— Слушай, твоя мать опять козе морду целует! — голос Снежаны резанул по кухне как нож по стеклу. — Целует! Прямо в губы! Ты это видел?
Богдан замер над тарелкой гречки, ложка повисла в воздухе. За окном блеяла Машка — та самая коза, которую его родители притащили неделю назад "для свежего молочка".
— Снеж, ну что ты... — начал он неуверенно.
— Что я?! — Снежана развернулась к мужу всем корпусом, глаза горели. — Твоя мамаша превратила наш дом в колхоз! А твой папаша вчера мне заявил, что я неправильно стираю! Неправильно! В своём собственном доме!
Из гостиной донеслись звуки перестановки — что-то тяжёлое скрипело по полу. Зинаида Ивановна громко командовала:
— Толик, не туда! Диван к окну ставь, к окну! Тут света больше будет!
— Месяц, Богдан, — зашипела Снежана, подойдя ближе. — Целый месяц они тут хозяйничают! Говорили — три дня погостим. Три дня!
Ложка выпала из рук Богдана и звякнула о тарелку. Он посмотрел на жену — растрёпанную, в застиранном халате, с красными от недосыпа глазами. Снежана всегда была такой аккуратной, собранной. А теперь...
— Они мои родители, — произнёс он тихо.
— Твои родители превратили мою кухню в сарай! — голос Снежаны подскочил на октаву. — Там козье молоко в трёхлитровых банках! Везде! В холодильнике, на столе, на подоконнике! А запах! Ты нюхал этот запах?
Богдан нюхал. Ещё как нюхал. Дом пропах козой, сеном и чем-то ещё — деревенским, затхлым. Тем, от чего он когда-то сбежал в город.
— Да и тётя Марина вчера приехала, — продолжала Снежана, размахивая руками. — Твоя тётя Марина! С двумя чемоданами! Сказала — "на недельку". На недельку, Богдан!
— Тётя Марина? — он вздрогнул. — Когда?
— Вчера вечером! Пока ты на работе торчал до одиннадцати! Она теперь в нашей спальне устроилась. Мы с тобой на диване в гостиной спим, а она — в нашей кровати!
Из коридора послышались шаги. В кухню вошла Зинаида Ивановна — полная женщина лет шестидесяти, в цветастом халате и резиновых тапочках.
— Снежаночка, дорогая, — проворковала она, не замечая напряжения. — А где у вас половник? Машке кашку варю, овсяную. Она же городскую еду не ест.
Снежана медленно обернулась. Её лицо было белым как мел.
— Зинаида Ивановна, — голос звучал подчёркнуто вежливо. — Вы козе... кашу... варите... на моей плите?
— Ну конечно! — засмеялась свекровь. — А что, нельзя? Машка привередливая, сено одно не ест. Любит овсяночку с молочком.
— С молочком, — повторила Снежана как эхо.
— Да, с козьим! Полезно очень!
Богдан почувствовал, как в животе начинает закручиваться тугой узел. Он знал этот тон жены. Опасный тон.
— А вы не думали спросить разрешения? — продолжала Снежана тем же сладким голосом.
— Да что ты, дочка! — махнула рукой Зинаида Ивановна. — Мы же семья! Какие тут разрешения!
— Семья... — Снежана кивнула. — Понятно.
В этот момент в кухню заглянул Анатолий Николаевич — высокий, сутулый мужчина с седой бородой и внимательными глазами.
— Зина, ты где с кашей? Машка блеет, есть просит.
— Да иду уже, иду! — засуетилась жена. — Снежаночка, половник-то где?
Снежана молча открыла ящик и достала половник. Её руки дрожали.
— Спасибо, дорогая! — Зинаида Ивановна схватила половник и выбежала.
Анатолий Николаевич задержался, оглядел кухню оценивающим взглядом.
— Снежана, а что это у вас тут за порядки? — спросил он неодобрительно. — Холодильник наполовину не работает, плита древняя. Как вы тут живёте?
— Живём, — процедила Снежана сквозь зубы.
— А вот в деревне у нас всё по-человечески устроено. Печка дровяная, погреб каменный. И молоко свежее каждый день.
— Тогда езжайте в свою деревню, — не выдержала Снежана.
Анатолий Николаевич поднял брови.
— Это что ещё за тон такой? Богдан, ты слышишь, как жена с отцом разговаривает?
Богдан сидел, опустив голову. Внутри всё клокотало — стыд, злость, беспомощность. Родители... Они всегда были такими. Прямолинейными, уверенными в своей правоте. В деревне это работало. Здесь...
— Извини, пап, — пробормотал он.
— То-то же! — фыркнул отец и вышел.
Снежана смотрела на мужа долго и молча. Потом села напротив и положила руки на стол.
— Богдан, — сказала она очень тихо. — Послушай меня внимательно...
Но тут в кухню ворвалась тётя Марина — энергичная женщина лет пятидесяти пяти, в ярком спортивном костюме.
— А, вот вы где! — объявила она. — Снежанка, дорогая, а где у вас стиральный порошок? Хочу постирать.
— В ванной, — отозвалась Снежана машинально.
— А стиральная машина плохо полощет! — продолжала тётя Марина, не замечая атмосферы. — Я уже три раза перезапускала. Может, сломалась?
— Не сломалась, — Снежана встала из-за стола. — Просто нужно правильно программу выбирать.
— Да я умею стирать! — обиделась тётя. — Я всю жизнь стираю!
— Но не в этой машине!
— Машина как машина! Что в ней особенного?
Снежана закрыла глаза и глубоко вдохнула. Богдан видел, как напрягаются мышцы её шеи.
— Ничего особенного, — сказала она наконец. — Стирайте как умеете.
— Вот и хорошо! — просияла тётя Марина. — А то я уж подумала... Ну ладно, пошла я. А вы тут сидите, отдыхайте!
Она выпорхнула из кухни, оставив за собой шлейф дешёвых духов.
Снежана и Богдан остались одни. За окном коза блеяла всё громче и настойчивее.
— Богдан, — голос жены звучал страшно спокойно. — Завтра суббота.
— Да, — кивнул он.
— У нас есть ровно сутки.
— На что?
Снежана посмотрела ему прямо в глаза.
— Чтобы они съехали. Все. Добровольно или...
— Или что?
— Или я съеду сама. И подам на развод.
Слова повисли в воздухе как приговор. Богдан почувствовал, как земля уходит из-под ног.
— Снеж, ты не можешь...
— Могу, — она встала. — Очень даже могу. Я месяц терпела твою семейку. Месяц жила в сарае. Месяц слушала, как твоя мать объясняет мне, как правильно жить в моём доме.
— Они не со зла...
— Мне плевать! — взорвалась Снежана. — Мне плевать на их добрые намерения! Мне плевать на их деревенские привычки! Я хочу жить в своём доме, а не в деревенском подворье!
Из гостиной раздался грохот — видимо, что-то упало.
— Толик, осторожнее! — закричала Зинаида Ивановна. — Это антикварная вазочка!
— Какая ещё антикварная? — отозвался муж. — Обычная ваза!
— Это моя ваза, — прошептала Снежана. — Мамина ваза...
Она побежала в гостиную. Богдан поплёлся следом, предчувствуя худшее.
Картина, которая открылась их глазам, превзошла все ожидания. Мебель была переставлена так, что комната напоминала деревенскую избу. Диван стоял посреди комнаты, кресла — у стены. На полу валялись осколки синей вазы — той самой, которую подарила Снежане мать перед смертью.
— Ой, — спохватилась Зинаида Ивановна. — Снежанка, мы нечаянно...
— Нечаянно, — повторила Снежана, глядя на осколки.
— Ну что ты расстраиваешься! — вмешался Анатолий Николаевич. — Ваза как ваза. Купим новую, получше.
— Получше, — эхом отозвалась Снежана.
Богдан видел, как в глазах жены что-то окончательно ломается. Она медленно опустилась на корточки и начала собирать осколки руками.
— Не трогай, — сказал он, подходя к ней. — Порежешься.
— Уже порезалась, — ответила она, не поднимая головы.
И тогда Богдан увидел кровь на её пальцах. Капли падали на осколки, смешиваясь с пылью.
— Всё, хватит! — сказала Снежана, поднимаясь. — Вы обязаны съехать с нашего дома! И мне плевать на ваши долги и проблемы!
В комнате стало так тихо, что слышно было только блеяние козы за окном.
Зинаида Ивановна первой очнулась от шока.
— Ты что говоришь, девочка? — голос дрожал от возмущения. — Какие ещё долги? Мы к сыну в гости приехали!
— На три дня, — напомнила Снежана, не отводя взгляда. — Месяц назад. На три дня.
— Ну и что? — вступился Анатолий Николаевич. — Разве плохо, что родители у сына гостят? Разве это преступление?
— Вы не гостите, — Снежана вытерла кровь с руки о халат. — Вы захватили мой дом. Переставили мебель. Привезли скотину. Превратили кухню в молочную ферму.
— Скотину?! — взвилась Зинаида Ивановна. — Машка — это не скотина! Это кормилица! Молоко даёт свежее, полезное!
— В городе не держат коз!
— А зря! Вот поэтому у вас тут все болеют! Химию пьёте вместо молока!
Тётя Марина, которая до этого молча стояла в дверях, решила вмешаться:
— Снежанка, дорогая, ты просто устала. Понимаю, работа, дом... Но мы же семья! Мы друг другу помогаем!
— Помогаете? — голос Снежаны становился всё звонче. — Вы мне помогаете? Чем именно?
— Ну... — растерялась тётя. — Убираемся, готовим...
— Вы готовите кашу для козы! На моей плите! Из моих продуктов!
— Снежана, — вмешался наконец Богдан. — Может, не надо так...
— Не надо как? — она развернулась к мужу. — Не надо защищать свой дом? Не надо требовать элементарного уважения?
— Но это мои родители...
— И что? Значит, им можно всё? Значит, я должна терпеть, что твоя мать рассказывает соседкам, какая я плохая хозяйка? Что твой отец критикует мою технику? Что тётя Марина стирает в нашей спальне грязные тряпки?
— Какие тряпки? — возмутилась тётя. — Это рабочая одежда!
— Которая воняет коровником!
— Снежана! — рявкнул Анатолий Николаевич. — Ты забываешься! Мы старше тебя! Мы заслуживаем уважения!
— Уважения? — Снежана засмеялась, но смех этот был страшнее крика. — Хорошо. Тогда объясните мне, уважаемые родственники, почему вы врали?
— Мы не врали! — запротестовала Зинаида Ивановна.
— Не врали? А кто говорил "на три денёчка заскочим"? Кто клялся, что "не будем мешать"? Кто обещал "даже не заметите нас"?
Родители Богдана переглянулись. В их взглядах промелькнуло что-то виноватое.
— Обстоятельства изменились, — пробормотал отец.
— Какие обстоятельства?
— В деревне... того... крыша протекает, — признался он неохотно.
— Ага! — торжествующе воскликнула Снежана. — Крыша протекает! А ещё что?
— Печка дымит, — добавила Зинаида Ивановна тихо.
— И?
— И денег на ремонт нет, — совсем уж шёпотом призналась тётя Марина.
— Вот оно что! — Снежана всплеснула руками. — Значит, вы решили переехать к нам насовсем? Без спроса? Просто взяли и переехали?
— Мы думали, пока ремонт сделаем... — начала свекровь.
— Сколько нужно времени на ремонт?
— Ну... если деньги найдём... месяца два-три...
— А если не найдёте?
Молчание было красноречивее любых слов.
— Понятно, — кивнула Снежана. — Значит, навсегда. Вы планировали поселиться тут навсегда.
— Снеж, — попытался вмешаться Богдан. — Мы же можем помочь с деньгами...
— Какими деньгами? — она повернулась к нему. — У нас ипотека! Кредит на машину! Я в декрете сижу, зарплаты нет!
— Ну... как-нибудь...
— Как-нибудь? — голос сорвался. — Богдан, мы едва сводим концы с концами! А тут ещё четыре человека на шее! Плюс коза!
— Машка сама себя кормит, — буркнула Зинаида Ивановна. — Травку на газоне щиплет.
— На каком газоне? — Снежана побледнела ещё больше. — На моём газоне? Том, который я два года выращивала?
— Ну да... А что, нельзя?
Снежана медленно подошла к окну и выглянула во двор. То, что она увидела, заставило её схватиться за подоконник.
— Мой газон... — прошептала она. — Моего газона больше нет.
Вместо изумрудной лужайки, которой она так гордилась, во дворе простиралось месиво из грязи, козьих экскрементов и жёванной травы.
— Ничего, вырастет новый, — попытался утешить Анатолий Николаевич.
— Вырастет? — Снежана обернулась. — Вы понимаете, что там теперь ничего не вырастет? Козы вытаптывают почву так, что годами потом ничего не растёт!
— Ерунда какая! — махнула рукой свекровь. — В деревне везде козы пасутся, и трава растёт!
— Это не деревня! Это город! Здесь другая почва, другой климат!
— Подумаешь, газон, — пробормотала тётя Марина. — Главное, чтобы молоко свежее было.
Что-то в Снежане окончательно сломалось. Она медленно повернулась к родственникам мужа и произнесла таким голосом, что у всех мурашки побежали по спине:
— Всё. Хватит. У вас есть ровно сутки, чтобы убраться из моего дома. Со всеми вещами и с козой.
— Снежана! — попытался остановить её Богдан.
— Молчи! — рявкнула она. — Ты месяц молчал, пока твои родственнички превращали наш дом в хлев! Теперь молчи дальше!
— Да как ты смеешь! — возмутилась Зинаида Ивановна. — Я его мать!
— И что? Это даёт вам право уничтожить мою жизнь?
— Какую ещё жизнь тебе уничтожили? — фыркнул Анатолий Николаевич. — Драматизируешь!
— Драматизирую? — Снежана засмеялась истерически. — Хорошо. Тогда послушайте, как выглядит моя "драматизация".
Она начала загибать пальцы:
— Первое. Вы сломали мою стиральную машину. Ремонт — двенадцать тысяч.
— Мы не ломали! — запротестовала тётя.
— Второе. Вы испортили мою духовку. Тётя Марина запекала в ней грязную обувь "для дезинфекции". Духовка воняет так, что в ней нельзя готовить.
— Я читала в интернете, что это полезно...
— Третье. Вы уничтожили мой газон. Восстановление — минимум пятьдесят тысяч и два года работы.
— Это всё ерунда, — пробормотал свёкор.
— Четвёртое. Соседи подали жалобу в управляющую компанию. За козу. Штраф — пять тысяч.
— Откуда ты знаешь? — удивилась Зинаида Ивановна.
— Потому что мне звонили! Пока вы тут устраивали деревенскую идиллию!
— И что теперь? — спросил Богдан слабым голосом.
— А теперь, дорогой муж, ты выбираешь. Или они, или я.
В коридоре раздались шаги. В гостиную заглянула соседка — пожилая женщина в домашнем халате.
— Извините, что беспокою, — сказала она виновато. — Только ваша коза опять в мой огород залезла. Всю капусту потоптала.
Все замерли. Снежана закрыла лица руками.
— Сколько? — спросила она глухо.
— Что сколько?
— Сколько стоила ваша капуста?
— Да не в деньгах дело... — смутилась соседка.
— Сколько?
— Ну... рублей пятьсот, наверное...
— Зинаида Ивановна, — позвала Снежана. — Дайте соседке пятьсот рублей.
— С чего это я должна? — возмутилась свекровь.
— Потому что это ваша коза.
— А деньги мне откуда взять?
— Это ваши проблемы.
Соседка поняла, что попала в семейную разборку, и поспешно ретировалась.
— Слушайте, я потом зайду...
— Нет, — остановила её Снежана. — Деньги вы получите сейчас.
Она подошла к тумбочке, достала кошелёк и отсчитала пятьсот рублей.
— Извините за беспокойство. Завтра утром коза исчезнет.
— Да ладно вам, — попыталась возразить соседка. — Не из-за капусты же...
— Завтра утром, — повторила Снежана твёрдо.
Соседка взяла деньги и ушла. А Снежана повернулась к семейству:
— Это были последние деньги из отложенных на коммунальные платежи. Теперь нам отключат свет.
— Снеж, — попытался успокоить её Богдан. — Мы что-нибудь придумаем...
— Придумаем? Что именно? Как объяснить управляющей компании, что мы держим в городской квартире козу? Как заплатить штраф? Как починить технику? Как восстановить газон?
— Может, кредит возьмём...
— На что? При нашем доходе нам больше не дадут!
Тётя Марина вдруг заплакала:
— Снежаночка, ну что ты так злишься? Мы же не специально! Мы по-родственному, по-доброму!
— По-доброму? — Снежана посмотрела на неё с таким выражением лица, что тётя сжалась. — Вы называете добротой то, что вторглись в чужой дом и разрушили чужую жизнь?
— Мы не разрушали...
— Нет? Тогда объясните мне, почему я месяц не сплю? Почему у меня нервный тик? Почему я перестала есть и похудела на восемь килограммов?
Богдан посмотрел на жену внимательнее. Действительно, она страшно похудела. Лицо осунулось, под глазами — тёмные круги.
— Снеж, я не знал...
— Конечно, не знал! Ты работаешь с утра до ночи, чтобы не быть дома! А я тут варюсь в этом аду!
— Снежанка, — попыталась вмешаться Зинаида Ивановна. — Мы же не хотели...
— Не хотели? — голос Снежаны стал тихим и страшным. — А чего вы хотели?
— Ну... пожить у сына... помочь по хозяйству...
— Помочь? Вы сломали мою жизнь и называете это помощью?
— Да что за жизнь такая! — не выдержал Анатолий Николаевич. — Сидишь дома, никого не видишь! Вот в деревне жизнь настоящая!
— Тогда езжайте в свою деревню! — взорвалась Снежана. — И живите своей настоящей жизнью! В своём доме!
— А дом-то протекает...
— Не мои проблемы!
— Как это не твои? — возмутилась свекровь. — Мы же семья!
— Нет, — Снежана покачала головой. — Мы не семья. Семья — это когда уважают друг друга. А вы меня не уважаете.
— Конечно, уважаем!
— Врёте. Если бы уважали, спросили бы разрешения, прежде чем переставлять мебель. Если бы уважали, не критиковали бы мой дом и мой образ жизни. Если бы уважали, не привезли бы сюда козу.
— Машка же полезная...
— Заткнитесь про козу! — заорала Снежана. — Заткнитесь все! Надоело!
Она схватила с пола сумку и направилась к выходу.
— Куда ты? — спросил Богдан.
— К маме, — не оборачиваясь, ответила она. — Подумать.
— Снеж, постой...
— До завтра, Богдан. До завтра у тебя есть время решить, что для тебя важнее — жена или родственники.
Дверь хлопнула. В квартире повисла тишина.
А за окном Машка блеяла всё громче, требуя ужина.
Богдан сидел на диване, уткнувшись лицом в ладони. Родители и тётя Марина переглядывались, не зная, что сказать.
— Ну и характер у твоей жены, — первой нарушила молчание Зинаида Ивановна. — Истеричка какая-то.
— Мама, — поднял голову Богдан. — Не надо.
— А что не надо? Правду говорить не надо? Месяц мы стараемся, помогаем, а она...
— Вы не помогали, — тихо сказал сын. — Вы захватили чужой дом.
— Богдан! — возмутился отец. — Ты на чьей стороне?
— Я не знаю, — честно признался он. — Я больше не знаю.
Внезапно в прихожей раздался звонок в дверь. Долгий, настойчивый.
— Вернулась, — облегчённо вздохнула тётя Марина. — Остыла небось.
Богдан пошёл открывать. Но за дверью стояла не Снежана. За дверью стояли двое мужчин в форме управляющей компании и женщина с планшетом.
— Добрый вечер, — сказала женщина. — Меня зовут Ирина Викторовна, я представитель управляющей компании. Можно войти?
— А... да, конечно, — растерялся Богдан.
Они прошли в прихожую. Женщина достала планшет и зачитала:
— На вашу квартиру поступило семь жалоб от соседей. Содержание домашнего скота в жилом помещении, нарушение санитарных норм, причинение ущерба общему имуществу...
— Какому ущербу? — спросил Богдан слабым голосом.
— Ваше животное испортило газоны во дворе, повредило клумбы, оставило экскременты в подъезде...
— В подъезде? — ужаснулся он.
— На лестничной площадке второго этажа. Соседи требуют возмещения расходов на уборку и дезинфекцию.
Из гостиной вышли родители и тётя Марина.
— А вы кто такие? — грозно спросил Анатолий Николаевич.
— Управляющая компания, — терпеливо повторила Ирина Викторовна. — У вас есть разрешение на содержание домашнего скота?
— Какого скота? — возмутилась Зинаида Ивановна. — Это коза!
— Коза — это домашний скот. Для её содержания в городской квартире нужно специальное разрешение.
— А где его получать?
— Нигде. Потому что таких разрешений не выдают.
Повисло молчание.
— Значит, — продолжила представительница УК, — у вас есть сутки на устранение нарушений. Иначе мы обращаемся в суд.
— Какой суд? — испугалась тётя Марина.
— Административный. Штраф от пятидесяти до ста тысяч рублей. Плюс возмещение ущерба соседям.
Богдан почувствовал, как подкашиваются ноги.
— Сколько... сколько составляет ущерб?
Ирина Викторовна полистала бумаги.
— Газоны — восемьдесят тысяч. Клумбы — двадцать тысяч. Уборка подъезда — пять тысяч. Плюс моральный ущерб соседям...
— Сколько? — прерывис Богдан.
— Соседи требуют по десять тысяч каждый. Семь квартир. Итого — семьдесят тысяч.
Богдан начал считать в уме и похолодел. Почти двести тысяч рублей. При их доходах это катастрофа.
— Но мы не знали... — залепетал он.
— Незнание закона не освобождает от ответственности, — сухо ответила Ирина Викторовна. — До завтра, господин Иванов.
Они ушли. Богдан остался стоять в прихожей, не в силах пошевелиться.
— Ничего страшного, — попытался его подбодрить отец. — Подумаешь, деньги...
— Какие деньги? — взорвался сын. — У меня таких денег нет! У меня вообще никаких денег нет!
— Богданчик, — попыталась успокоить мать. — Мы что-нибудь придумаем...
— Что придумаем? Что?
Тут зазвонил его телефон. Звонила Снежана.
— Алло, — ответил он.
— Богдан, — голос жены звучал странно спокойно. — Ты один?
— Нет, родители тут...
— Тогда включи громкую связь. Пусть все слышат.
Богдан нажал кнопку. Голос Снежаны зазвучал в прихожей:
— Полчаса назад мне позвонила подруга Ольга. Та, что работает в банке.
— И что? — не понял Богдан.
— Она сказала, что на твоё имя оформлен кредит на триста тысяч рублей.
Мир вокруг Богдана закружился.
— Какой кредит? Я никакого кредита не брал!
— Оформлен вчера. В отделении на Советской. Наличными выдан.
— Но это невозможно!
— Богдан, — голос Снежаны стал ещё тише. — А ты помнишь, что подписывал на прошлой неделе?
— Что подписывал? — не понял он.
— Подумай. Твоя мать не просила тебя что-то подписать? Какие-то бумаги?
Богдан напряг память. Да, была такая история...
— Мама говорила, что это справка для пенсионного фонда... для неё...
— Богдан, — в голосе Снежаны послышались слёзы. — Это были документы на кредит.
— Какой кредит? — но сердце уже провалилось куда-то вниз.
— Мама попросила тебя расписаться, сказав, что это справка. А на самом деле это было заявление на получение кредита на триста тысяч рублей.
— Не может быть, — прошептал Богдан.
— Богдан, — раздался голос Снежаны из телефона. — Попроси их показать содержимое карманов.
— Что? Зачем?
— Просто попроси.
— Мам, пап, покажите, что у вас в карманах.
— С чего это? — возмутился отец.
— Покажите, пожалуйста.
Анатолий Николаевич нехотя вывернул карманы. Из одного выпала пачка денег.
— Откуда деньги? — спросил Богдан.
— Накопили, — буркнул отец.
— Сколько там?
— Тысяч тридцать...
— Мам, а у вас?
Зинаида Ивановна тоже показала содержимое сумки. Там была ещё одна пачка денег.
— И у меня тысяч тридцать, — призналась она.
— А у тёти Марины сколько?
Тётя молча достала из кошелька деньги.
— Тысяч двадцать пять, — прошептала она.
Богдан медленно сложил цифры. Восемьдесят пять тысяч. Почти треть от суммы кредита.
— Снеж, — сказал он в телефон. — Ты слышала?
— Слышала. Богдан, твои родители обманули тебя. Заставили подписать кредитные документы, сказав, что это справка для пенсионного фонда.
— Что? — Богдан почувствовал, что мир рушится окончательно.
— Мошенничество. Причём с использованием доверия родственника.
— Мы не обманывали! — завопила Зинаида Ивановна. — Мы просто... просто не хотели расстраивать сына!
— Чем не хотели расстраивать? — спросила Снежана ледяным голосом.
— Ну... тем, что денег просим! Для дома! На ремонт!
— На чей ремонт? Нашего дома или вашего?
Молчание было красноречивее признания.
— Понятно, — продолжала Снежана. — Вы обманули своего сына, заставили его подписать кредитные документы под видом справки для пенсионного фонда, чтобы отремонтировать свой дом в деревне. И планировали, что он за вас будет этот кредит выплачивать. Двадцать лет. По пятнадцать тысяч в месяц.
— Мы хотели сказать... — залепетала тётя Марина.
— Когда? После того, как потратите все деньги?
— Снежанка, мы же семья...
— Нет! — голос Снежаны стал громче. — Семья друг друга не обманывает! Семья не заставляет подписывать документы под ложным предлогом!
Богдан стоял, опершись о стену. В голове крутилась одна мысль: его собственная мать обманула его. Заставила подписать кредитные документы, сказав, что это справка.
— Мам, — сказал он очень тихо. — Как вы могли?
— Богданчик, мы же не для себя! Для семьи! Дом-то общий!
— Какой общий? Это ваш дом! В деревне! Я там не живу!
— Но ты же наследник...
— Я не хочу наследовать развалюху! Я не хочу жить в деревне!
— Богдан, — вмешалась Снежана. — У нас есть два варианта.
— Каких?
— Первый — мы обращаемся в полицию. Твоих родителей привлекут за мошенничество путём обмана. Кредит можно будет оспорить через суд.
— А второй?
— Второй — они немедленно возвращают все деньги в банк, уезжают из нашего дома и больше никогда к нам не приезжают.
— Но деньги уже потрачены! — всхлипнула Зинаида Ивановна.
— На что?
— На стройматериалы! Мы уже заказали... кирпич, цемент...
— Значит, отменяйте заказ.
— Но нам уже привезли! На участок! Деньги не вернут!
— Тогда продавайте участок, — безжалостно сказала Снежana.
— Какой участок? — не понял Богдан.
— А, этого ты тоже не знаешь, — усмехнулась жена. — Твои родители купили участок под Москвой. На твои деньги. Хотели построить дачу.
— Дачу? — Богдан посмотрел на родителей как на привидений. — Какую дачу?
— Ну... там недорого было... — пробормотал отец.
— На сколько?
— На двести тысяч...
— То есть практически на все деньги кредита?
Молчание.
— Богдан, — раздался голос Снежаны. — Пока ты думаешь, что делать со своими родителями-обманщиками, я принимаю решение за себя.
— Какое решение?
— Завтра утром подаю на развод.
— Снеж, постой...
— Нет, не постой. Хватит. Ты месяц выбирал между мной и ними. Теперь они сделали выбор за тебя.
— Но мы можем всё исправить...
— Как? У вас нет денег вернуть кредит. У вас нет денег заплатить штрафы за козу. У вас нет денег на ремонт испорченной техники.
— Продадим участок...
— За сколько продадите участок с кучей кирпичей? За полцены? И то хорошо, если найдёте покупателя.
Богдан понял, что она права. Они влипли по самое некуда.
— А что если... — начал он.
— Ничего если! — перебила Снежана. — У меня есть принципы. Я не живу с людьми, которые меня обманывают.
— Снежанка, — заплакала Зинаида Ивановна. — Мы же не хотели...
— Не хотели? А что хотели? Объясните мне!
— Мы хотели... чтобы у Богдана было куда приехать на дачу...
— Он не просил дачу!
— Но всем же нужна дача...
— Ему нужна была честная семья!
За окном снова заблеяла Машка. И вдруг Богдан понял, что это последняя капля.
— Всё, — сказал он. — Хватит.
— Что хватит? — не понял отец.
— Хватит врать, хватит оправдываться, хватит разрушать мою жизнь.
Он взял телефон:
— Снеж, не подавай на развод.
— Почему?
— Потому что я сам с ними разберусь. По-мужски.
— Богдан...
— Доверься мне. В последний раз. Если завтра к вечеру проблема не будет решена — делай что хочешь.
Повисла пауза.
— Хорошо, — согласилась Снежана. — До завтра вечера.
Связь прервалась. Богдан посмотрел на родителей и тётю.
— А теперь, — сказал он таким голосом, какого они от него никогда не слышали, — мы поговорим по-настоящему.
— Богданчик, — начала мать.
— Молчать! — рявкнул он. — Месяц вы тут разговаривали! Теперь буду говорить я!
Все замолкли.
— Вы обманули меня, — продолжал Богдан. — Заставили подписать кредитные документы, сказав, что это справка. Это подлость.
— Мы не хотели...
— Не хотели чего? Расстраивать меня? Так вы меня и не расстроили — вы меня разорили! У меня теперь кредит на двадцать лет!
— Мы поможем выплачивать...
— Чем поможете? У вас пенсия двенадцать тысяч на двоих! А платёж — пятнадцать тысяч в месяц!
— Богдан, — вмешался отец. — Ты же наш сын...
— Вот именно! Я ваш сын! И что же вы со мной сделали? Обманули, обокрали, довели до развода!
— Мы не хотели развода...
— А что хотели? Чтобы я всю жизнь на вас работал? Чтобы содержал вашу дачу, которую я не просил?
— Мы думали, тебе понравится...
— Мне не нравится! Мне нравится моя жена, мой дом, моя жизнь! А вы всё это разрушили!
Богдан подошёл к окну, посмотрел на Машку, которая мирно жевала остатки газона.
— У вас есть выбор, — сказал он, не оборачиваясь. — Первый вариант — завтра с утра вы едете в банк, рассказываете, как обманули меня, пишете заявление о расторжении кредитного договора. Возвращаете все деньги, которые ещё не потратили.
— Но как мы вернём? — заплакала мать.
— Продавайте участок. Продавайте стройматериалы. Занимайте у друзей. Мне всё равно как.
— А если не получится?
Богдан обернулся. В его глазах родители увидели что-то новое — решимость.
— Тогда я сам подаю заявление в полицию. За мошенничество. И в суд — на признание кредитного договора недействительным. Пусть разбираются.
— Богдан! — ужаснулась тётя Марина. — Ты же родителей под суд отдашь!
— А они меня под кредит отдали! На двадцать лет!
— Но мы же семья...
— Нет! — взорвался он. — Мы не семья! Семья — это когда друг друга поддерживают, а не обманывают! Семья — это когда приезжают на три дня и действительно уезжают через три дня! Семья — это когда спрашивают разрешения, прежде чем переставлять чужую мебель!
— Богданчик...
— И козу, — продолжал он, — козу вы завтра же увозите. Вместе с собой. В деревню. К вашей протекающей крыше и дымящей печке.
— Но там жить невозможно...
— Значит, будете жить у соседей. Или снимите что-нибудь. Но не в моём доме.
— А где мы возьмём деньги на съёмное жильё?
— Это ваши проблемы. Вы взрослые люди, сами разберётесь.
Зинаида Ивановна заплакала в голос:
— Богдан, ты же нас выгоняешь!
— Не выгоняю. Прошу съехать. Разница есть.
— Какая разница?
— Когда выгоняют — это сразу. А я даю вам сутки собраться.
— Но куда мы поедем?
— В деревню. К себе домой.
— Там же крыша течёт!
— Тогда зачем вы покупали стройматериалы? Чините крышу!
— Но денег на работников нет...
— Учитесь чинить сами. В интернете полно инструкций.
Анатолий Николаевич попытался взять инициативу:
— Богдан, ты неправильно понимаешь...
— Что я неправильно понимаю? — сын повернулся к отцу. — То, что вы меня обманули? То, что вы разрушили мой брак? То, что вы превратили мой дом в сарай?
— Мы хотели помочь...
— Вы хотели, чтобы я вас содержал! Всю оставшуюся жизнь! Платил за ваши прихоти!
— Какие прихоти? Дача — это не прихоть!
— Для меня — прихоть! Я дачу не хочу!
— Но когда у вас дети будут...
— У меня детей не будет! — закричал Богдан. — Потому что жена от меня уходит! Из-за вас!
Повисла тишина.
— А теперь, — сказал Богдан спокойнее, — у вас есть час, чтобы собрать вещи. Завтра в семь утра машина подъедет. Поедете в деревню.
— На какой машине?
— Закажу такси. За свой счёт. Последний раз.
— А Машка?
— И Машка тоже. В грузовом отсеке.
— Но козу в такси не возьмут!
— Возьмут. За отдельную плату. Я договорюсь.
Тётя Марина всхлипнула:
— Богдан, а я-то тут при чём? Я денег не брала!
— Но жили в моём доме месяц. Бесплатно. И тоже врали, что на неделю приехали.
— Я правда думала на неделю...
— Тогда почему два чемодана привезли?
Тётя замолкла.
— Всё, — сказал Богдан. — Разговор окончен. Завтра в семь утра вы уезжаете. Все.
Он прошёл в спальню и закрыл дверь. А через стену слышал, как родители и тётя плачут, ругаются, что-то обсуждают.
Утром, ровно в семь, к подъезду подъехал грузовичок. Богдан помог погрузить вещи и Машку. Родители и тётя Марина садились в машину молча, с обиженными лицами.
— Богдан, — сказала мать напоследок. — Ты пожалеешь об этом.
— Возможно, — ответил он. — Но жалеть буду сам.
Машина уехала. В доме стало тихо.
Богдан достал телефон и набрал номер Снежаны.
— Снеж, они уехали.
— Все?
— Все. И коза тоже.
— А кредит?
— Завтра еду в банк. Попробую расторгнуть договор через суд.
— А если не получится?
— Тогда будем выплачивать. Вместе. Если ты, конечно, вернёшься.
Долгая пауза.
— Богдан, а ты изменился?
— Наверное. А ты заметила?
— Заметила. Впервые за месяц ты поступил как мужчина.
— Значит, вернёшься?
— Приеду через час. Посмотрю, что они там натворили. Придётся генеральную уборку делать.
— Вместе, — сказал Богдан. — Всё будем делать вместе.
— Вместе, — согласилась Снежана.
И впервые за месяц Богдан почувствовал, что дышит полной грудью.
А в деревне в этот момент Зинаида Ивановна сидела в холодной избе под протекающей крышей и причитала:
— Анатолий, что же мы наделали? Сына потеряли, внуков не увидим...
— Сам виноват, — буркнул муж. — Жену выбрал неправильную.
— Да не в жене дело! — всхлипнула тётя Марина. — Мы сами виноваты! Жадность нас сгубила!
— Ничего, — попыталась подбодрить себя Зинаида Ивановна. — Время пройдёт, он остынет, простит...
Но в глубине души она понимала — некоторые вещи не прощаются. И доверие, однажды потерянное, вернуть почти невозможно.
А Машка блеяла во дворе, требуя сена, которого не было.