Холодное утро среды. Дождь барабанит по окнам двухкомнатной квартиры на четвертом этаже. В детской кроватке мирно спит годовалая Маша, обнимая плюшевого мишку. А в кухне разворачивается семейная буря, которая изменит всё.
— Закрой рот и молчи, мать-одиночка! — голос Лидии Михайловны режет воздух, как нож. — Отдашь свою квартиру брату, ему нужнее!
Ира замирает у плиты, держа в руках чашку с недопитым кофе. Сердце колотится так, что кажется — весь дом слышит этот бешеный ритм. Мать стоит посреди кухни, руки в боки, глаза горят праведным гневом. Пятьдесят семь лет, седые волосы туго стянуты в пучок, морщины у рта глубокие — от постоянного недовольства.
— Мама, о чём ты говоришь? — Ира медленно ставит чашку на стол. Руки дрожат. — Это моя квартира. Я здесь живу с Машей...
— Твоя? — Лидия Михайловна фыркает. — Кто деньги давал на первый взнос? Кто помогал с документами? Отец с матерью! А теперь Никите жениться пора, а жить негде. У его Даши уже живот растёт, а они всё по углам скитаются.
Ира чувствует, как внутри поднимается знакомая волна отчаяния. Двадцать восемь лет жизни — и всё время одно и то же. Никита важнее. Никита нужнее. Никита — сын, наследник, продолжатель рода.
— Мам, но у меня тоже ребёнок... — начинает она, но Лидия Михайловна обрывает её резким жестом.
— Что ребёнок? Девочка! Она вырастет, замуж выйдет, в чужую семью уйдёт. А Никита — наша кровь, наша фамилия. Ему семью создавать надо, детей рожать. Мужских детей!
В дверях появляется Виктор Иванович. Высокий, сутулый, с проседью в чёрных волосах. Лицо усталое, глаза бегающие. Он всегда появляется, когда жена уже всё решила. Чтобы кивнуть, согласиться, поддержать.
— Иришка, — говорит он вкрадчиво, — мы же не на улицу тебя выгоняем. К бабушке Лизе поедешь, в деревню. Воздух там чистый, для внучки полезно...
— Папа, — Ира поворачивается к нему, в голосе мольба, — ты же понимаешь... Я только-только развелась, работу нашла, дочку в детский сад оформила... Как я могу переехать в деревню? Там даже работы нормальной нет!
Виктор Иванович отводит взгляд. Чешет затылок, мнётся. Всегда так — когда нужно принимать решения, он превращается в тень своей жены.
— Работу другую найдёшь, — отмахивается Лидия Михайловна. — В деревне тоже люди живут. А Никите сейчас квартира позарез нужна. Он же молодой, амбициозный. Карьеру строит, семью создаёт...
— Какую карьеру? — не выдерживает Ира. — Он же вообще нигде не работает! Целыми днями в компьютере сидит, в игры играет!
Лидия Михайловна вспыхивает:
— Как ты смеешь! Он фрилансер, в интернете работает. Это современно, перспективно! А ты что? Продавщица в магазине? Копейки получаешь!
— Мам, я зарабатываю на нас с Машей. Мы не просим у вас денег...
— Не просишь? — голос матери становится ещё злее. — А кто тебе продукты покупает? Кто памперсы приносит? Кто с внучкой сидит, когда ты на работе?
Ира молчит. Это правда — родители помогают. Но они помогают, потому что хотят, потому что это их внучка. Или нет? Может, они считают каждую копейку, каждый час?
— Никита придёт сегодня вечером, — объявляет Лидия Михайловна. — Поговорит с тобой. Объяснит ситуацию. Надеюсь, ты будешь разумной.
— А если я не соглашусь? — тихо спрашивает Ира.
Мать смотрит на неё долго, изучающе. В её глазах что-то холодное, жестокое.
— Тогда не рассчитывай на нашу помощь. Сама справляйся. Сама и за детский сад плати, и няню ищи, и продукты покупай. Посмотрим, как ты на свои копейки проживёшь.
Слова падают как удары. Ира чувствует, как стены сжимаются вокруг неё. Она понимает — это не просто угроза. Это объявление войны.
— Мама, — шепчет она, — я твоя дочь...
— Дочь должна слушаться родителей, — отрезает Лидия Михайловна. — А не огрызаться. Если ты нормальная дочь — сделаешь, как надо. Подумаешь о семье, а не только о себе.
Виктор Иванович всё это время стоит молча. Смотрит в пол, в стену, в окно — куда угодно, только не на дочь. Ира знает — он не вступится. Он никогда не вступался. Мать — главная в доме, а он просто исполнитель её воли.
— Я подумаю, — наконец говорит Ира.
— Думать тут нечего! — взрывается Лидия Михайловна. — Либо ты отдаёшь квартиру брату, либо мы с тобой больше не семья!
В детской начинает плакать Маша. Видимо, проснулась от громких голосов. Ира автоматически идёт к ней, берёт на руки, прижимает к груди. Малышка тут же успокаивается, уткнувшись носом в мамину шею.
— Мам, пап! Вы дома? — слышится из прихожей весёлый голос.
Никита. Он пришёл раньше, чем планировалось. Наверное, мать его предупредила.
— Конечно, сынок! — Лидия Михайловна мгновенно преображается. Лицо светлеет, голос становится нежным. — Проходи, проходи!
В кухню входит Никита. Двадцать пять лет, среднего роста, полноватый. Волосы немытые, свисают сальными прядями. На нём мятая футболка и тренировочные штаны. За ним — девушка лет двадцати, миловидная, но бледная. Живот уже заметно округлился.
— Привет, сестрёнка! — Никита улыбается, но улыбка не касается глаз. — Как дела? Как малышка?
— Нормально, — сухо отвечает Ира.
— Знаешь, — Никита садится за стол, берёт яблоко из вазы, — мы с Дашей решили пожениться. Времени мало, живот растёт. А жить нам негде. Вот и подумали — может, ты нам поможешь?
— Поможешь? — Ира не верит своим ушам. — Ты хочешь, чтобы я отдала тебе квартиру?
— Ну, временно же, — Никита кусает яблоко, жуёт. — Пока не встанем на ноги. Ты же в деревне хорошо отдохнёшь. Машка там здоровее будет.
— Никита, — Ира пытается говорить спокойно, — я не могу отдать тебе квартиру. Я сама с ребёнком. Мне самой жильё нужно.
— Эгоистка ты, — вдруг говорит Даша. Голос у неё тихий, но ядовитый. — Своему брату не поможешь. А я беременная, мне где жить?
Ира смотрит на неё с изумлением. Эта девочка, которую она видит второй раз в жизни, называет её эгоисткой?
— Послушай, — Никита вдруг меняет тон, становится серьёзным, — я не просто так прошу. Я работаю, деньги зарабатываю. Могу тебе даже платить за квартиру. Небольшую сумму, но всё же...
— Какую сумму? — Ира чувствует, как что-то сжимается в груди.
— Ну, скажем, пять тысяч в месяц. Это же лучше, чем ничего?
Пять тысяч. За двухкомнатную квартиру в центре города. Ира тратит на коммуналку больше.
— Никита, — она качает головой, — это смешно. Квартира стоит тридцать тысяч в месяц аренды. Минимум.
— Да кто тебе столько заплатит? — фыркает он. — Там же ремонт старый, мебель советская...
— Там всё нормально, — Ира чувствует, как в ней поднимается гнев. — Я сама недавно делала ремонт. После развода.
— А, точно, — Никита ухмыляется. — Кстати, о разводе. Может, пора бы уже и замуж второй раз выйти? А то сидишь тут, одна с ребёнком...
— Никита! — Лидия Михайловна делает ему знак. Но поздно — он уже сказал.
— Что, правда глаза колет? — Никита не унимается. — Я просто думаю, что сестре пора бы уже устроить свою жизнь. А не сидеть в квартире, как собака на сене.
— Никита, заткнись, — тихо говорит Ира.
— Что? — он делает удивлённое лицо. — Я же заботу проявляю. Говорю, что тебе замуж пора...
— Я сказала — заткнись.
— Ой, какие мы гордые стали! — Никита хохочет. — Думаешь, без мужа справишься? Одна с ребёнком? Да ты через год на панели окажешься!
Тишина. Даже Маша перестаёт агукать. Все смотрят на Никиту, который, кажется, только сейчас понял, что сказал что-то не то.
— Никита, — Виктор Иванович наконец подаёт голос, — ты зачем сестру оскорбляешь?
— Да не оскорбляю я никого! — Никита машет рукой. — Просто правду говорю. Жизнь такая, что женщине без мужа трудно. Особенно с ребёнком.
— Значит, — Ира медленно качает Машу, — ты считаешь, что я должна отдать тебе квартиру, потому что я неудачница?
— Не неудачница, — Никита уже понимает, что перегнул палку. — Просто... у тебя сейчас трудный период. А у меня — начало новой жизни. Жена, ребёнок, семья...
— У меня тоже ребёнок, — Ира смотрит ему в глаза. — Моя семья.
— Да какая это семья? — не выдерживает Даша. — Мать-одиночка с ребёнком. Это же не семья!
— А что тогда семья? — Ира поворачивается к ней.
— Мужчина, женщина, дети. Нормальная семья. Где отец детей воспитывает, деньги зарабатывает...
— Даша, — Ира говорит очень спокойно, — а твой Никита сколько зарабатывает?
Девушка краснеет, молчит. Никита тоже напрягается.
— Это не твоё дело, — буркает он.
— А, понятно. Значит, ничего не зарабатывает. Тогда какая же это семья? По твоей логике.
— Он зарабатывает! — кричит Даша. — Просто пока не очень много!
— Сколько? — настаивает Ира.
— Тысяч пятнадцать, — неохотно признаётся Никита.
— В месяц? — Ира не верит. — Серьёзно?
— Ну, бывает и больше. Смотря как заказы идут...
— А бывает и меньше? — Ира угадывает. — Или вообще никаких?
Никита молчит. Лидия Михайловна нервно поправляет волосы.
— Ладно, — говорит Ира, — допустим, ты зарабатываешь пятнадцать тысяч. А я — двадцать пять. Плюс детские пособия. Получается, что у меня доход больше. Почему я должна отдавать тебе квартиру?
— Потому что я мужчина! — взрывается Никита. — Мне семью кормить надо!
— А мне что — куклу кормить? — Ира прижимает Машу к себе. — Это живой ребёнок. Мой ребёнок.
— Хватит! — Лидия Михайловна встаёт. — Хватит препираться! Ира, ты отдашь квартиру брату. Точка. Не хочешь по-хорошему — будет по-плохому.
— Что значит — по-плохому? — Ира чувствует, как её пробивает дрожь.
— А то значит, что мы документы пересмотрим. Кто на квартиру деньги давал, кто собственник. Может, окажется, что ты там и жить не имеешь право.
— Мама, — Ира бледнеет, — квартира записана на меня. Я собственник.
— Собственник? — Лидия Михайловна усмехается. — А кто первый взнос платил? Кто с банком договаривался? Мы с отцом.
— Но я кредит плачу! — Ира чувствует, как почва уходит из-под ног. — Я уже два года плачу!
— Платишь? — Никита ухмыляется. — А кто тебе деньги даёт? Родители помогают или нет?
— Помогают, но...
— Вот и всё. Значит, не твоя это квартира. Семейная.
— Семейная? — Ира не может поверить. — Тогда почему не на всех записана?
— А потому что мы так решили, — отвечает Лидия Михайловна. — Думали, ты разумная девочка. Будешь слушаться родителей, уважать семью. А ты...
— А я что?
— А ты эгоистка. Думаешь только о себе. О своих капризах. Замуж не получилось выйти — теперь все виноваты. Мужа не сумела удержать — теперь одна страдаешь.
Слова бьют наотмашь. Ира чувствует, как внутри что-то переворачивается. Она знала, что мать её не особо любит. Но чтобы настолько...
— Мама, — шепчет она, — я твоя дочь. Как ты можешь так говорить?
— Дочь? — Лидия Михайловна смотрит на неё холодно. — Дочь должна помогать семье. А не тянуть одеяло на себя.
— Я не тяну одеяло! Я просто хочу жить со своим ребёнком в нормальных условиях!
— Нормальных? — Никита хохочет. — Да ты живёшь на всём готовом! Квартира бесплатная, продукты родители покупают, с ребёнком сидят... Рай, да и только!
— Никита, а ты где живёшь? — Ира поворачивается к нему. — Тоже у родителей?
— Ну и что? — он смущается. — Временно. Пока не встану на ноги.
— Тебе двадцать пять лет. Когда ты планируешь встать на ноги?
— Это не твоё дело! — кричит Никита. — Я не девочка, мне не нужно под юбки родительские прятаться!
— Зато тебе нужно мою квартиру отобрать.
— Я не отбираю, а прошу! По-человечески!
— По-человечески — это угрожать? Шантажировать? Оскорблять?
— Да никто тебя не оскорблял! — Даша вмешивается в разговор. — Просто объясняют ситуацию. А ты делаешь вид, что не понимаешь.
— Понимаю. Понимаю, что вы хотите выкинуть меня из квартиры. Чтобы жить самим.
— Не выкинуть, — Никита пытается быть дипломатичным. — Просто... поменяться местами. Временно.
— На сколько временно?
— Ну... пока не найдём что-то своё.
— А когда это будет?
— Не знаю. Может, через год. Может, через два...
— Может, через десять?
— Ну почему сразу через десять? — Никита начинает нервничать.
— А почему не через десять? — Ира смотрит на него внимательно. — Никита, ты же понимаешь, что если я сейчас уеду, то обратно уже не вернусь?
— Почему не вернёшься? — он делает невинное лицо.
— Потому что ты здесь обоснуешься. Пропишешься. Будешь считать эту квартиру своей. И когда я захочу вернуться, ты скажешь: "А куда мне деваться? У меня же здесь семья, дети..."
Никита молчит. Даша тоже. Лидия Михайловна нервно барабанит пальцами по столу.
— Вот именно, — говорит Ира. — Вы хотите, чтобы я отдала вам квартиру навсегда. Только честно признайтесь.
— Ладно, — Никита вздыхает. — Может, и навсегда. Ну и что? Мне она нужнее. У меня скоро двое детей будет. А у тебя — одна девочка.
— Одна девочка — это не считается?
— Считается. Но мало. Мне больше места нужно.
— Никита, — Ира говорит тихо, — ты понимаешь, что лишаешь своего ребёнка тёти? Машу — дяди?
— Не лишаю. Будете в гости ездить. Из деревни.
— Из деревни в город — это дорого. Часто не наездишься.
— Ну и что? Главное — чтобы дети были здоровы. А в деревне воздух чище.
— Никита, — Ира смотрит ему в глаза, — а если бы наоборот? Если бы я попросила тебя отдать мне что-то важное для тебя?
— Например?
— Например, твой компьютер. Мне для работы нужен.
— Да ты что? — Никита хохочет. — На компьютере я работаю! Деньги зарабатываю!
— А я на квартире живу. Ребёнка воспитываю.
— Это не то же самое! — горячится Никита. — Компьютер — это инструмент. А квартира — это просто жильё.
— Просто жильё? — Ира качает головой. — Для меня это дом. Единственный дом, который у меня есть.
— Найдёшь другой, — равнодушно говорит Никита.
— На что? На какие деньги?
— Работай больше. Зарабатывай.
— А кто с ребёнком будет сидеть?
— Наймёшь няню.
— На какие деньги? — Ира чувствует, как начинает закипать. — Никита, ты хоть понимаешь, сколько стоит наём няни?
— Не понимаю. Это женские дела.
— Женские дела? — Ира встаёт. — А мужские дела — это что? Отбирать у сестры квартиру?
— Не отбирать, а просить! — кричит Никита. — Я же не силой!
— Не силой? — Ира смотрит на родителей. — А что тогда это? Если не силой?
— Это семейное дело, — вмешивается Лидия Михайловна. — Мы договариваемся внутри семьи. Мирно.
— Мирно — это когда все согласны. А когда одного принуждают — это уже не мирно.
— Никто тебя не принуждает! — взрывается Лидия Михайловна. — Просто объясняем, что справедливо!
— Справедливо — это когда у каждого есть свой дом, — говорит Ира. — А не когда одни отбирают у других.
— Да не отбираем мы! — Никита хлопает рукой по столу. — Боже мой, как можно быть такой непонятливой!
— Я не могу понять, с какой это стати ты имеешь право на мою квартиру? — Ира садится напротив него.
— Потому что я мужик и глава! — закричал Никита. — И я должен обеспечить женщину! А женщина должна помогать мужчине.
— Помогать — это отдавать квартиру?
— Если надо — то да.
— А если мне самой она нужна?
— Найдёшь другую.
— А если не найду?
— Найдёшь. Женщины приспособленцы. Выкрутишься как-нибудь.
— Приспособленцы? — Ира не верит своим ушам. — Никита, ты серьёзно?
— Серьёзно. Мужчины созданы для больших дел. Для карьеры, для бизнеса. А женщины — для мелочей. Для дома, для детей, для быта.
— Понятно, — Ира кивает. — Значит, по-твоему, я должна отдать тебе квартиру, чтобы ты мог заниматься большими делами?
— Ну да. Примерно так.
— А какими большими делами ты занимаешься?
— Как какими? — Никита выпрямляется. — Сайты делаю. Дизайн. Это творчество. Искусство.
— Искусство? — Ира едва сдерживает смех. — Никита, ты же половину времени в игры играешь.
— Не играю, а изучаю! — он краснеет. — Это тоже работа. Надо знать, что сейчас популярно, какие тренды...
— Понятно. Значит, ты изучаешь тренды, а я должна жить в деревне.
— Ну... если так получается...
— А если не получается? — Ира встаёт. — Если я не хочу жить в деревне?
— Тогда ты эгоистка, — заявляет Никита. — Думаешь только о себе.
— А ты думаешь о ком? — Ира качает на руках заснувшую Машу. — О семье? О детях? Или только о себе?
— О семье, конечно! — Никита возмущается. — Я же женюсь! Детей рожаю!
— Рожаешь? — Ира смотрит на Дашу. — Это ты рожаешь?
— Ну... не я лично... — Никита смущается. — Даша рожает. Но это наш ребёнок.
— Наш. Понятно. А мой ребёнок — это не наш?
— Как не наш? — Лидия Михайловна вмешивается. — Конечно, наш. Внучка же.
— Тогда почему мне нельзя здесь жить с внучкой? — Ира поворачивается к матери. — Почему Машу нужно увозить в деревню?
— Потому что Никите квартира нужнее, — упрямо повторяет Лидия Михайловна. — У него семья больше. И потом, он мужчина. Мужчина — глава семьи.
— Мама, — Ира смотрит на отца, — а папа глава семьи?
Виктор Иванович вздрагивает, поднимает голову.
— Я? Ну... формально...
— Формально? — Ира не отступает. — А на деле?
— На деле... — он запинается, — мы с мамой вместе решаем...
— Вместе? — Ира смотрит на него внимательно. — Папа, а ты хочешь, чтобы я уехала?
— Я... — Виктор Иванович смотрит на жену, потом на дочь. — Я хочу, чтобы все были счастливы...
— Все? — Ира кивает. — И я тоже?
— И ты тоже, конечно...
— Тогда почему ты молчишь? — Ира делает шаг к нему. — Почему не заступаешься за меня?
— Ира, — Виктор Иванович нервно сглатывает, — это сложная ситуация...
— Сложная? — Ира качает головой. — Папа, у меня есть дом. Приходит мой брат и говорит: "Отдай мне свой дом". Что тут сложного?
Виктор Иванович опустил голову ещё ниже. Он всегда был тенью своей жены, и сейчас не стал исключением. Ира поняла, что помощи от отца не будет. Как и всегда.
Маша зашевелилась на руках у мамы, приоткрыла глазки и снова закрыла их. Её маленькое тёплое тельце было единственным источником тепла в этой холодной кухне, где решалась судьба двух жизней.
Ира посмотрела на каждого из присутствующих. Мать стояла с каменным лицом, отец избегал её взгляда, Никита развалился на стуле с видом человека, который уже считает себя хозяином положения, а Даша гладила свой живот и смотрела на квартиру оценивающим взглядом — словно уже расставляла здесь свои вещи.
Внезапно Иру накрыло странное спокойствие. Она вдруг поняла, что вся эта сцена — не просто семейная ссора. Это момент, когда нужно выбирать. Между тем, чтобы остаться удобной, податливой дочерью, которая всегда уступает, и тем, чтобы стать матерью, которая защищает своего ребёнка.
Она прижала Машу к себе покрепче и медленно прошла к окну. Дождь всё ещё барабанил по стеклу, но теперь этот звук не казался таким мрачным. Наоборот, он словно смывал что-то старое, ненужное.
— Я не отдам квартиру, — сказала она тихо, но так, что все услышали.
Воцарилась гробовая тишина. Лидия Михайловна первой пришла в себя.
— Что ты сказала?
— Я сказала — не отдам. — Ира обернулась к семье. — Это мой дом. Дом моей дочери. И я не позволю никому нас отсюда выгнать.
Лицо Лидии Михайловны исказилось от ярости. Никита вскочил со стула, Даша вскрикнула. Только Виктор Иванович остался сидеть, глядя в никуда.
— Значит, решение принято, — процедила мать сквозь зубы. — Больше от нас помощи не жди. Ни копейки, ни минуты времени.
— Хорошо, — спокойно ответила Ира. — Обойдусь.
— Обойдёшься? — Никита нервно засмеялся. — Да ты через месяц на коленях приползёшь!
— Посмотрим.
Они ушли, хлопнув дверью так, что задрожали стёкла. Маша проснулась от грохота и заплакала. Ира качала её, ходила по квартире и думала о том, что теперь они действительно одни. Совсем одни.
Но спокойствие длилось недолго. Уже на следующий день началась настоящая война.
Лидия Михайловна появлялась каждое утро с новыми претензиями. То электричество отключали якобы за неуплату, то водопровод переставал работать. Оказалось, что часть коммунальных услуг была оформлена на родителей, и они методично всё перекрывали.
Соседи начали жаловаться на странные звуки и запахи из квартиры Иры — мать обзванивала всех подряд, рассказывая, какая неблагодарная у неё дочь. Управляющая компания вдруг нашла множество нарушений, требующих немедленного устранения.
Детский сад, куда Ира планировала отдать Машу, внезапно сообщил, что мест нет. На работе начались проблемы — покупатели жаловались на её обслуживание, хотя раньше никаких нареканий не было. Ира подозревала, что и здесь не обошлось без материнского влияния.
Самым страшным было то, что Лидия Михайловна угрожала обратиться в опеку. Она рассказывала всем, что дочь не может обеспечить ребёнка, живёт в антисанитарных условиях, не работает стабильно.
Когда в квартире отключили газ, а Маша заболела от холода и сырости, Ира поняла, что проиграла. Она не могла бороться с целой системой, которую выстроила против неё мать.
Через два месяца измученная и сломленная, она собрала вещи и уехала к бабушке Лизе в деревню. Ключи от квартиры она молча положила на стол перед матерью.
В деревне время текло медленно и болезненно. Бабушка Лиза, восьмидесятилетняя старушка с добрым сердцем, приняла их с радостью:
— Ирочка, дорогая, наконец-то приехала! А это кто у нас такая красавица? — она взяла Машу на руки.
— Бабуль, мы надолго, — тихо сказала Ира. — Может, навсегда.
— Хорошо, дорогая. Дом большой, места всем хватит.
Но дом был маленький, холодный, а работы действительно никакой не было. Ира подрабатывала в местном магазине за копейки:
— Ирина, — говорила хозяйка магазина тётя Нина, — работа есть, но платить много не могу. Пять тысяч в месяц устроит?
— Устроит, — соглашалась Ира. Выбора не было.
А в городе жизнь продолжалась. Никита действительно женился, но не на Даше, как планировалось изначально. Оказалось, что ещё во время всех семейных разборок у него была другая девушка — Полина, студентка пятого курса.
— Мам, я на Полине женюсь, — объявил он Лидии Михайловне.
— А как же Даша? Она же беременная от тебя!
— Не знаю. Не мой вопрос. Я Полину люблю.
Даша узнала об этом в самый неподходящий момент — когда уже была на седьмом месяце беременности.
— Никита, что это значит? — рыдала она в телефонную трубку. — Мы же собирались пожениться!
— Даша, я не готов к отцовству. И потом, у меня есть Полина. Мы серьёзно встречаемся.
— Серьёзно? А как же я? А как наш ребёнок?
— Это твои проблемы. Я тебя ни к чему не принуждал.
Дашу пришлось отправить к её родителям в другой город. Лидия Михайловна была в ярости:
— Никита, как ты мог так поступить? Это же твой ребёнок!
— Мам, не начинай. Я принял решение. Полина мне подходит больше.
Свадьба с Полиной состоялась через месяц после отъезда Иры.
— Наконец-то в доме появилась нормальная женщина, — говорила довольная Лидия Михайловна соседкам. — Образованная, красивая. Не то что эта...
Молодожёны поселились в Ириной квартире. Полина сразу же затеяла перестановку:
— Никита, здесь всё нужно менять. Такой старомодный интерьер! Я хочу современный дизайн.
— Делай что хочешь, — равнодушно отвечал Никита. — Главное, что квартира наша.
Но семейная идиллия продлилась недолго. Полина быстро поняла, что Никита не тот успешный фрилансер, за которого себя выдавал.
— Никита, где деньги? — спрашивала она через полгода брака. — Я не могу всё тянуть на себе!
— Заказов мало сейчас. Кризис.
— Кризис? Ты же целыми днями в игры играешь!
— Это не игры! Это изучение трендов!
Полина, привыкшая к красивой жизни, начала требовать большего:
— Я хочу нормальную одежду, хочу путешествовать! Мои подруги живут совсем по-другому!
— Полина, потерпи. Всё наладится.
— Когда? Через год? Через десять лет?
Через полгода Полина устроилась на работу в рекламное агентство. Она была умна, красива, целеустремлённа — всё то, чем не обладал её муж. А Никита всё больше погружался в виртуальный мир.
— Где ты был до трёх ночи? — спрашивала Полина, когда он возвращался домой.
— У друзей. Обсуждали новый проект.
— Какой проект? Никита, я же не дура!
— Ты мне не веришь?
— Перестал верить. Давно.
Он познакомился с девушкой в одной из игр — Алиной, которая искренне восхищалась его "экспертностью".
— Ты такой умный, — писала она ему. — Так разбираешься в технологиях!
— Спасибо, — отвечал Никита. — Наконец-то кто-то это понимает.
Когда Полина случайно увидела на его телефоне романтическую переписку с Алиной, всё встало на свои места.
— Значит, так, — сказала она спокойно. — Я подаю на развод.
— Полина, это не то, что ты думаешь!
— Это именно то, что я думаю. Я не буду жить с человеком, который меня не уважает.
Развод был быстрым и жестоким. Полина не стала устраивать сцен:
— Никита, я забираю свои вещи и ухожу. Живи как хочешь.
— Полина, давай поговорим!
— Не о чем говорить. Ты сделал свой выбор.
Никита остался один в квартире, которую когда-то так жаждал получить.
А в деревне Ира каждый вечер смотрела на звёзды и думала о том, как сложилась бы её жизнь, если бы тогда, в ту дождливую среду, она не сдалась.
Никита сидел в опустевшей квартире уже третий день подряд. Полина забрала не только свои вещи, но и половину мебели, которую покупала сама. Холодильник зиял пустотой, на столе стояла только бутылка дешёвого пива и остатки вчерашней пиццы.
Он смотрел в окно на тот же двор, где когда-то играла маленькая Маша, и вдруг понял — здесь нет ничего его. Эта квартира никогда не была его домом. Она была домом Иры, её дочери, их жизни, которую он разрушил.
Телефон лежал на столе уже час. Никита несколько раз брал его в руки, набирал номер и бросал трубку. Наконец решился.
— Алло? — голос Иры звучал устало.
— Ира, это я. Никита.
Долгая пауза. Слышно было, как где-то на фоне смеётся ребёнок.
— Что тебе нужно? — голос стал холодным.
— Я... я хочу сказать тебе кое-что. Возвращайся в квартиру.
— Что?
— Я сказал — возвращайся. Квартира твоя. Я уезжаю.
Снова пауза. Никита слышал, как Ира дышит.
— Никита, это какая-то шутка?
— Нет. Никакая не шутка. Полина от меня ушла. Квартира пустая. Я не могу здесь жить.
— А мать согласилась?
— Мать... — Никита замолчал. — Мать даже не знает, что я тебе звоню. И знать не будет. Это моё решение.
— Не понимаю.
— Ира, я устал. Устал от всего этого. От игр, от обмана, от того, что я делаю больно другим людям. Ты была права тогда, когда не хотела отдавать квартиру. Это твой дом. Дом Маши.
Ира молчала. Никита продолжал:
— Я завтра собираю вещи и уезжаю. Ключи оставлю у соседки тёти Веры. Она хорошая, она тебе их отдаст.
— Никита, я не могу просто так взять и вернуться. После всего, что было...
— Можешь. Возвращайтесь!
— А ты куда денешься?
— Поеду к другу в Питер. Там работа есть. Может, начну жизнь заново.
Маша что-то забормотала на фоне. Никита вдруг почувствовал острую боль в груди.
— Как она? Маша?
— Растёт, — коротко ответила Ира. — Говорить начала. Первое слово — "мама".
— Хорошо. Это хорошо. — Никита закрыл глаза. — Ира, я прошу у тебя прощения. За всё.
— Никита...
— Не говори ничего. Просто... просто приезжай домой.
Он положил трубку и долго сидел в тишине. Потом встал, подошёл к шкафу и достал старый чемодан. Вещей у него оказалось совсем немного.
На следующее утро он обошёл квартиру в последний раз. В детской комнате до сих пор стоял Машин манеж, который Полина почему-то не тронула. Никита провёл рукой по его бортику и вздохнул.
Он оставил на столе записку:
"Ира, прости за всё. Квартира чистая, всё работает. Будь счастлива. Никита."
Тётя Вера приняла ключи с пониманием:
— Молодец, Никита. Правильно делаешь. Ира хорошая девочка, она заслуживает свой дом.
— Спасибо, тётя Вера. Передайте ей, что я... что я желаю ей всего хорошего.
Такси подъехало через десять минут. Никита сел в машину и не оглядывался.
В деревне Ира стояла с телефоном в руках и не могла поверить. Бабушка Лиза, заметив её растерянность, подошла:
— Что случилось, внучка?
— Бабуль, нам нужно собираться. Мы едем домой.
— Домой? В город?
— Да. В нашу квартиру.
Бабушка Лиза улыбнулась:
— Я так и знала, что всё образуется. Господь справедлив.
— Не знаю, бабуль. Не знаю, что это было — справедливость или усталость.
— Какая разница? Главное, что ты едешь домой.
Маша, услышав суету, проснулась от дневного сна и протянула ручки к маме:
— Мама, мама!
— Да, солнышко, — прижала её к себе Ира. — Мы едем домой. В наш дом.
Через три дня они стояли у знакомой двери. Тётя Вера встретила их с улыбкой:
— Ира, дорогая! Как я рада тебя видеть! Вот твои ключи.
— Спасибо, тётя Вера. А как... как мама отнеслась к тому, что мы вернулись?
— А кто ей сказал? — хитро улыбнулась соседка. — Я молчу, как рыба. Да и видела я, как она на автобус садилась с чемоданами. К сестре поехала, говорят.
Ира открыла дверь. Квартира встретила их тишиной и чистотой. Всё стояло на своих местах, только теперь здесь не было чужих вещей.
Маша сразу поползла к своему старому манежу, словно узнала его. Ира прошла по комнатам, трогая знакомые предметы. Дом принял их обратно.
На кухонном столе лежала записка от Никиты. Ира прочитала её несколько раз, потом аккуратно сложила и убрала в ящик.
— Мама! — позвала Маша, показывая на окно.
— Да, дочка. Мы дома. Мы снова дома.
За окном шёл дождь. Но теперь он не казался таким мрачным. Наоборот, он смывал прошлое и обещал новое начало.
Прошло два года
Ира стояла у окна своей квартиры и смотрела, как Маша играет во дворе с соседскими детьми. Девочка выросла, стала говорить целыми предложениями, научилась бегать и смеяться так заразительно, что прохожие останавливались и улыбались.
— Мама, мама! — кричала Маша с детской площадки. — Смотри, как высоко качаюсь!
Ира помахала ей рукой. Жизнь медленно, но верно налаживалась. Она нашла работу в небольшой бухгалтерской фирме неподалёку от дома. Зарплата была не очень большой, но её хватало на нормальную жизнь. Маша ходила в детский сад, куда её взяли без проблем — оказалось, что прежние "сложности" были действительно сделаны руками матери.
О Лидии Михайловне Ира не слышала ничего. Соседи говорили, что она продала свою квартиру и переехала к сестре в Краснодар. Виктор Иванович звонил несколько раз, но разговоры получались натянутыми и короткими.
— Ира, как дела? — спрашивал он.
— Всё хорошо, пап. Маша растёт.
— Хорошо, хорошо. Я... я передам привет от тебя... если что.
— Передавай.
Они оба понимали, что мосты сожжены, но отец хотя бы пытался поддерживать связь.
Никита не звонил. Ира иногда думала о том, как сложилась его жизнь, но не искала встреч. Некоторые главы нужно закрывать навсегда.
Зато появились новые люди. Коллега по работе Андрей часто заходил в гости, помогал с ремонтом, играл с Машей. Он был разведён, воспитывал сына-подростка, и понимал, что значит быть родителем-одиночкой.
— Ира, а давай на выходные съездим на дачу? — предложил он как-то вечером. — Дети подружатся, а нам будет проще.
— Не знаю, Андрей. Я не готова к серьёзным отношениям.
— А кто говорит о серьёзности? Просто дружба. Помощь друг другу.
Маша обожала Андрея. Он учил её кататься на велосипеде, рассказывал сказки, никогда не повышал голос. Ира видела, как дочь расцветает рядом с этим добрым мужчиной, и понимала, что, может быть, стоит дать себе ещё один шанс.
В один из весенних дней, когда Маша была в саду, Ира разбирала старые фотографии. Среди них нашлась записка от Никиты. Она перечитала её и тихо сказала:
— Спасибо.
Это было прощение. Не для него — для себя. Чтобы отпустить последние обиды и жить дальше.
Вечером, когда Маша уже спала, Ира села за стол и достала блокнот. Она давно мечтала вести дневник, но всё не находила времени. Теперь время было.
"Дорогой дневник," — написала она, — "сегодня я поняла, что мы с Машей больше не выживаем. Мы живём. По-настоящему живём. И это прекрасно."
За окном начинался новый день. Маша просыпалась, потягивалась в своей кроватке и сонно звала маму. Ира обнимала дочку, готовила завтрак, собирала её в сад.
— Мама, а мы всегда будем жить в нашем доме? — спросила Маша за завтраком.
— Всегда, солнышко. Это наш дом.
— А дядя Андрей будет к нам приходить?
— Если захочет — будет.
— Я хочу, чтобы он приходил. Он хороший.
— Да, — улыбнулась Ира. — Он хороший.
Провожая дочь в садик, Ира вдруг подумала о той дождливой среде, когда её мир рушился. Тогда ей казалось, что это конец. А оказался — началом.
Она научилась быть сильной не вопреки обстоятельствам, а благодаря им. Научилась доверять себе, защищать то, что важно, и не бояться перемен.
Домой она возвращалась не одна — вместе с Андреем, который как раз заканчивал свою работу неподалёку.
— Как дела? — спросил он.
— Хорошо, — ответила Ира. — Всё очень хорошо.
И это была правда. Их правда. Правда женщины, которая потеряла всё, чтобы найти себя, и маленькой девочки, которая растёт в любви и безопасности.
Дождь больше не казался им угрозой. Теперь он был просто дождём — чистым, свежим, дающим жизнь новым росткам.