Это должен был быть обычный ночной переезд.
Я, моя подруга и ещё двое случайных попутчиков — заняли купе, разложили постель, заварили чай в пластиковых стаканчиках и тихо переговаривались, убаюканные ритмом колёс.
Вагон был старенький, но рабочий.
Проводница — немногословная, с усталым взглядом, который говорил: "Не мешайте мне — и не мешаю вам".
Поезд набирал ход, и мы уже собирались ложиться спать, когда послышались голоса в коридоре.
Громкие. Захлёбывающиеся.
Смех, громыхание бутылок, ругань вполголоса и фраза:
— Да всё нормально! Мы же в своём купе! Ща зайдём, разберёмся!
Дверь открылась резко.
На пороге стояли трое мужчин, один уже с покрасневшим лицом, другой — с помятой курткой и пакетом из-под пива, третий — с прищуром "альфа-петуха".
Все явно не трезвые.
Один из них махнул рукой:
— Ну чё, освобождайте. Мы тут едем. Вон у меня билет.
Чьи фамилии — те и хозяева?
Один из парней, тот что был с помятой курткой, полез в карман и начал шарить:
— Да есть билеты! Только не на руках, в телефоне, щас… — он махнул рукой в сторону, небрежно.
Мы с подругой остолбенели.
Мужчина на верхней полке (попутчик, ехавший до Челябинска) попытался включиться спокойно:
— У нас здесь четыре места, все по билетам. Это наше купе. Проверьте своё.
— А мне что, по вагонам бегать? — агрессивно прищурился один. — Мне сказали, что я в девятом. Это девятый? Девятый.
Я уже достала телефон с билетом, показала:
— Купе 5, места 17, 18, 19, 20 — это мы. Проверьте свои билеты, может, у вас вообще плацкарт.
Тот, что с пакетом, громко рыгнул и сказал:
— А может, вы тут сами кого-то выжить хотите? С девчонками заселились, удобно, а нас выкидываете?
— Вы пьяны, — сказал мужчина с верхней. — Не устраивайте конфликт. Попросите проводницу.
Но в купе уже становилось тесно. Один из них облокотился на стену, другой сел на край моей полки, словно уже здесь живёт.
— Мы по-доброму пришли, — сказал "тот что еле стоял на ногах", — ну а если не хотите — по-другому поговорим.
Подруга шепнула мне:
— Они пьяные в хлам. Спорить бесполезно. Если полезут… нас тут двое, они — трое. А проводница, ты видела, как на всё реагирует?
Я кивнула.
Внутри вскипал гнев, но одновременно пришло чёткое чувство:
иногда выигрыш — не в том, чтобы остаться, а в том, чтобы выйти раньше, чем останешься на полу с сотрясением.
Проводница ничем не может помочь
— Всё, я за проводницей, — решительно сказала я и выскочила в коридор, где как назло никого не было. Только один человек стоял у аппарата с кипятком и зевал, в наушниках.
Проводницу я нашла в её купе — она сидела, закинув ногу на ногу, листала что-то в телефоне.
— Простите, — начала я, — к нам в купе зашли трое нетрезвых мужчин, заявляют, что это их места. У них, возможно, билеты в другой вагон. Посмотрите, пожалуйста?
Проводница оторвала взгляд от экрана и вздохнула:
— Ну, так пусть покажут билеты.
— Они не хотят. Один уже сидит на моей полке, второй намекает на драку. Вы что, не можете вмешаться?
Она пожала плечами:
— Я не охранник. Если у них билеты — пусть остаются. Если нет — выясняйте.
А если конфликт — звоните начальнику поезда, я не влезаю.
— Вы серьёзно? Там трое мужчин, пьяных. Мы вдвоём с подругой. Вы это «выясняйте» называете?
— Я одна на вагон, — ответила она холодно. — Если вас что-то не устраивает, идите в соседний. Там есть купе свободное, плацкартное, но тихое. Или жалобу напишите потом, как доедете.
Я стояла и не верила.
Сзади в проходе уже показалась фигура одного из «гостей» — подошёл, засмеялся:
— Ну чё ты тут жалуешься? Успокойся, не маленькая. Никто тебя не кусает.
И тогда всё стало ясно.
Проводница знала их. Или просто боялась больше, чем мы.
А поезд продолжал ехать.
Никуда не деться.
Выбор был: оставаться и рисковать — или уйти.
Когда разум важнее гордости
Я вернулась в купе — шаги звучали тяжело, как будто каждое приближало не к месту отдыха, а к унижению.
Внутри всё уже было «по-домашнему» — пьяная компания сидела, раскинувшись, как у себя на даче. Один уже достал сигарету и вертел её в руках.
— Ну чё, определились? — ухмыльнулся один из них. — Или продолжаем цирк?
Мужчина с верхней полки — тот, что ехал до Челябинска — спрыгнул вниз.
Сказал негромко, глядя на меня:
— Девушка, не обижайтесь.
Я лучше уйду. У меня трое детей, и мне к утру на работу.
Я не хочу, чтобы кто-то из нас остался в сводке.
Эти парни — без тормозов. Я с вещами.
Он быстро собрал постель, вскинул рюкзак на плечо и вышел.
Второй мужчина — молодой, с очками, студент по виду — промолчал. Сидел наверху, сжавшись, будто надеялся, что если не двигаться — тебя не заметят.
Я посмотрела на подругу.
Она уже держала наш рюкзак. Молча.
И в этом молчании было всё: обида, ярость, бессилие.
— Пошли, — сказала я. — Иначе нас вынесут, только уже не словами.
— Вот и славно, — бросил один из пьющих. — А то тут девки свои правила пришли устанавливать.
Мы вышли.
Стояли в конце вагона и смотрели в окно, стояла лишь тишина, нарушаемая стуком колёс.
Проводница подошла спустя десять минут:
— Купе 9 свободно. Там две полки. Забирайте. Я застелю вам новое бельё.
Я не поблагодарила.
Чужое купе и бессонница
Нам дали другое купе.
Холодное, с жёсткими полками и еле работающим светом.
Бельё было свежее, проводница своё отработала молча — не извинилась, не оправдалась.
Мы с подругой молча застелили полки.
Слов не было. Только внутренний ком, который не давал ни говорить, ни спать.
— Я не могла остаться, — прошептала она, лёжа спиной ко мне.
— Я тоже, — сказала я. — Даже не из страха. Просто поняла: нас никто не защитит.
Сквозь тонкие перегородки доносился смех той компании.
Они праздновали победу, как и полагается тем, кто чувствует, что закон — это для других.
Не для них.
Где-то ближе к утру смех сменился храпом.
Я всё ещё не могла уснуть.
Проверяла телефон. Смотрела в потолок.
И всё время думала: почему, чтобы не быть избитой, я должна уступить место, за которое заплатила?
С рассветом мы начали собираться.
Проводница ещё раз прошла по вагону. Мы обменялись взглядами — её пустой и усталый, мой — твёрдый.
Никто ни у кого не попросил прощения.
Никто никому не помог.
Но никто никого и не тронул.
И, кажется, в той ситуации — это уже считалось победой.
Лучше позже, чем никогда
Через два дня, уже дома, я открыла ноутбук.
Сидела с чашкой остывшего чая, всё ещё будто слыша пьяный смех и скрип двери равнодушной проводницы.
Сначала хотела просто забыть.
Закрыть. Пережить.
Но потом подумала — а почему я должна молчать?
Ведь если ничего не сделать, эти трое будут ездить и дальше, уверенные, что вагон — это их территория. А проводница — просто тень, которая провожает и не мешает.
Я написала жалобу.
Подробно, по минутам.
Приложила фото билета, указала номер вагона, имена, описала внешний вид и поведение.
Отправила — на сайт РЖД, в транспортную прокуратуру, продублировала в соцсети в официальный аккаунт перевозчика.
Ответ пришёл через неделю.
«Благодарим за обращение. По результатам внутренней проверки, проводник Смирнова Л.В. понесла дисциплинарное взыскание за ненадлежащее выполнение служебных обязанностей и допущение конфликта с участием нетрезвых пассажиров. Приняты меры по предотвращению подобных ситуаций в будущем. Спасибо за неравнодушие».
Я не улыбалась.
Это не победа.
Это — минимум справедливости.
Но теперь я знала:
если уж пришлось выйти из своего купе — пусть те, кто его отнял, знают, что за это кто-то всё же ответит.