Ты что трубку не берешь? Я же говорила — срочно нужны деньги!
— Вик, присядь, — устало сказал он. — Да какое присесть?! Завтра к адвокату идти! А денег нет! — А где твоя зарплата? — Какая зарплата? — Вика посмотрела на брата так, словно он спросил что-то невозможное. — Я же не работаю! — А почему не работаешь? — Генка, ты нормальный? Мне некогда работать! У меня развод, проблемы...
Гена внимательно посмотрел на сестру. Дорогие сапоги, новая сумочка, профессиональный маникюр. На все это нужны деньги. Большие деньги.
— Вика, а откуда у тебя сапоги? — Что? — она растерялась от неожиданного вопроса. — Сапоги. За тридцать тысяч. Видел в магазине такие же. — А, эти... Подруга подарила. — Какая подруга? — Да какая разница? Генка, что с тобой? Ты же раньше не допрашивал!
Раньше. А раньше рядом была Оля, которая молча работала за двоих, чтобы у Викиных подруг были деньги на дорогие подарки сестре безработного мужа.
— Вик, — сказал Гена медленно, — я больше не буду давать тебе деньги.
Сестра замерла: — Что? — Ты слышала. Хватит. Иди работай. — Генка! — в голосе появились истерические нотки. — Ты что, с ума сошел? Я же твоя сестра! Родная! — Именно поэтому. Потому что я люблю тебя и не хочу, чтобы ты превратилась в профессиональную попрошайку.
Вика заплакала: — У меня проблемы! Серега хочет алименты уменьшить! — Тогда иди работай и докажи суду, что сама можешь содержать дочь. — А как же Машка? Кто за ней смотреть будет? — После школы? Много детей остаются после школы одни. Или отдай в продленку.
Вика рыдала все громче: — Генка, ну не можешь же ты меня бросить! Я же одна! С маленьким ребенком!
— Не одна. У тебя есть руки, голова, образование. А ребенок не маленький — в первый класс идет.
— Генадий! — Вика вскочила с дивана. — Да что Олька тебе в голову вбила? Она что, запретила мне помогать?
— Оля от меня ушла.
Сестра осеклась: — Как ушла? — Так и ушла. Устала содержать всех нас. — Вот же дрянь! — взорвалась Вика. — Я же говорила, что она стерва! Разлучила нас! Семью разрушила!
И тут Гена впервые за много лет на сестру накричал: — Хватит! Никто никого не разлучал! Вы сами все разрушили! Твоими бесконечными просьбами, мамиными "срочными нуждами"! Моя жена работала как лошадь, чтобы всех вас содержать! А вы даже спасибо сказать не догадались!
Вика отшатнулась. Такого брата она не видела никогда.
— Генка... — Все, Вик. Разговор окончен. Иди работай. И маму предупреди — пусть тоже работу ищет. Банкомат закрылся.
Вика выбежала из квартиры, громко хлопнув дверью. А Гена остался сидеть на кухне и думать: не слишком ли поздно он все понял?
Два дня Гена не выходил из дома. Брал больничный, сидел среди банковских выписок и пытался понять, как все зашло так далеко. Телефон разрывался — звонили мама, Вика, даже бабушка Лиза. Но он не отвечал.
На третий день не выдержал — поехал к Олиной подруге Тамаре. Единственному человеку, который мог знать, где жена.
— Гена? — Тамара открыла дверь и посмотрела на него с нескрываемой неприязнью. — Что тебе надо?
— Тома, скажи, где Оля. Мне нужно с ней поговорить.
— А зачем? — Подруга скрестила руки на груди. — Еще денег попросить? Для мамочки или сестрички?
— Тома, я все понял. Хочу извиниться.
— Поздно, Генадий. Слишком поздно.
Но она пропустила его в квартиру. На кухне сидела Оля. Похудевшая, осунувшаяся, с темными кругами под глазами.
— Привет, — тихо сказал он.
— Привет, — ответила она, не поднимая глаз.
Тамара демонстративно не ушла, села рядом с подругой.
— Оль, — начал Гена, — я хотел сказать...
— Что? — Она наконец посмотрела на него. — Что мама опять заболела? Что Вике срочно деньги нужны? Что бабушка таблетки покупать не может?
— Нет. Я хотел сказать, что ты была права. Во всем права.
Оля удивленно подняла брови.
— Я посчитал, — продолжил Гена. — Сто двадцать тысяч за полгода. Больше, чем я зарабатываю. Ты влезала в долги, а я даже не замечал.
— И что теперь? — в голосе Оли не было ни злости, ни обиды. Только усталость.
— Теперь я сказал им всем правду. Что банкомат сломался. Что пора самим работать.
Тамара фыркнула: — Ага. Как же. Неделю протянут, а потом опять к тебе полезут.
— Не полезут, — твердо сказал Гена. — Потому что я им больше не дам.
Оля покачала головой: — Ты же добрый, Гена. Слишком добрый. Придет мама, скажет, что болеет, и ты опять поддашься.
— Не поддамся.
— Поддашься. Как поддавался всегда. А я больше не хочу это терпеть.
Гена присел на корточки рядом с женой: — Оль, дай мне шанс. Один шанс доказать, что я изменился.
— Гена, — вздохнула она, — мне тридцать восемь лет. Я устала. Очень устала. Мне хочется жить для себя. Хочется купить платье, не считая копейки. Хочется поехать в отпуск. Хочется иметь детей, а не содержать чужих взрослых дядей и тетей.
— Тогда давай так и сделаем. Съездим в отпуск. Заведем детей.
Оля грустно улыбнулась: — На что? Ты же знаешь наше финансовое положение. Долги, кредиты...
— Я найду вторую работу.
— Как мама и Вика? Они тоже "найдут"?
Гена встал, достал телефон: — Сейчас узнаем.
Он набрал номер сестры. Вика ответила не сразу.
— Алло? — Вик, это я. Как дела с работой? — Генка! — голос сестры сразу стал жалобным. — Слушай, я уже неделю ищу! Но везде такие требования... То опыт нужен, то график не подходит... — Понятно. А ты в "Магните" пробовала? Там всегда кассиры нужны. — В "Магните"?! — взвизгнула Вика. — Генка, ты что? Я же с высшим образованием! — И что? Работа не позорная. Деньги приносит. — Но я же не для этого училась! — А для чего? Чтобы на шее у брата всю жизнь висеть?
Тишина.
— Генка, — наконец пробормотала Вика, — может, хоть небольшую сумму? Тысяч десять? На первое время...
Гена посмотрел на жену: — Нет, Вик. Все. Больше ни копейки.
Он положил трубку и набрал маму.
— Мама, как дела? Работу нашла? — Сынок, — заныла Галина Ивановна, — да кому я в таком возрасте нужна? Может, хотя бы на операцию денег дашь? А там видно будет... — Мам, в поликлинике сказали — операция не срочная. Можно по полису сделать. — Но там очередь... — Подождешь. Все ждут. — Генадий! Да что с тобой такое? Ты же сын мне! — Именно поэтому говорю правду. Потому что люблю. Иди работай, мама. Пока не поздно.
Он отключил телефон и посмотрел на Олю: — Видишь? Я могу.
— Сегодня можешь, — тихо сказала она. — А завтра? Послезавтра? Когда мама придет и скажет, что голодает? Когда Вика приведет Машку и будет плакать, что ребенку есть нечего?
Гена сел напротив жены: — Оля, я знаю, что доверие заработать трудно. Но дай мне попробовать. Дай нам попробовать начать сначала.
— А если не получится?
— Получится, — он взял ее руки в свои. — Потому что я понял главное. У меня есть семья. Не мама, не сестра, не бабушка. У меня есть жена. И это она — моя семья. Самая важная.
Оля долго молчала. Тамара смотрела на них обоих и качала головой.
— Гена, — наконец сказала Оля, — у меня есть условие.
— Какое?
— Я хочу отдельный счет. Половину зарплаты буду туда откладывать. На наше будущее. На детей, на отпуск, на непредвиденные расходы. И об этих деньгах никто не должен знать. Никто.
— Согласен.
— И если хоть раз — слышишь, хоть раз — ты дашь кому-то из своих родственников деньги без моего согласия, я ухожу. Навсегда.
— Согласен.
— И еще, — голос Оли стал тверже, — мы переезжаем. Снимем другую квартиру. Подальше от твоей мамы.
Гена кивнул: — Хорошо.
Тамара встала: — Оль, ты уверена? А если он опять...
— Не знаю, — честно ответила Оля. — Но попробовать стоит. Один раз. Последний раз.
Прошло полгода
Гена действительно нашел вторую работу — по вечерам подрабатывал в такси. Уставал смертельно, но держался. За полгода ни копейки не дал родственникам.
Мама нашла работу уборщицы в офисе. Зарплата небольшая, но на жизнь хватает. Операцию сделала по полису — оказалось, не так уж долго пришлось ждать.
Вика устроилась продавцом в детский магазин. Сначала ныла, что унизительно, потом втянулась. Даже нравится — с детьми общается.
Оля с Геной сняли двушку на другом конце города. Маленькую, но светлую. И главное — их собственную.
— Знаешь, — сказала Оля, укладываясь спать, — а я и не помнила, каково это — покупать что-то для себя.
— Что купила? — улыбнулся Гена.
— Крем для лица. Дорогой. За тысячу рублей, — она засмеялась. — Раньше казалось — это же безумие! А теперь думаю — почему нет? Я же зарабатываю.
— А я сегодня в автосервисе премию получил. Пять тысяч.
— И что будешь делать?
— Половину на отпуск отложу. Половину — на детскую комнату.
Оля повернулась к мужу: — Детскую?
— А что? Мне уже сорок один. Пора. Тем более теперь можем себе позволить.
Она обняла его: — Можем. Наконец-то можем.
За окном шел дождь, но в маленькой съемной квартире было тепло и уютно. И впервые за много лет супруги чувствовали себя настоящей семьей. Не банкоматом для родственников, не дойной коровой, а просто мужем и женой, которые строят свое будущее.
Телефон в прихожей молчал. И это было прекрасно.