Аромат жареной курочки еще витал в тесной кухне их однушки, когда Света, протирая стол, машинально зашла в мобильный банк. Просто проверить баланс перед завтрашним походом на рынок. Цифры на экране заставили ее моргнуть. Потом еще раз. Сердце вдруг гулко стукнуло о ребра.
— Денис? — Голос прозвучал странно, сдавленно, даже для ее собственных ушей. Она вышла из кухни в единственную комнату, служившую и гостиной, и спальней. Муж полулежал на диване, уткнувшись в телефон, на экране мелькали смешные ролики. — Денис, что с картой? Там… там почти ноль.
Он лениво поднял взгляд, будто только сейчас заметил ее присутствие.
— А, ну да. Я перевел маме. Ей же срочно надо было.
Света оперлась о дверной косяк, чувствуя, как подкашиваются ноги.
— Всю? Всю зарплату? Денис, ты же обещал! Половину – на общие расходы, половину – на кредит за холодильник! Мы же договаривались!
Денис сел, отложив телефон. На лице – знакомое выражение легкого раздражения, смешанного с уверенностью в своей правоте.
— Ну, Свет, чего ты сразу панику разводишь? Маме срочно на лекарства. У нее давление скачет, сердце шалит. Я не мог отказать, ты же понимаешь? Она одна, старая.
— Понимаю? — Света с трудом сдерживала дрожь в голосе. — Понимаю, что ты уже третий месяц подряд находишь «срочные» причины отдать ей почти все! Лекарства, ремонт крана, теперь опять лекарства? А как мы жить будем? Кредит просрочим, коммуналку нечем платить, еду купить не на что! Ты хоть подумал?
— Ну, подумал, — пожал он плечами, вставая и направляясь к холодильнику за водой. — У тебя же зарплата через три дня. Ну, потерпим немного. Маме важнее. Ты же не бездушная, в конце концов? Она же тебя свекровью зовет, хоть и редко видитесь.
Слова «потерпим» и «у тебя же зарплата» повисли в воздухе тяжелым, оскорбительным комом. Света вспомнила прошлый месяц: его «срочная помощь» маме с покупкой нового телевизора («старый совсем развалился!»), месяцем ранее – «непредвиденный» ремонт в ее хрущевке. И всегда – ее зарплата как палочка-выручалочка. Ее работа бухгалтером с утра до вечера, ее усталость, ее постоянный подсчет копеек.
— Важнее, — повторила она тихо, глядя ему в спину. — Важнее ее лекарства (если они вообще были), чем наши договоренности? Чем наш общий быт? Чем мое спокойствие?
Он обернулся, отхлебнув из бутылки.
— Ну вот, опять начинаешь! Вечная истерика из-за денег! Я же не на развлечения спустил, а маме помог! Ты что, хочешь, чтобы ей плохо стало? Чтобы я из-за твоей жадности мать потерял?
«Жадность». Это слово, брошенное так легко, стало последней каплей. Света вдруг почувствовала невероятную усталость. Усталость от этих разговоров по кругу, от его вечного инфантилизма и манипуляций «мамой», от постоянного чувства, что ее ресурсы – и финансовые, и эмоциональные – считаются бездонным колодцем.
— Хорошо, Денис, — сказала она удивительно спокойным голосом. — Помогать маме – это, конечно, святое. Я не против помощи. Но я больше не могу быть твоим безотказным кошельком.
Он нахмурился:
— Что это значит?
— Это значит, — Света медленно подошла к своему старенькому комоду, где в коробочке лежали важные бумаги, — что с сегодняшнего дня у нас полностью раздельный бюджет. Ты – взрослый мужчина. Ты зарабатываешь. Ты решаешь, куда твои деньги девать. И теперь ты будешь нести ровно половину всех наших расходов. Коммуналка, продукты, кредит – пополам. Точно пополам. Без опозданий.
Денис засмеялся, но смех звучал нервно.
— Ты с ума сошла? Какое разделение в семье? Это что, общежитие?
— В общежитии люди обычно не вытягивают деньги с соседа по комнате на свои личные нужды, — парировала Света, доставая блокнот и ручку. — Вот список: за прошлый месяц ты не внес свою долю за свет и газ – 2500 рублей. За продукты в прошлую неделю – ты взял на 4000, свою половину так и не отдал. Плюс доля за интернет и телефон за этот месяц – еще 1500. И твоя половина платежа по кредиту за холодильник – 7500 рублей. Итого: 15500 рублей. Жду до конца недели. Иначе я оплачу только свою половину коммуналки, а на продукты буду покупать строго на себя. Ты взрослый. Раздал деньги – ищи, как жить. Можешь попросить у мамы обратно.
Лицо Дениса побагровело.
— Ты серьезно? Это ультиматум? Из-за каких-то жалких денег? Ты же моя жена!
— Да, я твоя жена, — кивнула Света, садясь за маленький столик у окна и открывая блокнот. — А не твой спонсор и не банкомат для твоей мамы. Деньги – до пятницы. И не забудь, что с первого числа нового месяца – строго пополам, в первый же день получения зарплаты. Я подготовлю распечатку общих счетов.
Она отвернулась, делая вид, что начинает что-то записывать. Сердце бешено колотилось, но внутри было странное, ледяное спокойствие. Решение созрело давно, сегодня оно просто оформилось окончательно. Она слышала, как он швырнул пластиковую бутылку в мусорное ведро, как тяжело задышал, но не обернулась. Через минуту дверь в прихожую хлопнула – он ушел, хлопать дверями, видимо, к маме жаловаться.
Последующие две недели прошли в ледяной атмосфере. Денис мрачнел с каждым днем. Он попытался игнорировать ее требования, но Света оказалась непреклонна. Когда пришли счета за коммуналку, она оплатила только свою половину и положила квитанцию с пометкой «Твоя часть – 3200 р.» ему на тумбочку. Когда пошла за продуктами, купила только самое необходимое строго на себя: пачку гречки, банку тушенки, яйца, хлеб. Его любимые пельмени, колбаса, пиво – отсутствовали. Он возмущался, пытался спорить.
— Я же голодный! Ты что, есть мне не дашь? — кричал он вчера вечером, глядя на ее скромный ужин.
— Холодильник пуст не потому, что я не купила, — спокойно ответила Света, доедая гречку. — А потому, что ты не внес свою половину денег на продукты. Твои 3000 рублей я не видела. Деньги на еду – общие. Нет твоей доли – нет еды для тебя. Можешь сварить себе макарон, если купишь. Или сходи к маме, может, она тебя покормит на те деньги, что ты ей отдал.
Он сжал кулаки, что-то пробормотал про «стерву» и ушел в ванную, грохнув дверью. Но Света заметила, как он украдкой съел вечером бутерброд с ее хлебом и последним кусочком сыра. Унижение и злость читались в каждом его движении. Она знала, что он копит обиду. Знала, что он не смирился.
И вот приближался ее день рождения. Тридцать пять. Совсем не круглая дата, но Света все же решила немного порадовать себя и пригласила в гости двух самых близких подруг – Ольгу и Ирину, и соседку тетю Валю, добрую, немного болтливую пенсионерку, которая всегда относилась к Свете по-матерински. Никаких широких застолий, просто душевные посиделки с пирогом, который Света испекла сама, и чаем.
Денис, к ее удивлению, не стал отнекиваться. Напротив, последние пару дней он демонстрировал подчеркнутую любезность. Помыл посуду без напоминаний (что было из ряда вон выходящим событием), даже попытался погладить свою рубашку (получилось криво, но Света не стала комментировать). Утром в день рождения он вручил ей скромный, но милый букетик мимоз.
— С днем рождения, Светик, — сказал он с какой-то натянутой, но все же улыбкой. — Извини за последние недели. Понял, что перегнул. Давай мир? Как раньше?
Света смотрела на желтые пушистые шарики, потом на его лицо. В глазах читалось что-то… неискреннее? Напряжение? Но надежда, та самая глупая женская надежда, что «может, правда одумался?», зашевелилась в груди. Она кивнула, осторожно.
— Спасибо за цветы, Денис. Мир – это хорошо. Но бюджет – все равно раздельный. Это не наказание, это здравый смысл.
Тень пробежала по его лицу, но он быстро снова улыбнулся.
— Ладно, ладно, обсудим потом. Главное – не ругаться сегодня. Твои гости скоро.
И правда, вскоре пришли Оля, Ира и тетя Валя, принеся свои небольшие подарки и хорошее настроение. Крохотная кухня ожила от смеха, разговоров, запаха свежего яблочного пирога и заваренного чая с мятой. Света старалась расслабиться, отогнать тревожные мысли. Денис вел себя образцово: подливал чай, разносил пирог, вставлял в разговор уместные реплики. Тетя Валя даже шепнула Свете: «Смотри-ка, Дениска-то как расстарался, видно, любит!»
Света хотела верить. Они перешли в комнату, расселись по дивану и табуреткам. Подарки были разобраны, фотографии с прошлых дней пересмотрены, чай допит. Настроение было теплым, почти семейным. И тут Денис встал. Он поднял свою чашку с недопитым чаем. Лицо его внезапно стало серьезным, даже торжественным.
— Дорогие гости! Оля, Ира, тетя Валя! Спасибо, что пришли разделить с нами этот день! — начал он громко, привлекая всеобщее внимание. — Особенно я рад видеть вас сегодня, потому что… потому что есть важный повод не только поздравить мою дорогую жену Светлану с днем рождения, но и… попросить у нее прощения. При всех.
Света насторожилась. В его тоне зазвучали фальшивые нотки. Гости улыбались, ожидая продолжения.
— Да, я виноват перед ней, — продолжал Денис, делая театральную паузу. Его взгляд скользнул по Свете – в нем читался холодный расчет. — Я был неправ в последнее время. Очень неправ. Я… эгоист. Глупец. Я не ценил того, что у меня есть такая замечательная, заботливая жена.
Он сделал ударение на слове «заботливая», и Свете стало не по себе.
— Я забыл, что в семье нужно думать не только о себе, но и о близких. О самых родных. — Он снова посмотрел на Свету, и в его глазах вспыхнуло что-то злое, мстительное. — Вот, например, о моей маме. Моей родной матери, которая одна, которой нужна помощь и поддержка.
В кухне повисла тишина. Оля и Ира переглянулись. Тетя Валя перестала жевать пирог.
— И я, будучи любящим сыном, не мог бросить ее в беде! — голос Дениса зазвучал пафосно, с ложной дрожью. — Когда ей срочно понадобились деньги на самое необходимое, на самое жизненно важное… я отдал. Отдал свою зарплату. Всю. Потому что сыновний долг – превыше всего! А что же моя любящая жена? — Он повернулся к Свете, указывая на нее чашкой. — Моя заботливая Светлана? Она… она не поняла! Она не поддержала! Она назвала это… расточительством! И устроила скандал! И… и ввела какой-то дикий, унизительный режим – раздельный бюджет! Как будто мы не муж и жена, а чужие люди в коммуналке!
Света сидела, словно парализованная. Горечь и ярость подкатывали к горлу. Он делал это. Сейчас. Перед всеми. Выставлял ее скупой, бессердечной стервой, которая мешает ему помогать бедной больной матери.
— Она сказала: «Ищи, как жить!» — криво усмехнулся Денис, глядя на потрясенные лица гостей. — Вот так! Вместо поддержки – упреки и счета! Вместо тепла – лед! Я понимаю, что виноват перед ней в чем-то… но разве можно ТАК? Отказывать в помощи родному человеку? Ставить деньги выше семейных уз? Выше сыновьей любви?
Он тяжело вздохнул, делая вид, что смахивает несуществующую слезу.
— Вот я и прошу у тебя прощения, Светик, — он обратился к ней, и в его глазах уже не было ни капли раскаяния, только злорадство, прикрытое фальшивой скорбью. — Прости меня за то, что я… хороший сын? Прости за то, что не смог бросить родную мать? И… и спасибо тебе за науку. За то, что показала истинную цену семейного тепла. За то, что научила меня… жить впроголодь, пока ты считаешь свои деньги. С днем рождения, дорогая!
Он отхлебнул из чашки, как будто выпил тост. В комнате стояла гробовая тишина. Оля и Ира смотрели на Свету с ужасом и сочувствием. Тетя Валя открыла рот, не понимая, что происходит. На Свету накатила волна жара, потом ледяного холода. Она видела торжество в глазах Дениса. Он добился своего. Он публично унизил ее, выставил виноватой, разбил ее праздник.
Но вместо слез или крика Света медленно поднялась. Лицо ее было белым как мел, но абсолютно спокойным. Она посмотрела на подруг, на тетю Валю.
— Извините, — сказала она тихо, но очень четко. — Вам пришлось стать свидетелями этого… спектакля.
Потом она повернулась к Денису. Он все еще стоял с глупой, самодовольной полуулыбкой, ожидая ее срыв, слезы, оправдания.
— Денис, — произнесла Света ледяным тоном, в котором не дрогнула ни одна нотка. — Ты хотел мести? Поздравляю. Ты ее получил. Ты сделал это очень эффектно. Перед гостями. В мой день рождения. Браво.
Он попытался что-то сказать, но она резко подняла руку, останавливая его.
— Молчи. Ты сказал все, что хотел. Теперь слушай я. Ты только что публично подтвердил все мои худшие подозрения о тебе. Ты не муж. Ты – маменькин сынок, эгоист и подлец. Ты не просто отдал деньги матери – ты отдал их, надеясь жить за мой счет. И когда я отказалась быть твоей дойной коровой, ты решил отомстить вот этим… грязным, мелким способом. Использовать мой праздник, чтобы вылить на меня ушат грязи и выставить себя невинной жертвой. «Хороший сын»? — Она иронично повторила его слова. — Хороший сын не ставит свою мать выше благополучия собственной семьи. Хороший сын не позволяет матери разрушать его брак. Но ты – не хороший сын. Ты – ее вечный должник и марионетка. А мне ты больше не муж.
Она сделала шаг к двери в прихожую и распахнула ее.
— Возьми свои вещи. То, что успеешь собрать за пять минут. И уходи. Туда, где тебя так ценят и любят. К маме. Или куда угодно. Но сюда ты больше не вернешься. Никогда.
Денис остолбенел. Самодовольная улыбка сползла с его лица, сменившись растерянностью, а потом злобой.
— Ты что, выгоняешь меня? Сейчас? Перед гостями? Да ты совсем охр… охнула!
— Четыре минуты, — холодно сказала Света, глядя на часы. — Или я выброшу все твои вещи в мусорный контейнер во дворе. И поверь, я это сделаю. И соседи все увидят.
— Ты… ты сумасшедшая! — зашипел он, но в его глазах мелькнул страх. Он понял, что она не блефует. Она перешла черту, которую он сам и провел своим подлым тостом.
— Три с половиной, — произнесла Света, не двигаясь с места. Ее спина была прямая, голос – стальной.
Денис бросился в комнату, начал лихорадочно сгребать вещи из шкафа в первую попавшуюся спортивную сумку. Рубашки, джинсы, носки летели туда вперемешку. Гости сидели, не шевелясь, затаив дыхание. Тетя Валя тихо ахнула. Оля встала и подошла к Свете, молча положив руку ей на плечо. Ира налила ей стакан воды.
Через три минуты Денис, красный, задыхающийся от злости, выволок сумку в прихожую.
— Довольна? Ты уничтожила нашу семью! Из-за денег!
— Я уничтожила иллюзию семьи, — поправила его Света. — Которую ты и твоя мать давно превратили в фикцию. Деньги были лишь симптомом. Главная болезнь – твоя незрелость и ее вечная власть над тобой. Уходи. И не звони. Ключ оставь на тумбочке.
Он швырнул связку ключей на тумбочку так, что они звякнули.
— Обратно я и не подумаю возвращаться к такой стерве! Мама была права насчет тебя! — выкрикнул он, хлопая входной дверью так, что задрожали стены.
Тишина, наступившая после его ухода, была оглушительной. Света стояла, прислонившись к косяку, глядя в пустоту. Потом медленно обернулась к подругам и тете Вале. В ее глазах не было слез, только бесконечная усталость и… облегчение.
— Простите, что вам пришлось это видеть, — повторила она тихо. — День рождения, конечно, испорчен.
— Голубушка ты моя! — первая зашевелилась тетя Валя, подбегая и обнимая Свету. — Да он… он просто негодяй! Какое чудовищное поведение! Перед всеми! Да я бы его…
— Свет, ты молодец, — твердо сказала Оля, подходя с другой стороны. — Абсолютно правильно все сделала. Выгнала подлеца. Такое… такое публичное унижение… Это же запредельно.
— Он хотел тебя сломать, Светка, — добавила Ира, подавая ей стакан воды. — Хотел, чтобы ты расплакалась, оправдывалась перед нами… А ты… ты его просто уничтожила. Холодно и по делу.
Света сделала глоток воды. Руки дрожали, но внутри царило то самое ледяное спокойствие, как в тот вечер, когда она объявила о раздельном бюджете. Только теперь оно было окончательным.
— Он не ожидал, что я выгоню его, — сказала она просто. — Он думал, я проглочу эту обиду, как глотала раньше его отговорки про маму. Думал, после такого публичного позора я буду чувствовать себя виноватой и сдамся, верну «как раньше», лишь бы сохранить лицо. Он просчитался.
Она посмотрела на оставшийся пирог, на подарки, на испуганно-сочувствующие лица подруг и соседки. Горечь все еще жгла горло, но было и другое чувство – освобождение.
— Знаете, что? — Света вдруг слабо улыбнулась. — Праздник-то не испорчен. Он только начался. Настоящий. Начало новой жизни. Без вечного инфантила, без его вечно голодной мамы в нашем бюджете, без ощущения, что меня используют. Давайте допьем чай? И доедим этот замечательный пирог. За мое освобождение.
Оля и Ира улыбнулись в ответ, тетя Валя растроганно всхлипнула и кивнула. Они вернулись в комнату. Разговор уже не был прежним, беззаботным. Но он был искренним, наполненным поддержкой и тихой радостью за подругу, которая нашла в себе силы поставить точку. Света слушала их, пила чай и думала о том, что завтра первым делом сменит замки. А потом, возможно, начнет искать нормального психолога. Чтобы разобраться, почему она так долго терпела. Но это будет уже завтра. А сегодня… сегодня был ее день рождения. И день, когда она наконец-то перестала быть чьим-то кошельком и козлом отпущения. Это был лучший подарок.
Читайте также: