Глава✓ 164
Начало
Продолжение
- Матушка- барыня, Марья Яковлевна, проснитесь, - в крепкий сон Машеньки ворвался взволнованный голос одной из её горняшечек, кажется, Дарьей кличут. - Там барин какой-то в ночи прискакал да буянит так, что мочи нет.
С ним мужики уже и по-хорошему - пытылись урезонить, и по-плохому - грозились шею намылить, а он знай на конюшне пытается шампанским коней ваших поить.
Первая мысль, посетившая спросонья Машино сознание была неоднозначной: "А у нас, оказывается, есть шампанское вино?! А я и не ведала, люблю шампанское, оно такое смешное: пузырьками нос щекочет". Почти проснувшись она изумилась неожиданному наличию в поместье какого-то непонятного барина. А пробудившись окончательно быстро велела одеваться.
Ишь, ты! Чужой неадекватный помещик взялся спаивать её же коней её же или всё-таки своим дорогущим вином французским, которое сейчас на вес золота. В 1805 бутылка "Вдовы Клико" стоил 12 рублей ассигнациями, а нынче и все 25 рублей за сохранившиеся бутылки купцы продают.
Война с французом для торговли в просвещённом 19 веке не помеха, но цены выросли - уж больно сложно стало возить через разорённые земли хрупкое стекло. А войска французские, по родным винам соскучившись, выкупают у торговцев весь груз, не стесняясь расплачиваться фальшивыми русскими ассигнациями.
Как ни топал ногами Бонапарт, запретивший в Россию продавать вина Франции (130 тыщь бутылок в 10 году продано «Veuve Clicquot» и только 10 тыщь - в 12-м - сплошное разорение для бедной вдовы), а старые запасы и новые, контрабандные поставки через Кёнигсберг находили своего покупателя среди богатых русских помещиков, порой кутежа ради последний рубль на ребро ставивших.
Одеваясь, Марья Яковлевна готовилась дать отпор кому угодно, но стоило войти в конюшню, на пороге которой переминались неловко с ноги на ногу кое-как одетые конюхи, как весь её гнев испарился без следа, а на глазах сверкнули слёзы радости и умиления.
- Голубчик мой, Фёдор Иванович, ну нельзя же так пугать, право слово! Я уж думала тут агрессор какой невменяемый, а тут Вы, мой друг, лошадок моих спаиваите. А мне налить и не удосужились!
Распахнутая шуба поверх мундира, расшитого золотом и серебром, буйные кудри пепельные, глаза серо-зелёные с поволокой, пухлые губы чувственного рта, тонкие пальцы изысканно-утончённых рук - сомнений у неё не оставалось. Баловник, зажавший конскую морду и пытавшийся выпоить Метели пенный напиток, не мог быть никем иным, как её давним добрым знакомым, графом Толстым. Тем самым, что пешком всю Сибирь прошел от Алеутских островов, за что и прозван был Американцем.
- А вы, сударыня, не откажетесь выпить с пьяным русским офицером? - Изящная соболиная бровь изогнулись насмешливо, - но хмель не помешал мужчине узнать знакомое лицо. - Голубушка Марья Яковлевна, Джокер вы мой ненаглядный, простите буяна за шалость...
Попытавшись щёлкнуть браво шпорами и отвесив поклон, он едва не рухнул в свежее пахучее сено, устилающее пол в деннике любимой Машиной лошадки.
- Ах, оставьтесвои салонные политесы, какие мелочи, - Маша только руками всплеснула, - Пойдёмте в дом лучше и бутылку не забудьте. В комнатах тепло, сухо и можно закусить и выпить хорошего вина из фужеров, а не по гусарски - из горлышка.
Скажу Вам, голубчик Федор Иванович, как на духу - я по шампанскому соскучилась. Метель не оценит, перестаньте тратить драгоценную влагу на непутёвую животину, налейте лучше мне.
Так, ребята, - она обернулась к дворне, маячившей в дверях конюшни, - помогите графу до комнат добраться. Дарья, быстро на стол снеди собери: сыру, ветчины, колбас, капустки с клюквой не забудь, огурчиков и грибочков, можно картошечки отварной, коли найдётся. Посмотри в чугунке, осталась ли вчерашние щи. Знаю, что пост! Но нам этого молодца надо в чувство привести, иначе он тут устроит нам представление, какого вы не видывали.
Дарья, подобрав подол ночной рубашки, побежала на кухню, вздувать в печи огонь и запалять свечи. На огонь был поставлен чугунок малый со щами, стоявшими на морозе: пара минут на стол собрать закуски немудрящей и хлеба нарезать, как поплыл в воздухе сытный дух наваристых грибных шей. Свечки сонный мальчик на побегушках, тут же, у печи дремавший, разнёс по комнатам: и гостя хмельного одарил, и сонную хозяйку.
Через пару десяток минут в столовой, за накрытым столом уже чинно сидели Машенька и Фёдор Иванович, умытый, бритытый и переодетый. Маша пила чай с вареньем, в Американец усердно работал липовой расписной ложкой, наворачивая за обе щёки щи со сметаною.
Нос щекотал аромат яичницы-глазуньи с салом и ветчиной, в мисочках блистали маслята, брусника, зерновая горчица и прочие заедки вроде тёртой моркови с хреном и свеклы с чесноком. На утро кухарка получила задание запечь в сметане пару кролов, так что гость залётный голодным не останется. Один вопрос: останется ли столь же незапятнанной среди местного общества репутация самой Марьи Яковлевны?
Но отпускать старого знакомца со двора не солоно хлебавши ради чьего бы то ни было мнения было не в обычае Анны Павловны, а стало быть - и Марьи Яковлевны.
Наблюдая всё это скоромное изобилие на собственном столе, Машенька и смеялась, и плакала: от счастья, умиления и радости. Она и не представляла, как рада может быть видеть лицо мужчины, к которому ничего, кроме дружеских чувств, не испытывает. Но хотелось с визгом броситься ему на шею, болтая в воздухе ногами, и чтобы её кружили, смеясь от счастья и радости встречи.
Продолжение следует...
Р.S. Сохранилась рукопись комедии «Горе от ума», где в монологе Репетилова Грибоедов изобразил Толстого. На полях рукописи — автограф самого Американца. Напротив слов «В Камчатку сослан был, вернулся алеутом» написано: «В Камчатку чёрт носил, ибо сослан никогда не был». А около другой характеристики — «Ночной разбойник, дуэлист и крепко на руку нечист» — значится: «В картишках на руку нечист. Для верности портрета сия поправка необходима, чтобы не подумали, что ворует табакерки со стола…»