— Шашлык почти готов, — объявил Станислав, смахнув со лба капельки пота рукавом дорогой спортивной кофты. — Вероника, неси тарелки, соус. И про зелень не забудь, как в прошлый раз.
Я молча кивнула и поплелась в дачный домик, больше похожий на сарайчик, который мы упорно называли «фазендой». Ноги вязли в раскисшей от недавнего дождя земле. На душе было так же сыро и грязно. Я не хотела ехать на эту дачу. Не хотела этого шашлыка, этой показушной суеты. Но кто меня спрашивал?
На кухне, застеленной старой клеенкой с потрескавшимися розами, восседала Тамара Наумовна, моя свекровь. Она пила чай из моей любимой чашки, той, что я привезла из Суздаля, и с видом знатока листала какой-то глянцевый журнал.
— Лениво как-то ты, Вероничка, двигаешься, — заметила она, не отрывая взгляда от яркой страницы. — Мужчина на природе должен отдыхать, а ты его гоняешь то за одним, то за другим.
— Я не гоняю, Тамара Наумовна. Он сам вызвался, — мой голос прозвучал тише, чем я хотела.
— Вызвался, — хмыкнула она. — А ты и рада. Мой Стасик — человек тонкой душевной организации, ему нужно вдохновение, а не вот это всё... — она обвела пухлой рукой нашу скромную кухоньку.
Я поставила на поднос стопку пластиковых тарелок, миску с нарезанными помидорами и огурцами, пучок укропа. Руки слегка дрожали. Не от усталости. От глухой, застарелой обиды, которая жила во мне уже много лет.
Когда я вернулась к мангалу, Станислав уже раскладывал румяные куски мяса по тарелкам. Лицо его сияло.
— А мы тут с мамой посовещались и решили! — громко объявил он, словно делал мне великое одолжение. — Помнишь, ты премию квартальную получила? Ну, вот эту, крупную. Мы решили, что беседку ставить — это долго и муторно. Лучше лодку надувную купим! С мотором! Представляешь, как будем по озеру рассекать?
Я замерла с подносом в руках. Лодку. С мотором. На мою премию, за которую я не спала ночами, составляя годовой отчет для нашего холдинга.
— Какую лодку, Стас? — еле слышно спросила я.
— Ну как какую? Хорошую! Мама в журнале видела, там скидки сейчас. Сказала, что это отличное вложение в семейный досуг. Верно, мам?
— Абсолютно! — донесся с крыльца бодрый голос Тамары Наумовны. — Семья должна отдыхать вместе, культурно. А то всё работа да работа. Вероника, ты же не против? Это же для всех нас.
Я посмотрела на мужа. Тридцать восемь лет. Красивый, холеный мужчина с первыми залысинами, которые он старательно маскировал. Мы познакомились, когда мне было двадцать два, а ему двадцать пять. Он тогда казался таким перспективным. Говорил о стартапах, об инвестициях, о том, что скоро «весь мир будет у наших ног». Я, молодая выпускница экономического факультета, верила ему. Я работала, а он «искал себя». Сначала в сфере продаж, потом в логистике, потом пытался открыть интернет-магазин каких-то китайских гаджетов. Все его проекты лопались, как мыльные пузыри, унося с собой наши скромные накопления, а чаще — мои.
Я молчала. Поставила поднос на хлипкий пластиковый стол. Села на садовую скамейку. В горле стоял ком.
— Ты чего молчишь? Не рада, что ли? — Стас нахмурился. — Я же для семьи стараюсь.
— Стас, я хотела на эти деньги... машину поменять, — выдавила я из себя. — Наша же совсем старая, постоянно ломается.
— Машину! — всплеснула руками подошедшая свекровь. — Какая машина, Вероника? Эта еще на ходу. А лодка — это душа! Романтика! Ты просто не понимаешь мужских увлечений. Стасику нужна отдушина.
— Моя премия — это не отдушина, — сказала я, сама удивляясь своей смелости. — Это результат моей работы.
— Вот именно! — подхватил Стас, не уловив сути. — Ты заработала, а мы вместе потратим. Это и называется семья. Всё общее.
Всё общее. Эта фраза была девизом нашей семьи. Только почему-то «общим» становилось исключительно то, что зарабатывала я. Его редкие и скромные заработки были «его личными деньгами на карманные расходы». Моя зарплата, мои премии, квартира, доставшаяся мне от бабушки, — всё это было «наше общее».
Я помню, как мы делали ремонт в этой квартире. Я взяла кредит. Сама выбирала материалы, договаривалась с рабочими, контролировала каждый шаг. Стас в это время «разрабатывал гениальный бизнес-план». Он лежал на диване с ноутбуком, а когда я, уставшая после работы и визита на стройку, просила его хотя бы вынести мусор, он отвечал: «Вероника, не мешай, я в потоке. Мысли теряются».
Потом родился сын. Бессонные ночи, пеленки, поликлиники. Я вышла на работу, когда Кириллу было полтора года, потому что «гениальный бизнес-план» снова провалился, и нам просто не на что было жить. Я наняла няню, оплачивала ее из своей зарплаты. Стас в это время «переживал творческий кризис» и искал новое «перспективное направление».
Я жевала шашлык, который казался мне резиновым. Слушала, как муж и свекровь увлеченно обсуждают цвет будущей лодки и мощность мотора. А во мне что-то медленно, но необратимо менялось. Словно трескался лед, сковывавший меня много лет.
Вечером, когда мы ехали домой, Стас был в прекрасном настроении. Он напевал какую-то мелодию и барабанил пальцами по рулю.
— Знаешь, я тут подумал, — сказал он. — К лодке же еще эхолот нужен. И спиннинги новые. Ты же не будешь возражать, если мы еще немного из твоей премии возьмем?
Я смотрела в окно на проносящиеся мимо деревья. И впервые за долгие годы не стала говорить «хорошо, милый». Я просто промолчала.
Дома, уложив сына спать, я села на кухне с чашкой остывшего чая. Квартира казалась чужой. Вся мебель была куплена на мои деньги, но расставлена так, как хотела Тамара Наумовна, потому что у нее «безупречный вкус». Шторы, которые она выбрала, давили своей тяжестью и помпезностью. «Дом должен выглядеть богато, Вероничка, чтобы люди видели, что у вас всё в порядке».
У нас не было всё в порядке. У нас был театр одного актера, где я играла роль безмолвной декорации и спонсора.
На следующий день на работе ко мне подошел мой начальник, Роман Павлович. Мужчина строгий, но справедливый.
— Вероника Глебовна, я ознакомился с вашими предложениями по оптимизации. Это блестяще. Я хочу, чтобы вы возглавили новый проект. Это большая ответственность, но и совершенно другой уровень. И зарплаты, и полномочий. Подумайте.
Я смотрела на него, а в голове стучало: «другой уровень». Мне предлагали шагнуть вверх, а я почему-то упорно топталась на месте, позволяя тянуть себя на дно.
Вечером я сказала Стасу о предложении. Он слушал меня, лениво ковыряясь в телефоне.
— Возглавить проект? — переспросил он. — Это же командировки, задержки на работе. А как же Кирилл? Как же я? Кто мне ужин будет готовить? Нет, Вероника, это не для тебя. Семья важнее всяких карьер. Ты и так неплохо получаешь. Нам хватает.
Нам хватает. Ему хватало. А мне? Мне хватало сил, чтобы тащить на себе всё это?
В тот вечер я не выдержала. Позвонила своей единственной близкой подруге Инге. Мы дружили еще с института.
— Инга, привет. Извини, что поздно.
— Ничего, я не сплю. Что случилось? Голос у тебя... как будто ты сейчас расплачешься.
И я рассказала. Всё. Про лодку, про премию, про «общий» бюджет, про отказ от повышения. Я говорила долго, сбивчиво, захлебываясь словами, которые копились годами. Инга молча слушала.
— Вероника, — сказала она, когда я замолчала, вытирая слезы. — Я тебе сейчас одну вещь скажу, ты только не обижайся. Ты себя где нашла? На помойке? Ты умная, красивая, успешная женщина. Ты сама себя сделала. А живешь, как прислуга у двух нахлебников. Стас твой — взрослый ребенок, которого его мамочка так и не отпустила от юбки. А ты ему стала второй мамочкой, удобной и безотказной.
— Но я же его люблю... — прошептала я, понимая, что эти слова звучат уже не так убедительно.
— Любишь? Или привыкла? Привыкла быть нужной, ответственной, сильной. А он этим пользуется. Вероника, он тебя не уважает. Ни как женщину, ни как специалиста, ни как личность. Подумай, чего ты сама хочешь. Не для него, не для сына, а для себя. Ты же заслуживаешь лучшего!
«Я заслуживаю лучшего». Эта простая фраза взорвала мое сознание. Я? Для себя? А что я хочу для себя? Я так давно не задавала себе этот вопрос, что даже забыла, как на него отвечать.
Я просидела на кухне до рассвета. Я думала. Вспоминала свои мечты. Я хотела путешествовать. Хотела пойти на курсы итальянского языка. Хотела просто прийти домой и лечь в ванну с книгой, не боясь, что меня обвинят в эгоизме. Хотела, чтобы мужчина рядом со мной гордился моими успехами, а не видел в них угрозу своему комфорту.
Утром я пришла на работу и дала согласие Роману Павловичу.
Вечером, когда я вернулась, Стас встретил меня в прихожей.
— Я звонил в магазин! — радостно сообщил он. — Нашу лодку уже отложили! Завтра поедем забирать! Ты деньги с карты не снимай, я сам всё оплачу твоей карточкой. Пин-код же не меняла?
Он говорил, а я смотрела на него так, словно видела впервые. На чужого, самодовольного мужчину, который собирался потратить мои деньги на свою игрушку.
— Стас, — сказала я тихо, но твердо. — Никакой лодки не будет.
Он замер. Улыбка сползла с его лица.
— В смысле? Ты чего, шутишь?
— Я не шучу. Я не даю своего согласия на эту покупку. Это мои деньги, и я ими распоряжусь по-своему.
— Ты... ты что себе позволяешь?! — в его голосе появились визгливые нотки, которые я так хорошо знала по его ссорам с матерью. — Мы же решили! Семья решила!
— Это не семья решила, Станислав. Это решили ты и твоя мама. Без меня. Я в этом решении не участвовала.
— Ах, вот как! Карьера в голову ударила? Начальницей себя почувствовала? — он перешел на крик. — Я сейчас маме позвоню, она тебе объяснит, как себя должна вести порядочная жена!
— Звони, — спокойно сказала я. — А пока будешь звонить, собери, пожалуйста, свои вещи.
Он уставился на меня, не веря своим ушам.
— Что... что ты сказала?
— Я сказала, чтобы ты собрал свои вещи. Твое «перспективное направление» и «творческий кризис» могут продолжаться где угодно, но не в моей квартире и не за мой счет. Я подаю на развод.
Он попятился, наткнулся на тумбочку в прихожей. Лицо его выражало смесь ужаса и недоумения. Он действительно не понимал. Он был уверен, что так будет всегда.
— Ты... ты не можешь! А как же Кирилл? Ты хочешь оставить ребенка без отца? Ты рушишь семью!
— Семью, Стас, разрушил ты. Точнее, ее и не было. Был удобный для тебя симбиоз. А отец у Кирилла будет. Я не собираюсь запрещать вам видеться. Только содержать своего отца Кирилл пока не в состоянии. Так что тебе придется, наконец, найти настоящую работу.
Он ушел через два часа, громко хлопнув дверью. Перед уходом он кричал, что я пожалею, что я останусь одна, никому не нужная, злая карьеристка.
Когда за ним закрылась дверь, я не почувствовала ничего. Ни боли, ни сожаления. Только оглушительную тишину. И огромное, безграничное облегчение. Словно я много лет несла на плечах тяжеленный мешок с камнями и, наконец, сбросила его.
Я прошла на кухню, налила себе воды. Посмотрела в окно. Начинался вечер, зажигались огни в домах напротив. Там жили люди, у каждого была своя история. А моя старая история только что закончилась. И я знала, что впереди — новая. Та, в которой я буду главной героиней. Та, которую я заслуживаю.