Я живу в обычной пятиэтажке — кирпичной, советской постройки. Соседи в целом неплохие: здороваемся, пересекаемся у лифта, иногда обсуждаем, как управляющая компания опять ничего не делает.
На первом собрании жильцов, которое я посещала, обсуждали всё подряд — от протекающей крыши до мусоропровода. Тогда же упомянули и про подвальное помещение — технический коридор с бетонными стенами и трубами, где мы, жильцы, можем держать старые велосипеды, банки, коробки, коляски.
При условии, что места хватит на всех.
И вроде бы всё было тихо, пока пару недель назад я не попыталась спустить туда мешок с картошкой.
Открываю дверь и замираю.
Всё пространство заставлено ящиками.
Банки с компотами в три яруса.
Коробки. Бутыли. Пакеты. Мешки.
И на всём красуется малюсенький стикер с подписью:
«Сидорова Л.В. не трогать».
Я тут давно
На следующий день я поднялась на четвёртый этаж к той самой Сидоровой Лидии Васильевне.
Звоню в дверь.
Открывает она в фартуке, с тряпкой в руках и выражением лица, как будто я пришла требовать почку.
— Добрый день, Лидия Васильевна. Я по поводу подвала. Там всё занято вашими вещами — некуда даже мешок поставить. Можно как-то это…
— А вы кто вообще? — перебивает. — Квартира какая?
— Пятая. Я же вас знаю. Просто прошу…
— Ага. Знаете. А ещё знаете, что я тут тридцать лет живу, и всё это всегда было моё.
— Так подвал же общий…
— Не начинайте! — всплеснула руками. — У меня и диабет, и давление, и внуки приезжают. Где мне картошку хранить?! На балконе?!
— А мне куда?
— А вы молодая, вам не надо! Вы вон, в супермаркет сбегали — и всё. А у меня — запасы! Я хозяйственная! Вы, молодые, даже банки крутить не умеете, а тут, значит, ума учить пришли!
Я растерялась.
— Но вы ведь занимаете всё. Никто другой даже стул не поставит.
— И не надо! Там и плесень, и крысы! Удивительно вообще, что кто-то ещё туда лезет. Всё равно кроме меня никто ничего не хранил. Значит, не надо. Вот и всё.
Она захлопнула дверь.
А у меня — только одно в голове:
Значит, так. Хорошо. Если по-человечески не получилось — будет по правилам.
Собственноручный порядок и первое столкновение
Я не хотела писать жалобы.
Серьёзно.
Просто хотела поставить мешок картошки и пару коробок с детскими вещами — ничего незаконного.
Так что через два дня взяла перчатки, старую тряпку и пошла в подвал сама. Решила: если это общее помещение, значит, я тоже имею право привести его в порядок. А попутно — аккуратно отодвинуть чужие коробки, чтобы освободить себе угол.
Открываю дверь — всё, как и было. Заставлено.
Начала двигать верхний ящик — осторожно, чтобы ничего не уронить.
И тут — резкий голос за спиной:
— А ну руки убрала от моих заготовок!
Оборачиваюсь — Сидорова. Стоит в проёме, в пальто поверх халата, с пакетом в одной руке и взглядом, как у контролёра без настроения.
— Вы что тут устроили?! — повысила голос. — Это моё! Моё, слышите?! Я ночью банки перемывала, а вы пришли ломать!
— Я просто хочу поставить свои вещи, вы же всё заняли, — объясняю спокойно.
— А вы кто такая вообще, чтобы меня двигать? — Она подошла ближе. — Это мой подвал. Я с мужем его от плесени чистила, когда вас ещё в доме не было. Убирайся отсюда, пока я полицию не вызвала!
— Отлично, вызывайте. Я даже помогу номер набрать. А заодно и в управляющую позвоню. Посмотрим, что они скажут про «ваше личное пространство» в муниципальном подвале.
— Ага! Значит, писать будете?! — всплеснула руками. — Вот увидим, как вы тут жить будете потом! Запомните: на этом этаже я людей надолго не задерживаю.
И ушла.
Громко хлопнув подвальной дверью.
А я стояла в пыльном подвале и понимала:
Началась настоящая война. Не за картошку, а за принцип.
Наступление солёных диверсий
После конфликта в подвале я не стала тянуть: написала заявление в управляющую компанию, приложила фото завалов, схему помещения и добавила:
«Общее имущество жильцов используется одной квартирой как личное хранилище. Прошу принять меры».
Ответ пришёл быстро:
«Проведём проверку в течение недели».
Я выдохнула. Казалось бы — просто дождаться.
Но Сидорова решила действовать раньше инспекторов.
На следующий день возле моей двери лежала разорванная газета с жирным пятном, аккуратно разложенные огрызки и испачканная ручка входной двери чем-то липким.
Запах — уксус с чесноком. Пахло, как будто у меня на площадке закрыли трёхлитровую банку с огурцами и забыли на год.
Потом исчез коврик. Не украден — подвешен на батарею в подъезде, пропитанный чем-то мокрым.
Кто-то из соседей пожал плечами:
— Ну мало ли. Может, случайность.
На вторую ночь в общий чат дома в WhatsApp Сидорова прислала фото: мой мешок с картошкой, стоящий у стены в коридоре подвала, и подпись:
«Кто-то тащит грязь и тараканов в общее помещение. Мы тут порядок держим, а некоторые разводят антисанитарию!»
Утром кто-то уже бурчал у мусорки:
— Вот так вот. Одна заготовками делится, другая воняет...
Я молчала. Но внутри закипало.
Пока она действовала намёками, я копила доказательства. Фото, видео, свидетели.
Когда через два дня пришли представители управляющей — я была готова.
А вот Сидорова — нет.
Итог ревизии
Когда сотрудники управляющей компании прибыли, я встретила их с папкой: фотографии, копия заявления, переписка в чате, список жильцов, подтвердивших захламление.
Никаких эмоций — только факты.
Сидорова, видимо, не ожидала, что проверка будет реальной.
Открыла дверь подвала, прижимая к груди вёдра с капустой.
— Вот! Смотрите, порядок! Всё подписано, разложено. Я тут охраняю, понимаете? Чтобы не украли!
Инспектор прошёлся по проходу, посмотрел на вплотную придвинутые к трубам ящики, перекрытые вентиляционные решётки, мешки с картошкой на половину помещения и зафиксировал на планшет:
— Нарушение. Препятствие доступу к коммуникациям.
— Да какие коммуникации! Всё работает! У меня внуки, у меня закрутки! — взвизгнула Сидорова.
— Подвал — общее имущество. Назначения склада он не имеет. В течение семи дней — всё убрать. Иначе будет акт, административка и вывоз за ваш счёт, — спокойно сообщил сотрудник.
Она побледнела.
А я стояла в стороне. Не злорадствовала. Просто слушала.
Это была не месть, а правда, оформленная через заявление.
Вечером она, тихо ругаясь, волокла банки в квартиру.
Никто не помогал. Даже «подруги по подъезду», которые обычно обсуждали всех у мусорки.
В чате дома появилось сообщение:
Спасибо пятой квартире за активность. Теперь у нас наконец порядок в подвале. Если что — вместе следим.
Свою картошку я поставила через неделю — на свободное, законное место.
И знаете, как приятно было пройти по сухому полу, где больше не пахнет уксусом.
Банки уехали — осадок остался
После проверки и зачистки подвала в доме стало заметно спокойнее.
Соседи, которые раньше отмалчивались, начали чаще здороваться, кто-то даже подошёл на лестничной площадке и сказал:
— Молодец. Мы тоже устали, но не решались.
Сам подвал стал чище. Появились разметки, где можно ставить коробки, пару человек принесли старые полки — теперь всё выглядело как нормальное общее помещение, а не бункер Сидоровой на случай конца света.
А Сидорова?
Она первое время тихо бурчала, демонстративно отворачивалась у почтовых ящиков и громко вздыхала, если я заходила в подъезд следом.
Иногда сыпала под дверью мою подъездную рекламу или пихала тапком коврик — по-детски, мелко, но регулярно.
Но после того как я вышла на лестницу и в лоб сказала:
— Ещё один пакет под дверью — и заявление будет уже в полицию,
— она отстала.
Прошло пару месяцев. Сейчас она молчит.
Иногда здоровается сквозь зубы, иногда делает вид, что не замечает.
Но главное — в подвале порядок.
Без банок, без чужих стикеров и без самозваных королев кладовки.
Иногда, чтобы отстоять своё, не надо ругаться.
Надо просто встать. И не отступать.