Утро началось как обычно – звонок будильника, пробивающийся сквозь сон, словно назойливая оса. Я потянулась, нащупывая телефон на тумбочке, и выключила его. Рядом Сергей ворочался, недовольно хмыкнув, и натянул одеяло на голову. Типичный понедельник. Я уже мысленно составляла список дел: отвезти Матвея в садик, успеть на планерку к десяти, заказать продукты онлайн… Но планам не суждено было сбыться. Сегодня все изменилось.
Кофеварка зашипела на кухне, наполняя маленькую однушку терпким ароматом. Я налила себе чашку, обжигая пальцы о керамику. «Серёж, вставай, через полчаса выезжаем с Матвеем!» – крикнула я в сторону спального уголка, отгороженного ширмой. Ответом было невнятное бормотание. Матвей, мой пятилетний ураганчик, уже носился по комнате, пытаясь натянуть футболку с Человеком-пауком через голову.
– Мам, помоги! Голова застряла! – его голос был приглушен тканью.
– Иду, солнышко! – улыбнулась я, отставив чашку.
Разбирая Матвея из футболки, я услышала ключ в замке. Сердце екнуло. Кто? Сергей был тут. В квартиру, тяжело дыша, ввалилась Людмила Борисовна, свекровь. В одной руке – огромный пакет из «Пятёрочки», в другой – клетчатая хозяйственная сумка на колесиках, видавшая виды. На ней была та самая норковая шубка, которую она считала верхом шика, хотя на улице уже плюс десять.
– Ой, и все уже на ногах! – громко возвестила она, скидывая каблуки-лодочки прямо в коридоре. – А я к вам! Надолго!
Сергей, наконец, выглянул из-за ширмы, сонно протирая глаза.
– Мам? Ты чего так рано? Не предупреждала же…
– А зачем предупреждать? Я ж не чужая! – Людмила Борисовна прошла на кухню, громко поставив пакет на стол. – Места у вас, конечно, как у раков на камнях, но потерпим. У меня, знаете ли, в квартире ремонт начался! Воды нет, света нет, пыль столбом! Куда мне деваться? К сыну только! Натурально, без вариантов.
Она начала выгружать из пакета банки с соленьями, пачки печенья «Юбилейное», бутылку дешевого коньяка. Моя маленькая, тщательно организованная кухня мгновенно превратилась в филиал сельмага.
– Людмила Борисовна, – я постаралась говорить максимально спокойно, подводя к раковине умываться Матвея. – Вы могли бы позвонить. Мы бы как-то подготовились. Места действительно мало. И Матвею в сад скоро, нам выезжать…
– Ой, не ной, Алёнка! – махнула она рукой, открывая шкафчик в поисках стакана. – Ребенка в сад – раз плюнуть. Серёжа, ты что, на работу? Подвези меня потом до метро, а я к подруге схожу, вещички оставлю. А тут у вас перекантуюсь пару деньков, пока ремонт самый пыльный не закончится. Вас же трое на тридцати метрах! Я вон на кухне на раскладушечке – и то ладно!
Я перевела взгляд на Сергея. Он стоял, опершись о дверной косяк, и смотрел на мать с выражением легкой растерянности и привычной покорности.
– Мам, ну… Алёна права, надо было предупредить. Места и правда… – он неуверенно начал.
– Что «и правда»? – голос свекрови резко зазвенел. – Мать приехала, а вы места нету? Я тебя, Сергей Викторович, не в подворотне подобрала! Всю жизнь на тебя положила! А ты теперь с женой против родной матери? Это Алёнка тебя так научила? Она у тебя всегда умная очень, начальница!
– Людмила Борисовна, при чем тут я? – не выдержала я. – Речь о простой вежливости и планировании. Вы врываетесь в семь утра, когда у нас сборы, работа, садик… И заявляете, что остаетесь жить на кухне? Это же неудобно всем! И Матвею нужен режим, ему спать надо вовремя…
– Ага! Режим! – закатила глаза свекровь. – А я мешать буду? Я тише воды! Это ты всё время тут командуешь, Алёна! Серёжа у тебя под каблуком! Мой сын настоящим мужиком был, пока с тобой не связался! Теперь только «Алёна сказала», «Алёна не велела»! Слабаком стал!
– Мама, хватит! – Сергей повысил голос, но в нем не было силы, только раздражение. – Какие глупости ты несёшь?
– А что не так? – она наступала на него, тыча пальцем. – Ты защитить мать не можешь? Она меня выжить хочет! Видишь? Видишь, как она на меня смотрит? Словно я таракан в её сахарнице!
Я глубоко вдохнула, пытаясь сдержать накатывающую волну гнева. Матвей испуганно прижался ко мне.
– Мам, бабушка кричит…
– Все хорошо, солнышко, – прошептала я ему, гладя по голове. – Людмила Борисовна, давайте не будем ссориться при ребенке. Вы приехали внезапно, мы не готовы. Давайте обсудим спокойно варианты. Может, снять вам номер на пару дней? Или к той же подруге? Мы поможем с оплатой.
– Ага! Выставить меня за деньги! – взвизгнула Людмила Борисовна. Ее лицо побагровело. – Богатая очень! Начальница! Думаешь, деньги всё решают? Не купишь меня, Алёнка! Я в этой конуре останусь! На правах матери! И точка! А ты, Сергей, если мужик, скажи своей жене, чтобы знала свое место! И чтобы со мной разговаривала уважительно!
Она сделала шаг ко мне. От нее пахло дешевым коньяком и резким одеколоном. Я инстинктивно прикрыла Матвея собой.
– Людмила Борисовна, успокойтесь. Вы пугаете ребенка.
– Ребенка? – она фыркнула. – Ты его избалуешь! Надо строже! В наше время детей в ежовых рукавицах держали! А не сюсюкались! Вот и вырастет слюнтяем, как его отец!
– Мама, прекрати! – Сергей попытался взять ее за руку, но она рванулась, оттолкнув его.
– Не трожь! Ты, Алёна, мне тут не указ! Я тебя насквозь вижу! Карьеристка! Мужика из сына сделала! Думаешь, я забыла, как ты мне на юбилей подарок дешевый подсунула? Или как намекала, что я Серёжу неправильно воспитывала? А?
Она была в сантиметре от меня. Ее глаза горели ненавистью и озлоблением. Матвей заплакал.
– Бабушка, не надо!
– Молчать! – рявкнула она на него, и он вжался в меня сильнее.
– Людмила Борисовна! – голос мой задрожал от ярости и страха за сына. – Вы сейчас же успокаиваетесь и уходите! Или я вызову полицию! Вы не в себе!
Это было последней каплей. Ее рука, короткая, пухлая, с блестящим перстнем на указательном пальце, молниеносно взметнулась в воздух. Я даже не успела среагировать. Громкий, оглушающий шлепок раздался в тишине кухни. Боль, острая и жгучая, расцвела на моей щеке. Я отшатнулась, ударившись спиной о холодильник. В глазах потемнело от шока и унижения.
Наступила мертвая тишина. Даже Матвей замолк, открыв рот от ужаса. Сергей застыл, как истукан, его лицо было белым, рот приоткрыт.
– Мам… – прошептал он, не веря своим глазам. – Ты… что ты наделала?
– А что? – Людмила Борисовна тяжело дышала, но в ее глазах светилось торжество. – Научила стерву уважать старших! Пусть знает!
Я не плакала. Какое-то ледяное спокойствие опустилось на меня. Я медленно выпрямилась, не отрывая взгляда от лица свекрови. Щека пылала, но боль внутри была сильнее. Боль от предательства. От того, что меня ударили. В моем доме. При моем сыне. И мой муж… мой муж стоял и смотрел.
Я осторожно отвела Матвея в сторону, к его маленькому столику с карандашами.
– Сиди тут, солнышко, – сказала я тихо, но очень четко. – Мама сейчас.
Потом я повернулась к Сергею. Мой взгляд был, наверное, страшен. Он потупился.
– Сергей, – сказала я ледяным тоном, который услышала впервые. – Твоя мать ударила меня. При тебе. При нашем сыне. Ты что-нибудь скажешь? Или будешь и дальше стоять?
Он заерзал, не зная, куда смотреть.
– Алён… Мама… она не хотела… Она с перепугу… Ремонт, нервы…
– Нервы? – я засмеялась, коротко и жестко. – У нее нервы? А у меня? У Матвея? Твоя мать только что ударила твою жену по лицу, Сергей! И ты оправдываешь ее? Где ты был? Почему не остановил? Почему не выставил ее за дверь сразу?
– Да как ты смеешь! – снова взвизгнула Людмила Борисовна. – Он сын! Он на моей стороне! Он…
– Заткнись! – мой крик заставил ее вздрогнуть и замолчать. Я смотрела только на Сергея. – Ну? Я жду. Твой выбор. Сейчас. Или она уходит сию секунду. Или… – я сделала паузу, – уходишь ты. С ней.
Он растерянно посмотрел на мать, потом на меня, потом на плачущего Матвея. В его глазах читалась паника. Жалкая, беспомощная паника человека, зажатого между двух огней и не способного ни на что.
– Алён… Дорогая… Ну, ты же понимаешь… Мама… Она пожилая… Она не со зла… Давай успокоимся… Обсудим…
Его слова были для меня пустым звуком. Фоном. Я увидела все, что мне нужно было увидеть. Его безволие. Его предательство. Его выбор. Он выбрал ее. Всегда выбирал ее. Просто сейчас это стало очевидно, как удар по лицу.
Я больше ничего не сказала. Я повернулась, взяла Матвея за руку.
– Собирайся, сынок. Быстро. Берем только самое нужное.
– Куда мы, мам? – всхлипнул он.
– К бабушке. К моей маме. Нам тут больше не рады.
Я бросилась собирать сумки. Документы, кошельки, паспорта, Матвеевы лекарства от аллергии, его любимый плюшевый волк, мой ноутбук и зарядки. Я действовала быстро, четко, на автомате. Внутри было пусто и холодно. Щека горела.
Людмила Борисовна что-то кричала, хвастаясь своей победой. Сергей пытался ее успокоить, бормоча что-то невнятное. Он не подошел ко мне. Не попытался остановить. Не извинился. Он просто стоял там, жалкий и ненужный.
Через десять минут мы были готовы. Я одела Матвея, сама накинула куртку. Подошла к Сергею. Он смотрел на меня испуганно.
– Алён…
– Ключи от машины, – сказала я ровно. – Нам нужно в садик, а потом к маме. Общественный транспорт с вещами – не вариант.
Он молча достал ключи из кармана и протянул. Его рука дрожала.
Я взяла ключи. Взглянула на него в последний раз. На человека, который должен был быть моей защитой, моей опорой. И который предал самым низким способом.
– Ты сделал свой выбор, Сергей. Живи с ним.
Я взяла Матвея за руку, подхватила сумки и вышла, громко хлопнув дверью. Слез не было. Только ледяная решимость.
Дорога к маме пролетела в тишине. Матвей притих, прижавшись ко мне. Моя мама, Тамара Ивановна, открыла дверь своей уютной двушки в старом фонде и сразу все поняла по нашим лицам. Не задавая лишних вопросов, она обняла нас, усадила за стол, налила Матвею теплого молока, а мне – крепкого сладкого чая. Только увидев знакомую, родную обстановку, я позволила себе расслабиться. Щека ныла, но душевная боль была сильнее.
– Рассказывай, дочка, – мягко сказала мама, когда Матвей увлекся рисованием в соседней комнате.
Я рассказала. Все. От внезапного вторжения до того самого удара. И о молчании Сергея. Мама слушала молча, ее лицо становилось все суровее. Когда я закончила, она тяжело вздохнула.
– Сволочь. Оба. И старая мегера, и этот… тряпка. – В ее голосе звучала редкая для нее жесткость. – Что будешь делать?
– Не знаю, мам. Пока пожить тут? Пока не решу…
– Конечно, живи! Сколько угодно! Матвей – в садик рядом, я помогу. А насчет них… – она покачала головой. – Алёна, ты сильная. Не дай им сломать себя. Но и не прощай такое. Никогда. Удар при ребенке… Это уже не просто склока. Это дно.
Весь день я была как в тумане. Отвезла Матвея в садик (объяснив воспитательнице, что папа заболел), добралась до работы, отсидела планерку, отвечая на вопросы автоматически. Коллеги заметили красноту на щеке, но я отмахнулась – «аллергия». Мысли путались. Гнев сменялся обидой, обида – холодной решимостью. Одно я знала точно: назад пути нет. И жить под одной крышей с той женщиной, и с мужем, который позволил этому случиться, я не буду. Никогда.
Вечером, уложив Матвея спать у мамы, я села за стол. Нужен был план. Юридический план. Квартира была моей. Ее я купила еще до свадьбы, на деньги, оставшиеся от продажи бабушкиной однушки и на свои накопления. Сергей прописан там, но собственником не является. Наши общие накопления… Их почти не было. Сергей никогда не отличался бережливостью, а последний год его заработки были нестабильны. Основные деньги были на моих счетах. Но это было полдела.
Я открыла ноутбук. Начала писать. Заявление в полицию о побоях. Распечатала. Потом написала подробное заявление на развод. Распечатала. Потом составила официальное требование к Людмиле Борисовне о немедленном освобождении занимаемого жилого помещения (моей квартиры) как лицом, не имеющим права проживания. Распечатала. Потом написала заявление об определении порядка общения Сергея с Матвеем – строго в моем присутствии или в присутствии доверенного лица, вне стен моей квартиры. Распечатала. И, наконец, распоряжение в банк о блокировке всех кредитных карт, выпущенных на Сергея как дополнительных к моим счетам. Отправила онлайн.
Затем я открыла приложение домофона и удалила все коды Сергея и его матери. Потом удалила их отпечатки пальцев из памяти замка (умный замок – полезная штука). Потом написала заявку в управляющую компанию о смене лицевого счета на квартиру только на свое имя.
Потом я позвонила своему другу-адвокату, Диме. Кратко объяснила ситуацию. Он засвистел.
– Ну ты даешь, Алёна! Молодец, что сразу в полицию. Шлепок – это побои, статья есть. Особенно при малолетнем свидетеле. Приезжай завтра ко мне в офис с заявлениями, подпишем, отнесем. На развод подадим. По поводу высечения свекрови – легко. Она там незаконно. Требование вручим. Если откажутся – суд, но быстро выметем. Ребенка не отдавай Сергею ни в коем случае, особенно после такого инцидента. Суд на твоей стороне. Держись. Ты все правильно делаешь.
После разговора с Димой я почувствовала себя немного увереннее. Система заработала. Я больше не жертва. Я защищаю себя и своего сына.
Перед сном я зашла в комнату к Матвею. Он спал, обняв плюшевого волка. Я присела на край кровати, погладила его по волосам. Слезы, наконец, навернулись на глаза. Слезы не столько от боли, сколько от осознания потери. Потери иллюзий о семье, о муже. Но рядом был он. Мой сын. Моя причина бороться.
– Все будет хорошо, солнышко, – прошептала я. – Мама все уладит. Мы будем в безопасности.
Тем временем в нашей бывшей однушке царила странная, пьяная эйфория. Людмила Борисовна, торжествуя, открыла принесенный коньяк.
– Видишь, Серёженька? Видишь, как надо с ними? – она налила ему полстакана. – Сразу язык прикусила и смылась! Знает, кто в доме хозяин! Надо было давно так! Одежонку свою прибрала, хорошо. Значит, уважает! Теперь мы тут с тобой, как хозяева! Поживем душа в душу! А она, глядишь, одумается, приползет на коленях, извиняться будет! Ты только не сдавайся! Мужиком будь!
Сергей мрачно выпил коньяк. Ему было не по себе. Алёнины глаза перед уходом… Этот ледяной взгляд… И Матвей, испуганный… Но мать ликовала, и он не смел ее огорчать. Да и коньяк притуплял неприятные мысли.
– Да, мам… – пробормотал он. – Ладно уж… Переночуешь, а завтра… завтра съездим к твоей подруге, вещи оставим. А там видно будет…
– Какая подруга? – фыркнула Людмила Борисовна. – Я ж тебе врубила – ремонт у меня! Неделю минимум! А то и две! Буду тут! На кухне! И ничего! Зато со своим сыночком! А та… сама виновата. Нечего было хамить!
Они выпили еще. Людмила Борисовна разболталась, вспоминая, как «строила» покойного мужа. Сергей слушал вполуха, думая о том, как теперь быть с работой, с машиной (Алёна уехала на ней), как объяснить все Алёне… Если она вернется. Мысль, что она может не вернуться, вызывала у него смутную тревогу, но коньяк и усталость брали свое. Они наскоро соорудили на кухне что-то вроде постели из старых пледов и подушек для Людмилы Борисовны. Сергей рухнул на свою кровать за ширмой. Сон пришел быстро, тяжелый, пьяный, с похмельными кошмарами.
Утро встретило их неприветливо. Сергея разбудил резкий голос матери:
– Сергей! Что за безобразие? Горячей воды нет! Туалет не смывается! И свет почему-то мигает! Ты квартплату не платил?
Сергей с трудом открыл глаза. В голове гудело. Он сел на кровати, потирая виски.
– Что? Какая квартплата? Алёна всегда все оплачивала вовремя… Должно быть все…
Он встал, шатаясь, и направился в санузел. Действительно, вода из горячего крана не шла. Холодная – еле-еле. Он дернул ручку смыва – унитаз издал жалобный всхлип, но не смыл. Включил свет в ванной – лампочка мигнула разок и погасла. В коридоре тоже было темно. Только в комнате, где было окно, светило утро.
– Мам, у нас свет выключен? – крикнул он.
– Где там выключен? Я ничего не трогала! – донеслось с кухни. – Иди разберись! И чайник не работает! Холодный чай пить будем?
Сергей на ощупь добрался до щитка в прихожей. Автоматы были включены. Странно. Он попробовал щелкнуть выключателем в коридоре – свет не зажегся. Паника начала медленно подниматься из желудка. Он нашел телефон. Разряжен. Зарядка… Где зарядка? Он шарил по тумбочке, по столу. Ничего. Алёна, видимо, забрала все зарядные устройства. И его тоже.
– Мам, твой телефон! Давай сюда! Надо в управляющую позвонить!
– Какой телефон? – Людмила Борисовна появилась на пороге комнаты, заспанная, в помятой кофте. – У меня он в сумочке… в коридоре…
Она пошла в прихожую, покопалась в своей клетчатой сумке.
– Вот же… Ой, а он не включается… Батарея села… А зарядка… зарядка у меня дома осталась… В ремонте же все…
Сергей почувствовал, как по спине побежали мурашки. Он подошел к окну, выглянул. Во всех окнах напротив горел свет. Во дворе гудели машины. Проблема была только у них.
– Мам, у нас… у нас отключили свет. И воду. За неуплату? Но как? Алёна всегда платила…
– А может, она специально? – зло предположила Людмила Борисовна. – Чтобы нам палки в колеса вставить! Вот стерва!
Сергей не хотел в это верить. Но щемящее чувство беспомощности охватывало его. Без света, без воды, без связи… Он огляделся. И тут его взгляд упал на стол. На столе, где вчера стоял Алёнин ноутбук, лежала аккуратная стопка бумаг. Он не заметил их вечером.
Сергей подошел. На самом верху лежало заявление в полицию. Статья 116 УК РФ «Побои». Заявитель: Егорова Алена Дмитриевна. Подозреваемая: Иванова Людмила Борисовна. В графе «Свидетели» было вписано: «Егоров Матвей Сергеевич (сын, 5 лет), Егоров Сергей Викторович (муж заявительницы)». Описание: «…нанесла один удар открытой ладонью по лицу заявительницы в присутствии несовершеннолетнего сына…»
Под ним лежало исковое заявление о расторжении брака. Причина: «Непримиримые разногласия, а также противоправные действия со стороны родственницы супруга, нанесшей мне побои в присутствии общего несовершеннолетнего ребенка, при попустительстве супруга».
Потом – официальное требование к Людмиле Борисовне Ивановой о немедленном освобождении жилого помещения по адресу [адрес] как лица, вселившегося без согласия собственника и не имеющего права пользования.
Потом – заявление в суд об определении порядка общения с ребенком. С жесткими ограничениями.
И, наконец, распечатка из банка. Уведомление о блокировке всех кредитных карт, привязанных к счетам Алены Егоровой. И остаток на их общем… вернее, теперь уже только на его счету, который он считал запасным. Там было ровно 347 рублей 15 копеек.
Сергей опустился на стул. Руки дрожали. Он перечитывал бумаги снова и снова, не веря глазам. Это был не просто уход. Это была война. Точно спланированная, холодная, беспощадная.
– Чего там? – подошла Людмила Борисовна, жуя сухое печенье. – Что это?
– Это… – голос Сергея сорвался. – Это конец, мама. Полный конец. Она… она подала в полицию на тебя. За побои. И на развод. И требует тебя выселить. И карты мои заблокированы. И денег… денег нет.
Он протянул ей бумаги. Людмила Борисовна схватила заявление в полицию. Ее лицо, сначала презрительное, стало бледнеть по мере чтения.
– Как?! Как она смеет! Я ей покажу побои! Я ей! – она замахала бумагами. – Это клевета! Сергей, ты же свидетель! Ты скажешь, что ничего не было! Скажешь, что она сама на меня кинулась! Скажешь!
Сергей поднял на нее глаза. В них не было ни страха, ни покорности. Только пустота и горькое осознание.
– Скажу? – он тихо засмеялся. – Мама, там в свидетелях записан Матвей. Пятилетний ребенок. Который видел, как ты ударила его маму. И видел, как я стоял и смотрел. И полиция, и суд поверят ему, а не нам. Особенно после такого. – Он махнул рукой на темную квартиру, на отсутствие воды. – Она все продумала. Нас выставили. В пустоту.
Он посмотрел на голые стены. И тут до него дошло. Настоящая пустота. Вчера, в суматохе, он не обратил внимания. Но сейчас он увидел. Исчезли фотографии в рамках – их свадебная, Матвея в роддоме, отпускная. Исчезли книги с полки. Исчез маленький коврик в прихожей. Исчезла даже занавеска на кухонном окне. Алёна вывезла не только самое нужное. Она вывезла все, что было дорого ей. И все, что хоть как-то скрашивало эту маленькую, тесную однушку. Остались только голые стены, их вещи, купленные в основном на ее деньги мебель и бытовая техника (которая теперь была бесполезна без электричества), и давящая тишина.
Они проснулись в пустой квартире. В прямом и переносном смысле. Пустой от вещей. Пустой от тепла. Пустой от будущего.
Людмила Борисовна, наконец осознав масштаб катастрофы, опустилась на пол рядом со своей сумкой и заплакала – громко, бестолково, по-старушечьи.
– Что же теперь делать-то? Куда идти? Ремонт… ремонта же нет… Я врала… Квартиру-то… квартиру-то я продала! Месяц назад! Деньги тот… гад… сожитель… почти все забрал… Осталось немного… но на съемную квартиру не хватит… Я думала, тут поживу… пока не решу… Серёженька, сыночек, ты же меня не выгонишь? Ты же не оставишь? Мы же теперь тут… вместе…
Сергей не ответил. Он сидел за столом, глядя на стопку бумаг – приговор его прежней жизни. И слушал, как в абсолютной тишине пустой квартиры тикают часы на стене. Часы, которые они купили с Алёной в первый год совместной жизни. Они все еще шли. Отсчитывая время, которого у них больше не было.
Читайте также: