— Совсем с ума сошла! — рявкнула Нелли Викторовна, плюхаясь в кресло так, что пружины жалобно заскрипели. — Ярик, твоя жёнка меня как последнюю дуру оскорбляет!
В гостиной пахло дешёвыми духами "Красная Москва" и остатками вчерашнего пива. На журнальном столике среди пустых бутылок валялись панцири от раков, а на ковре белела шелуха от семечек.
Карина стояла посреди комнаты, всё ещё в резиновых перчатках для уборки, и смотрела на свекровь с плохо скрываемым отвращением. Массивная Нелли Викторовна — крашеная рыжина с губами цвета переспелой вишни — красовалась в атласном халате с драконами, из-под которого торчали толстые ноги в домашних тапках с помпонами.
— Что я ей такого сказала? — с вызовом спросила Карина, сдирая перчатки. — Что не надо было устраивать тут пьянку до двух ночи? Что я не должна убирать за вашими гостями?
— Гостями! — взвизгнула Нелли Викторовна. — Егор Петрович — мой друг детства! Мы просто вспоминали молодость!
Ярослав вошёл в кухню, ещё застёгивая рубашку после душа. Высокий, с крепкими плечами и жёстким взглядом — он умел одним своим видом заставить замолчать любого. Но не Карину. Не сегодня.
— Мама, что случилось? — он обнял Нелли Викторовну за плечи, бросив на жену укоризненный взгляд.
— А то, что твоя драгоценная мамочка опять со своими рассказами! — Карина развернулась к ним, вытирая мокрые руки о фартук. — Вчера весь вечер про своих покойников травила, а сегодня ещё и Егора притащила! Они тут пиво жрали до полуночи и танцевали под "Ласковый май"!
Дядя Егор — седой мужчина лет семидесяти с лукавыми глазками и золотыми зубами — появился из-за спины Нелли Викторовны, как чёрт из табакерки.
— А что, девонька, плохо мы танцевали? — хмыкнул он, поправляя растянутую майку. — В наше время умели веселиться, не то что ваше поколение — всё в телефонах сидите.
— Егор Петрович, при чём тут поколение? — Карина сжала кулаки. — Вы в чужом доме ведёте себя как... как...
— Как кто? — вмешался Ярослав, и голос его стал опасно тихим. — Договаривай.
Карина посмотрела на мужа — на его суровое лицо, на сдвинутые брови. Двенадцать лет замужества научили её распознавать эти признаки надвигающейся бури. Но сегодня что-то внутри неё надорвалось окончательно.
— Как хозяева! — выпалила она. — Ваша мать ведёт себя здесь как хозяйка, а я что — прислуга? Каждые выходные — "Карина, сходи в магазин", "Карина, приготовь борщ", "Карина, помой полы"! А сама что делает? Сидит с этим... — она ткнула пальцем в сторону Егора, — пьёт пиво и рассказывает, кто в районе умер!
— Да как ты смеешь! — взревел Ярослав. — Это моя мать!
— И что? Твоя мать не может элементарно уважать чужой дом?
Нелли Викторовна всхлипнула и прижала платочек к глазам:
— Ярик, я же не хотела... Я думала, Карина будет рада... Мы же семья...
— Семья! — горько засмеялась Карина. — Какая ещё семья? Когда у меня была температура, она мне даже воды не принесла! Зато когда ей понадобилось к врачу съездить — я, как дура, бросила работу и потащилась с ней по больницам!
— Да кто ты такая, чтобы унижать мою мать! — рявкнул Ярослав, и его лицо налилось краской. — Теперь будешь постоянно её содержать!
В кухне стало так тихо, что слышно было, как капает кран. Карина уставилась на мужа, не веря собственным ушам.
— Что... что ты сказал?
— То, что сказал. Мама продаёт квартиру и переезжает к нам насовсем. И никаких возражений!
Егор хмыкнул и потёр руки:
— Ну, Нелька, теперь заживёшь! А я буду частым гостем, так что, Каринка, привыкай.
Карина медленно развязала фартук. Скомкала его в руках. Взглянула на довольную физиономию свекрови, на самодовольную морду Егора, на каменное лицо мужа.
— Значит, так... — проговорила она тихо. — Значит, моё мнение вас не интересует?
— А что тут обсуждать? — пожал плечами Ярослав. — Дом мой, решение моё.
Карина кивнула. Потом ещё раз. Потом вдруг рассмеялась — коротко, зло.
— Дом твой... Конечно. А кто его убирает? Кто готовит, стирает, за коммуналку платит? А, неважно...
Она швырнула фартук на стол и направилась к выходу.
— Карина! Куда идёшь? — окрикнул её Ярослав.
— К себе домой, — не оборачиваясь, бросила она. — К маме. Пусть твоя драгоценная мамочка теперь сама готовит твой любимый борщ.
— Стой! — рявкнул он. — Я тебе не разрешаю!
Карина замерла на пороге. Обернулась. Посмотрела на всех троих — на Ярослава с его властным видом, на Нелли Викторовну, которая уже не скрывала торжествующей улыбки, на Егора, жующего семечки и наблюдающего за происходящим как за спектаклем.
— Не разрешаешь? — переспросила она очень спокойно. — А знаешь что, Ярослав... Иди-ка ты... — она помолчала секунду, подбирая слова поточнее, — лесом. Со всей своей семейкой.
И хлопнула дверью так, что в прихожей с полки упала статуэтка слоника — подарок свекрови на прошлое 8 марта.
Карина шла по улице, не чувствуя под ногами асфальта. В ушах звенело от крика Ярослава, а перед глазами всё плыло от злости и унижения. Двенадцать лет... Двенадцать лет она терпела эту семейку!
Мама жила в старой хрущёвке на окраине города. Когда Карина позвонила в дверь, та открылась мгновенно — видимо, Валентина Ивановна уже видела дочь в окно.
— Что случилось? — мама сразу всё поняла по красным глазам дочери.
— Он сказал, что теперь я буду постоянно содержать его мать, — выпалила Карина и расплакалась. — Она переезжает к нам насовсем. А я... я ничего не решаю в собственном доме.
Валентина Ивановна молча обняла дочь, погладила по голове. Пахло от неё печеньем и лавандой — как в детстве.
— Проходи, расскажешь всё за чаем.
За кухонным столом, среди знакомых с детства чашек и блюдечек, Карина выговорилась. Рассказала про постоянные унижения, про то, как Нелли Викторовна командует в их доме, про Егора с его пошлыми шутками и пьяные посиделки до утра.
— А Ярослав всегда на её стороне, — закончила она. — Для него я вообще никто. Просто прислуга, которая должна молча всё терпеть.
Мама долго молчала, медленно помешивая чай ложечкой.
— Знаешь, Каринка, а может, оно и к лучшему?
— Что к лучшему? — не поняла дочь.
— Что всё так вышло. Теперь хоть увидишь, кто есть кто. — Валентина Ивановна посмотрела на дочь серьёзно. — Ты думаешь, он за тобой придёт?
Карина задумалась. Ярослав гордый, упрямый. Извиняться не умеет. А тут ещё мать будет нашёптывать...
— Не придёт, — тихо сказала она. — Скорее пришлёт кого-нибудь узнать, когда я вернусь.
— А ты не вернёшься.
— Мам, я замужем...
— За кем замужем? — резко спросила Валентина Ивановна. — За человеком, который тебя не уважает? За маменькиным сыночком, который в сорок лет не может сказать матери ни слова поперёк?
В этот момент зазвонил телефон Карины. На экране высветилось: "Ярослав".
— Не бери, — посоветовала мама.
Карина сбросила вызов. Через минуту телефон зазвонил снова. Потом ещё. Потом пришло сообщение: "Хватит дуться. Возвращайся домой. Мама расстроилась."
— Видишь? — горько усмехнулась Карина, показывая маме экран. — Даже извиниться не может. Сразу приказы.
Валентина Ивановна прочитала сообщение и покачала головой:
— Дочка, а может, хватит? Сколько можно унижаться?
— Но что я буду делать? Куда пойду? У меня работы нормальной нет, денег своих...
— Деньги найдутся. Работу найдём. А вот жизнь у тебя одна, — мама взяла руку дочери в свои тёплые ладони. — И тратить её на людей, которые тебя не ценят... Это глупо, Карина.
Телефон снова завибрировал. Теперь звонила Нелли Викторовна.
— О! — засмеялась Карина зло. — Сама царица соизволила!
Она приняла вызов и включила громкую связь.
— Карина! — заголосил знакомый визгливый голос. — Ты что, совсем сдурела? Ярик весь извелся! Возвращайся немедленно, я тебе не позволю разрушать семью!
— Нелли Викторовна, — очень спокойно сказала Карина, — а вы знаете, куда можете пойти со своими требованиями?
— Как ты смеешь...
— Точно туда же, куда я вчера послала вашего дружка Егора, когда он полез ко мне обниматься на кухне.
В трубке наступила тишина.
— Что?! — взвизгнула свекровь.
— А что "что"? Думаете, я не видела, как ваш кавалер за мной следил? Как в душ заглядывал? Как руки распускал под предлогом "помочь"?
— Ты... ты врёшь!
— Вру? А завтра узнаете, вру или нет. Когда я подам на развод и расскажу судье, в каких условиях мне приходилось жить.
Карина сбросила звонок и выключила телефон.
— Мам, — сказала она, поднимая голову, — можно я у тебя пока поживу?
Валентина Ивановна улыбнулась впервые за весь вечер:
— Конечно, доченька. Добро пожаловать домой.
***
Три месяца спустя Карина стояла у дверей загса с разводным свидетельством в руках. Ярослав так и не появился на заседании — прислал адвоката. Даже на развод пришёл не сам.
— Ну что, свободна? — подошла Валентина Ивановна, которая всё это время была рядом.
— Свободна, — повторила Карина, и слово это показалось ей странным. Двенадцать лет она была женой, а теперь... Кто она теперь?
За эти месяцы многое изменилось. Карина устроилась продавцом в небольшой косметический магазин — хозяйка оказалась понимающей женщиной, сама разведённой. Зарплата была небольшой, но своей. Впервые за годы у неё появились собственные деньги, которые не нужно было выпрашивать у мужа.
Ярослав звонил первые две недели. Сначала требовал вернуться, потом умолял, потом снова кричал. А когда Карина подала на развод, и вовсе замолчал. Только через адвоката передал, что квартира остаётся за ним — она была оформлена на его имя.
— И пусть остаётся, — сказала тогда Карина маме. — Зато я больше не буду убирать за этой парочкой.
Нелли Викторовна, как и планировала, переехала к сыну. Соседи рассказывали, что теперь там каждые выходные гулянки — Егор практически поселился в квартире. А Ярославу, видимо, и невдомёк, что происходит у него под носом.
— Карин! — окликнула её знакомая продавщица из соседнего отдела. — К тебе посетитель.
Карина подняла голову от витрины с кремами и увидела... Егора. Он стоял у входа в магазин, крутил в руках кепку и смотрел на неё с какой-то странной улыбкой.
— Что ему нужно? — пробормотала она и нехотя подошла к нему.
— Привет, Каринка, — Егор сверкнул золотыми зубами. — Как дела? Слышал, ты теперь свободная женщина.
— Егор Петрович, вам что-то нужно?
— Да так, проходил мимо, решил зайти. Поговорить хотел.
— О чём?
Егор оглянулся, проверяя, не слушает ли кто, и наклонился ближе:
— Да знаешь, Карин, я вот думаю... А может, мы с тобой... того... сблизимся? Я мужик ещё ничего, пенсия хорошая, квартира своя...
Карина посмотрела на него во все глаза. Этот старый козёл всерьёз думает, что она...
— Егор Петрович, — очень медленно проговорила она, — вы, видимо, не поняли. Я развелась не для того, чтобы связываться с такими, как вы.
— Да ладно тебе, не зазнавайся! — Егор вдруг стал наглым. — Думаешь, много вас, разведёнок, желающих найдётся? В твоём возрасте...
— В моём возрасте, — перебила его Карина, — я уже достаточно умна, чтобы отличить мужчину от самца в поисках бесплатной прислуги.
— Ты что, сдурела? Да я тебе предложение делаю!
— А я вам отказ даю. И больше не подходите ко мне.
Егор скривился:
— Ну и зря! Ярик, кстати, уже себе новую нашёл. Молоденькую такую, грудастую. Нелька в восторге — говорит, наконец-то нормальная невестка будет.
Карина почувствовала, как что-то кольнуло в груди. Неужели ревность? Нет, скорее жалость к этой "молоденькой грудастой".
— Передавайте им мои поздравления, — сухо сказала она. — А теперь извините, мне работать надо.
Егор ещё постоял, бормоча что-то про "неблагодарных баб", и ушёл.
Вечером Карина рассказала маме о визите Егора.
— Представляешь, мам, он всерьёз думал, что я за него выскочу! — смеялась она, накрывая на стол. — И про новую Ярославову пассию рассказал.
— А тебе не больно? — осторожно спросила Валентина Ивановна.
Карина задумалась. Больно? Странно, но нет. Было что-то другое — облегчение, что ли.
— Знаешь, мам, мне даже радостно как-то. Значит, я была права. Если он так быстро себе замену нашёл, то и любви никакой не было. Просто удобство.
— А ты не жалеешь, что развелась?
— Жалею только об одном — что не сделала этого раньше. — Карина села напротив мамы, взяла её за руку. — Помнишь, как я боялась остаться одна? А оказалось, что одна я была и в браке. Только не понимала этого.
Валентина Ивановна кивнула:
— Зато теперь у тебя есть шанс найти настоящее счастье.
— Может быть, — улыбнулась Карина. — А может, и не найду. Но это уже неважно. Главное, что я больше не живу в постоянном унижении.
За окном шёл дождь, а в маленькой кухне было тепло и уютно. Впервые за много лет Карина чувствовала себя дома.