Я ехала ночным поездом — ничего особенного: стандартный плацкарт, билет на нижнюю полку, рядом семья с ребёнком, за стеной — мужик с храпом. Всё, как всегда.
Поезд тронулся вечером. Я устроилась, надела наушники, листала книгу. Пассажиры подтягивались, сновали по коридору. Кто-то искал розетку, кто-то укладывал чемодан под сиденье.
Зашла женщина внушительной комплекции, втиснулась в проход между полками с видом «я тут случайно, но теперь всем придётся подвинуться».
Её место оказалось верхнее — и, судя по всему, она этим была недовольна.
— Ну надо же было так… — пробормотала она, глядя на ступеньки, как на скалу.
Соседка, напротив, предложила помощь, но та отмахнулась:
— Да я сама, вы что! Я вон в Сочи так залезала, что потом неделю спина ныла, но ничего — справилась.
Поднялась с натугой, задела рукой чей-то чай, шумно опустилась на верхнюю полку. Всё затихло. На минуту.
А потом... всё рухнуло.
Когда потолок оказался тяжелее, чем кажется
Я почти задремала. Окно чуть запотело, за стеклом мелькали фонари, провод скребся по крыше. Всё было как обычно — до щелчка.
Сначала — слабый скрип пружин сверху, затем резкое движение, и потом: бах.
Не громкий — глухой, тяжёлый, с человеческим "ух!" и моим "А-а-а!" одновременно.
Полная женщина упала прямо на меня.
Не ногами — всем корпусом.
Она как будто съехала с полки, не удержалась или повернулась не в ту сторону. Я даже не поняла, что произошло. Только резко потеряла воздух, потому что под её весом меня вжало в матрас.
— Боже! — заорал кто-то с соседней полки.
— Мамочка, я боюсь?! — прокричала девочка лет десяти.
А она…
Лежит. Пытается подняться.
Но ей неудобно, мне больно, и обе мы — в каком-то нелепом клубке.
— Ой, извините, я… — начала она, но дыхание сбилось. — Я же вроде на краю лежала… Ну что ж вы под самой полкой устроились?!
— Потому что у меня здесь МЕСТО! — выдохнула я, наконец, освобождая руки.
Пока она с трудом отползала на край, пока я проверяла, цело ли ребро, остальные пассажиры начали вставать с полок.
— Что за звук был?
— Упал кто-то?
— Скорую не надо?
Проводница уже торопилась из коридора, застёгивая жилетку.
Вы ж сами виноваты, что не уступили!
Проводница появилась в дверях:
— Что тут у вас происходит?
Я села, всё ещё ошарашенная, держась за бок. Женщина поднялась с пола с хрипом, поправляя штаны и натягивая кофту на живот.
— Да ничего! — выдохнула она. — Просто… просто я упала.
— Упала? — переспросила проводница, осмотрев пол и полки.
— Да! Потому что мне дали верхнюю полку! А вы вообще видели, какая я? Я туда с трудом забралась, а спать — невозможно. Я же не девочка в десять килограммов. Мне положено нижнее!
Я, всё ещё сидя на матрасе, прошипела:
— Положено — покупают. У меня билет на нижнюю.
А вы упали мне на грудную клетку. Спасибо, что вообще дышу.
Женщина всплеснула руками:
— Да вы бы и сами уступили, если бы не такая… упёртая!
Сама мама, наверное, или дочь у вас есть, а мне полку жалко! Вот и прилетела.
— Я вообще-то не виновата, что вы не держитесь. — голос у меня дрожал — от боли и от ярости.
Проводница всё это время молчала.
Потом тяжело выдохнула:
— Успокойтесь обе. У нас полки — по билетам. Если у вас верхняя, значит, ваша обязанность — на ней спать. Или просите обмен. Но это не повод падать на других пассажиров.
— Да кто ж хотел-то?! — фыркнула та. — Просто ноги затекли, я повернулась, и вот оно — гравитация! Устроено всё для худеньких. И кто меня теперь лечить будет, если я спину сорвала?
— А меня кто лечить будет?! — взорвалась я.
Все в плацкарте молчали. Только где-то на соседней полке кто-то буркнул:
— А вы, мадам, не пробовали заранее полки выкупать?
Полка или совесть
— Я на вас пожаловаться могу! — вдруг взорвалась женщина, тяжело опускаясь на край полки. — У меня шок, у меня травма, а вы орёте! Мне вообще теперь лежать нельзя. Вы же не знаете, какие у меня протрузии!
— Вы на меня упали, — медленно сказала я, вставая. — Не споткнулись, не случайно толкнули в проходе — упали сверху.
Из-за того, что вам некомфортно, вы чуть не придавили человека. А теперь ещё требуете, чтобы вас пожалели?
Женщина хлопнула ладонью по колену:
— Да я ж не специально! Но вы могли сами понять — что мне тяжело!
Все нормальные уступают! А вы — вон как, вцепились в полку!
Проводница попыталась примирить:
— Давайте без скандала. Некоторые люди спят...
Но я уже не собиралась замалчивать.
— Я не обязана страдать, потому что кому-то лень подумать о себе заранее.
Я купила место. Я не мешала. А теперь мне ещё и выслушивать, что я виновата, потому что не уступила?
Пассажиры на соседних полках начали вставать — кто за водой, кто просто от напряжения.
Мужчина лет пятидесяти буркнул:
— Простите, но ей вообще повезло, что не пришлось вызывать врачей.
— Ага, — поддержала соседка. — А вы ж ещё и недовольны.
Женщина замолчала, но глаза метали молнии.
— Ладно, — процедила она. — Всё с вами ясно. Только знайте — теперь я всем расскажу, какая молодёжь пошла.
— Расскажите, — спокойно сказала я. — Только не забудьте уточнить, на кого и как вы рухнули.
Последствия
Когда поезд въезжал на конечную станцию, я уже сидела собранная.
Рюкзак застёгнут, волосы собраны в хвост, старалась казаться спокойной на первый взгляд.
Но внутри — всё ломило.
Спина будто натянута струной, в груди — тупая боль, особенно при вдохе. Я молчала об этом, пока ехали, чтобы не давать женщине ни повода, ни удовлетворения.
Она, к слову, до самого выхода возмущалась полушёпотом, бросала взгляды, кидала реплики вроде «ах, актриса» и «у нас теперь все хрустальные».
На перроне мы вышли почти одновременно.
Она пошла в одну сторону, сумками и открытым недовольством.
Я — в другую. Медленно.
На выходе из вокзала стало ясно: всё не так просто.
Каждый шаг отдавался в боку, как будто ребро растянуто.
Я подняла руку и сразу поморщилась.
Упала она, да. Но боль — осталась у меня.
Позже, в поликлинике, после снимка, врач сказал:
— Трещина в ребре. Перелома нет, но придётся быть аккуратнее. Бинт, покой, мази. И да, девушка… лучше в следующий раз не молчите, когда на вас кто-то решает прилечь без спроса.
Я усмехнулась.
— Да я не молчала. Просто… кто ж знал, что в поезде можно получить травму внизу, если билет у кого-то — наверху.