— Убирайся отсюда, дрянь! — Роза швырнула в Никиту пепельницей, которая с грохотом разлетелась о дверной косяк. — А ты ей кто вообще? Да никто! И родства у тебя нет, значит наследство наше!
Никита отшатнулся, прикрывая лицо рукой. Осколки хрустнули под ногами, а в воздухе еще витал запах бабушкиных духов — «Красная Москва», которые она брызгала каждое утро уже тридцать лет подряд. Теперь этот аромат казался насмешкой.
— Роза, ты что творишь? — Дядя Петя попытался схватить сестру за руку, но она вырвалась, как разъяренная кошка.
— Что творю? А что он тут забыл?! — Роза ткнула пальцем в сторону Никиты. — Лизка померла позавчера, а он уже тут как дома расхаживает! Документами какими-то машет!
В большой комнате, где еще вчера стояла бабушкина кровать с кружевным покрывалом, теперь толпились родственники. Приехали все — даже те, кто про бабушку Лизу забывал годами. Тетя Мила с мужем из Воронежа, двоюродный брат Семен с женой, и еще какая-то дальняя родня, которую Никита в глаза не видел.
— Вы хоть похорон дождитесь! — выкрикнул Никита, сжимая в руке конверт с завещанием. — Еще земля на могиле не осела, а вы уже дом делите!
— А чего ждать-то? — Роза вытерла нос платком и снова наступила на него. — Тридцать лет я к Лизке ездила! Тридцать лет! А ты откуда взялся? Пять лет назад объявился, вьется тут...
— Я за ней ухаживал! — голос Никиты сорвался. — Когда вы все про нее забыли, я приезжал каждые выходные! Лекарства покупал, к врачам возил!
— Ухаживал... — протянула Мила ехидно. — Ну конечно, ухаживал. На наследство, небось, рассчитывал с самого начала.
Соседка Даша стояла в дверях кухни, вытирая руки полотенцем. Она пришла помочь с уборкой, но теперь смотрела на разворачивающийся скандал с нескрываемым любопытством.
— Да вы что, совсем озверели? — не выдержала Даша. — Человек еще под землей не лежит, а вы...
— А ты, Дашка, не лезь не в свое дело! — огрызнулась Роза. — Сама небось все уши прожужжала Лизке, чтобы этому проходимцу дом оставила!
Никита медленно разворачивал конверт. Руки дрожали — не от страха, а от ярости. Он помнил, как бабушка Лиза три месяца назад, сидя на веранде с вязанием, вдруг заговорила о завещании.
«Никитушка, — сказала она тогда, не поднимая глаз от петель, — ты один у меня настоящий. Остальные... они меня уже похоронили. В их головах я уже мертвая».
А еще раньше, в самый первый приезд, когда он еще толком не знал, родной ли он ей племянник или просто однофамилец, бабушка смотрела на него долго-долго, а потом вдруг заплакала.
«Глаза, — шептала она, — глаза как у моего Павлуши... Господи, неужели ты мне сына вернул?»
Павел — это был ее единственный сын, погибший в Афганистане. Об этом Никита узнал позже, когда уже стал для бабушки самым близким человеком.
— Читай давай свою бумажку! — потребовала Роза. — Посмотрим, что там Лизка нацарапала в старческом маразме!
— Маразме? — Никита поднял голову. — У нее маразма не было! Она до последнего дня соображала лучше вас всех!
— Ага, соображала... — хмыкнул Семен. — Поэтому и дом чужому человеку завещала.
— Чужому? — Никита шагнул вперед, и родственники инстинктивно отступили. В его голосе появились злые нотки. — Я чужой? А где вы были, когда она в больнице лежала с воспалением легких? Где были, когда она упала в огороде и два часа не могла встать?
— Мы работали! — заорала Роза. — У нас дети, внуки, свои проблемы!
— А у меня что, детский сад?
— У тебя ничего нет! — выпалила Мила. — Холостяк бездетный, живешь где попало! Конечно, тебе легко к старухе в деревню мотаться!
В кухне что-то звякнуло — это Даша от возмущения выронила чашку.
— Знаете что, — Никита аккуратно сложил завещание обратно в конверт, — вы правы. Я ей никто. Но она мне стала родной. А вы... — он обвел их взглядом, — вы ей тоже никто, судя по всему. Иначе не стояли бы тут, как стервятники над падалью.
— Ты как разговариваешь?! — взвилась Роза.
— Как с родственничками разговариваю, — спокойно ответил Никита. — Слушайте завещание.
Он развернул листок и начал читать завещание, написанное размашистым почерком покойной:
— «Я, Елизавета Павловна Морозова, находясь в здравом уме и твердой памяти...»
— Твердой памяти! — фыркнула Мила. — В восемьдесят-то лет!
— ...завещаю дом по адресу улица Садовая, дом семь, и все движимое имущество Морозову Никите Владимировичу, который стал мне сыном...»
— Сыном?! — завопила Роза. — Да она совсем рехнулась!
— ...в связи с тем, что мои кровные родственники забыли дорогу к моему дому и вспомнили о моем существовании только сегодня, узнав о моей смерти от соседей...»
Роза побелела, а Петя присел на бабушкин стул, тяжело дыша.
— Не может быть... — прошептала Мила. — Она не могла такое написать...
— А вот и могла. — Даша вышла из кухни, держа в руках еще один конверт. — И еще вот это оставила. Мне передать велела, если что.
Никита взял конверт дрожащими руками. На нем было написано: «Моим родственникам».
— Ну давай, читай и это! — потребовала Роза, но голос у нее уже не был таким злым.
Никита вскрыл конверт и увидел короткую записку:
«Роза, Петя, Мила и остальные. Никита мне не сын по крови, но сын по сердцу. За пять лет он сделал для меня больше, чем вы за всю жизнь. Я не держу на вас зла, но и завещать вам ничего не буду. У вас есть своя жизнь, а у Никиты — теперь есть дом. Не судите его. И не судите меня. Просто живите дальше. С уважением, баба Лиза».
В комнате стало так тихо, что слышно было, как тикают старые часы на стене — те самые, которые Никита заводил каждое воскресенье.
Роза вдруг села на пол прямо посреди комнаты и заплакала — не от злости, а от стыда.
— Лизка... — прошептала она. — Прости меня, Лизка...
Но Никита уже не слушал. Он смотрел в окно на бабушкин огород, где еще зеленели помидоры, которые он помог ей посадить весной. Теперь ему предстояло их собирать одному.
А дальше... Дальше еще неизвестно что будет. Потому что родственники — они на то и родственники, чтобы просто так не сдаваться.
И Никита это знал.
Прошло три дня
Никита разбирал бабушкины вещи в спальне, когда услышал, как хлопнула калитка. Через окно увидел незнакомого мужчину в дорогом костюме — явно не местный.
— Вы Морозов Никита Владимирович? — спросил незнакомец, когда Никита вышел на крыльцо.
— Да, а в чем дело?
— Частный детектив Игорь Семенович Крылов. — Мужчина протянул удостоверение. — Меня наняли ваши... родственники. Для выяснения обстоятельств.
Никита усмехнулся: — Каких еще обстоятельств?
— Они утверждают, что вы не являетесь племянником покойной Елизаветы Павловны. И хотят оспорить завещание через суд.
— Пусть оспаривают. Завещание составлено нотариально, все законно.
— Но есть нюансы, — детектив достал блокнот. — Дело в том, что согласно документам, у Елизаветы Павловны была только одна сестра — Анна Павловна. И у этой Анны был сын Владимир. Ваш отец, стало быть?
Никита кивнул, хотя внутри что-то похолодело.
— Вот только проблема, — продолжал детектив, — Владимир Анатольевич Морозов умер в 1987 году. Бездетным. А вы родились в 1988-м.
Мир качнулся. Никита оперся о перила крыльца.
— Что вы несете?
— Простую истину. Вы не племянник Елизаветы Павловны. Более того, мы проверили ваши документы. Никита Владимирович Морозов — это вы. Но Владимир, записанный как ваш отец, не мог им быть физически.
В голове Никиты вспыхнули обрывки воспоминаний. Мать, которая никогда не рассказывала об отце. Странная фамилия, которая будто не подходила к их семье. И эта случайная встреча с бабушкой Лизой пять лет назад...
— Тогда кто я?
— Этого мы пока не знаем. — Детектив убрал блокнот. — Но завещание, составленное в пользу человека, выдающего себя за родственника под чужими документами... Суд такое завещание точно отменит.
— Постойте! — Никита схватил детектива за рукав. — Я не выдавал себя! Я сам думал...
— Что думали — это ваши проблемы. Факт остается фактом.
Детектив ушел, а Никита остался стоять на крыльце, пытаясь переварить услышанное. Значит, он действительно чужой? Значит, бабушка Лиза знала?
Он вернулся в дом и бросился к письменному столу. Там, в нижнем ящике, лежали бабушкины документы. Свидетельство о рождении, паспорт, какие-то справки... И вдруг его взгляд зацепился за старый конверт с пожелтевшими краями.
Внутри лежали две фотографии и письмо.
На первой фотографии — молодая женщина с ребенком на руках. Подпись: «Катюша с сыночком, 1988 год». Никита всмотрелся в лицо женщины и похолодел. Это была его мать. Совсем молодая, но — точно она.
На второй фотографии — мужчина в военной форме. Красивый, с теми самыми глазами, которые бабушка Лиза узнала в Никите. Подпись: «Павлуша, 1986 год».
Павел. Бабушкин сын, погибший в Афганистане.
Письмо было коротким:
«Елизавета Павловна! Не знаю, дойдет ли до вас это письмо. Пишу перед смертью. У меня рак, времени мало. Хочу рассказать правду о Никите. Он ваш внук. Родной. Ваш Павел... он не погиб в том бою. Он дезертировал. Приехал домой и... мы полюбили друг друга. Никита — его сын. Но Павел боялся признаться вам, боялся, что его найдут военные. Он взял документы умершего однополчанина — Владимира Морозова. Под этим именем и жил. А потом действительно погиб — уже здесь, в России. Автокатастрофа в 1990-м. Никита даже не помнит отца. Я солгала ему про фамилию, сказала, что мы в браке не состояли, а фамилию Морозов взяла просто так. Он не знает правды. Но если что-то случится со мной, если он останется один — помогите ему. Он ваша кровь. Екатерина Сомова. 2019 год».
Никита перечитал письмо три раза. Руки тряслись так, что буквы расплывались перед глазами.
Значит, он все-таки внук. Родной внук. А бабушка знала... Знала и молчала. Но почему?
— Никит, ты дома? — раздался голос Даши от калитки.
Он поспешно спрятал письмо и фотографии в карман.
— Иду!
Даша стояла у забора с кастрюлей в руках.
— Борщ принесла. Думаю, тебе сейчас не до готовки. — Она внимательно посмотрела на него. — Что-то случилось? Ты какой-то бледный.
— Да так... — Никита взял кастрюлю. — Слушай, Даша, а детектив этот... он к тебе тоже приходил?
— Приходил. Вопросы задавал про тебя и про бабу Лизу. — Даша нахмурилась. — А что, правда какие-то проблемы с документами у тебя?
— Не знаю пока. — Никита помолчал, а потом решился: — Скажи честно, бабушка Лиза тебе что-нибудь про меня рассказывала? Про то, откуда я взялся?
Даша посмотрела по сторонам, потом шагнула ближе:
— Рассказывала. Но велела молчать до поры до времени.
— И что рассказывала?
— Что ты ее кровный внук. Что твой отец — это ее Павлуша, который не погиб на войне, а сбежал. И что твоя мать ей письмо перед смертью написала.
— Ты знала?! — Никита схватил Дашу за плечи. — Знала и молчала?!
— Баба Лиза попросила! — оправдывалась соседка. — Сказала, что тебе лучше не знать правду про отца. Что ты и так мучаешься, что его не помнишь, а тут еще узнаешь, что он дезертир...
— Господи... — Никита отпустил ее и прислонился к забору. — Значит, детектив прав. Документы поддельные.
— Документы — да. А кровь — настоящая. — Даша погладила его по плечу. — Баба Лиза говорила: «Пусть думает, что племянник. Так ему спокойнее. А я знаю — он мой внучек. И этого достаточно».
— А теперь что делать? Родственники завещание через суд оспаривают. Детектив им все рассказал.
— А ты им это письмо покажи. Пусть знают, что ты не самозванец.
— Но тогда все узнают про отца... Что он дезертир.
Даша вздохнула: — Никит, твой отец умер тридцать лет назад. А ты живой. И дом этот — твой по праву. По праву крови, а не по документам.
Вечером того же дня к Никите снова пришли родственники. Но теперь они были не одни — с ними был адвокат.
— Ну что, голубчик, — ехидно начала Роза, — попался? Детектив все выяснил. Ты не племянник вовсе, а самозванец!
— Завещание недействительно, — строго добавил адвокат. — Суд его отменит без вопросов.
Никита молча достал из кармана конверт с письмом и фотографиями.
— Читайте, — сказал он спокойно. — И узнаете правду.
Роза схватила письмо и начала читать вслух. С каждой строчкой ее лицо менялось. Петя побледнел и сел на лавочку. Адвокат нахмурился, изучая фотографии.
— Этого не может быть... — прошептала Роза, дочитав до конца. — Павлуша... жив был?
— Был. Но умер давно. А я его сын. Ваш внучатый племянник, если уж точно.
Повисла тишина. Адвокат первым пришел в себя:
— Хорошо, допустим, письмо подлинное. Но ваши документы все равно поддельные. Юридически вы — никто.
— Зато генетически я — Морозов. — Никита посмотрел на родственников. — Хотите экспертизу ДНК? Давайте сделаем.
Роза вдруг заплакала. Но теперь — не от злости, а от горя.
— Павлуша... — всхлипывала она. — Он же дезертир... Позор на всю семью...
— Позор? — Никита шагнул к ней. — А по-моему, он просто хотел жить. И любить. Разве это позор?
— Но репутация семьи...
— Какая семья?! — взорвался Никита. — Вы про бабушку тридцать лет забывали! Какая к черту репутация?!
Адвокат покашлял: — В любом случае, дело придется решать в суде. Письмо — это еще не доказательство родства.
— Хорошо, — кивнул Никита. — Значит, будем судиться. Только теперь уже не как самозванец с поддельными документами. А как внук с правом на наследство.
Родственники ушли, оставив Никиту одного с невероятной правдой о своем происхождении. Он сидел на крыльце, разглядывая фотографию отца, и думал о том, как причудливо переплетаются человеческие судьбы.
Бабушка Лиза знала правду, но молчала. Берегла его, как могла. А теперь ему предстояло самому решать — бороться за наследство или уйти, чтобы не позорить память отца.
Но одно он знал точно: дом этот стал ему родным не из-за завещания. А из-за любви старой женщины, которая приняла его как внука, не требуя доказательств и объяснений.
И это было дороже любого наследства.
Суд назначили на понедельник. Никита провел выходные в мучительных раздумьях. С одной стороны — дом, который стал ему родным. С другой — необходимость рассказать всем про отца-дезертира.
В воскресенье вечером к нему пришла Даша.
— Никит, я тут подумала... А что если не показывать это письмо в суде?
— Как это?
— Ну, сделай экспертизу ДНК с кем-нибудь из родственников. Докажешь родство, а про дезертирство молчи.
Никита покачал головой: — Не получится. Мне придется объяснять, откуда взялись поддельные документы. А если соврать — это уже мошенничество.
— Тогда что делать будешь?
— Не знаю, Даш. Честно — не знаю.
Утром понедельника Никита шел в районный суд, сжимая в кармане конверт с письмом. Решения он так и не принял.
В зале суда уже сидели родственники со своим адвокатом. Роза избегала его взгляда, Петя нервно теребил кепку. Их адвокат — молодой самоуверенный парень — что-то шептал клиентам.
— Встать, суд идет! — объявил секретарь.
Судья — пожилая женщина с усталыми глазами — долго изучала документы.
— Итак, — начала она, — истцы оспаривают завещание, утверждая, что ответчик не является родственником наследодателя. Ответчик возражения имеет?
Никита встал: — Ваша честь, я действительно родственник покойной. Но... есть обстоятельства, которые требуют разъяснения.
— Слушаю вас.
Никита достал конверт. Руки дрожали.
— Я прошу приобщить к делу письмо моей матери и фотографии...
Он передал документы секретарю и начал рассказывать историю своего происхождения. О том, как Павел дезертировал, как скрывался под чужим именем, как встретил его мать.
В зале стояла мертвая тишина. Роза плакала, не скрываясь.
— ...Моя бабушка знала правду, но молчала, чтобы защитить память сына и меня, — закончил Никита. — Я готов пройти экспертизу ДНК для подтверждения родства.
Судья внимательно изучила письмо и фотографии.
— Адвокат истцов, ваши возражения?
Молодой адвокат растерянно молчал. Наконец проговорил: — Ваша честь, даже если родство подтвердится, остается факт использования поддельных документов...
— Которые ответчик не подделывал сам, — перебила судья. — И которыми не злоупотреблял в корыстных целях.
Вдруг поднялась Роза: — Ваша честь, можно мне сказать?
— Вы истец по делу, имеете право.
Роза вытерла глаза платком и посмотрела на Никиту: — Я... мы хотим отозвать иск.
— Роза! — возмутился адвокат. — Что вы делаете?
— То, что должна была сделать давно. — Роза подошла к Никите. — Прости меня, мальчик. Прости старую дуру. Ты действительно наш. Внук Лизин, правнук наших родителей. И дом твой по праву.
— Но тетя Роза...
— Никаких "но". — Она крепко обняла его. — Павлуша был дурак, что сбежал с войны. Но он был мой племянник. А ты — мой внучатый племянник. И я горжусь тобой.
Петя тоже подошел: — Прости, Никит. Мы повели себя как свиньи. Лизка была права — ты один из нас настоящий.
Судья стукнула молотком: — Дело прекращается в связи с отказом истцов от исковых требований.
Вечером того же дня в бабушкином доме собралась вся родня. Но теперь атмосфера была совсем другой.
Роза хлопотала на кухне, готовя ужин. Петя чинил покосившуюся скамейку на веранде. Даша принесла самогон "для примирения".
— Знаешь, — сказала Роза, ставя на стол большую сковороду с картошкой, — я тут подумала... А что если мы всей семьей этот дом поддерживать будем? Ты тут живи, а мы по очереди приезжать станем, помогать.
— Это еще зачем? — удивился Никита.
— Затем, что дом должен жить. Лизка не зря его тебе оставила — она знала, что ты один не справишься. Дом большой, хозяйства много.
— А мы что, теперь коммуной тут жить будем? — засмеялся Петя.
— А что такого? — Роза налила всем самогона. — Никита тут хозяин, а мы — помощники. По выходным будем приезжать, огород обрабатывать, дом в порядке держать.
Никита посмотрел на них — на этих людей, которые еще утром были его врагами, а теперь предлагали стать семьей.
— А как же работа у вас? Дела свои?
— Дела подождут, — отмахнулась Роза. — Мне до пенсии год остался, Пете — два. Детей подняли, квартирами обеспечили. Теперь можно и о душе подумать.
— О какой душе? — не понял Никита.
— О семейной. — Роза подняла стопку. — За Лизку! За то, что она нас всех урезонила! И за Павлушу — пусть земля ему будет пухом, дурачку нашему.
— За семью, — подхватил Петя.
— За дом, — добавила Даша.
— За бабушку, — тихо сказал Никита и выпил.
После ужина, когда все разошлись по комнатам (решили остаться на ночь), Никита вышел на крыльцо. Звезды светили ярче обычного, воздух был свежий и чистый.
— Спасибо, бабуль, — прошептал он в темноту. — За все спасибо.
И ему показалось, что где-то в шелесте листьев он услышал знакомый голос: — Живи, внучек. Живи и радуйся. А мы с твоим папкой за вас порадуемся.
Прошел месяц
Дом ожил. По субботам приезжала Роза с мужем — готовила на всю неделю, наводила порядок в комнатах. По воскресеньям — Петя с инструментами, чинил что-то, стругал, пилил.
Даша теперь каждый день заходила — то суп принести, то новости рассказать.
А Никита впервые в жизни почувствовал, что у него есть настоящая семья. Не идеальная, со своими тараканами и странностями, но — своя.
Он устроился работать в районную администрацию, купил старенькую машину, начал встречаться с учительницей из соседнего села.
Бабушкин дом наполнился жизнью, смехом, даже ссорами — но такими, после которых не хочется уходить, а хочется помириться и жить дальше.
И каждое воскресенье, заводя бабушкины часы, Никита думал о том, как удивительно устроена жизнь. Иногда нужно потерять все, чтобы найти самое главное.
А самое главное — это не дом и не деньги.
Это люди, которые готовы назвать тебя семьей.