— Убирайся вон из моего дома, дрянь! — Наина Васильевна швырнула мокрую тряпку прямо в лицо Полине. — И своего выродка забирай!
Капли грязной воды стекали по щекам молодой женщины, но она не вытирала их. Стояла как вкопанная посреди кухни, держа в руках разбитую тарелку. Осколки белого фарфора усыпали пол — еще одна жертва очередного скандала.
— Наина Васильевна, что вы делаете? — Полина с трудом выдавила слова, чувствуя, как внутри все сжимается в тугой ком.
— Делаю то, что должна была сделать еще год назад! — Свекровь вытерла руки о передник и повернулась к сыну, который замер в дверном проеме. — Кирилл, хватит молчать! Сколько можно терпеть этот балаган?
Кирилл переводил взгляд с матери на жену. Его лицо напоминало маску — ни одной живой эмоции. Только глаза выдавали внутреннюю борьбу.
— Мам, успокойся...
— Успокойся?! — Наина Васильевна всплеснула руками. — Твоя драгоценная жена опять позволила своему сорванцу разнести всю квартиру! Посмотри, что он натворил!
Полина опустила глаза. В соседней комнате действительно был кавардак — игрушки валялись повсюду, а на обоях красовались следы от фломастеров. Никита спал сейчас в своей кроватке, даже не подозревая, какую бурю поднял его дневной «творческий порыв».
— Он ребенок, — тихо сказала Полина. — Дети всегда...
— Твой ребенок! — отрезала свекровь. — И воспитывать его тебе! А не мне в старости голову морочить!
Наина Васильевна была женщиной крепкой, с жестким взглядом и привычкой говорить то, что думает. Седые волосы, аккуратная причёска, железные принципы и абсолютная уверенность в своей правоте — вот что видели люди с первого взгляда. Но Полина знала больше. За этой броней пряталась женщина, которая просто не могла принять, что ее единственный сын выбрал не ту, которую она хотела видеть рядом с ним.
— Мама, достаточно, — Кирилл наконец шагнул в кухню. — Никита не виноват.
— Не виноват? — Наина Васильевна обернулась к сыну, и в ее голосе прозвучали нотки отчаяния. — Кирилл, очнись! Эта... эта особа с самого начала пыталась тебя обмануть! Сначала скрывала, что у нее есть ребенок, потом...
— Я не скрывала! — Полина наконец нашла в себе силы возразить. — Я сказала об этом на второй встрече!
— На второй! — свекровь злобно рассмеялась. — А должна была с первой! Честная женщина не стала бы...
— Мама, хватит! — Кирилл резко повысил голос, и обе женщины замолчали. — Я знал о Никите еще до того, как сделал предложение. И меня это не остановило.
Полина почувствовала, как внутри что-то оттаяло. Муж редко вступался за нее в спорах с матерью, и каждый раз она воспринимала это как маленькое чудо.
— Не остановило? — Наина Васильевна сощурилась. — Ну конечно, не остановило. Потому что она тебя опутала, как паучиха! Красивая, молодая... А что потом? Когда красота пройдет, останется только чужой ребенок и постоянные проблемы!
— Никита не чужой! — Кирилл стукнул кулаком по столу. — Я его усыновил!
— Усыновил по глупости! — свекровь не сдавалась. — Думал, что играешь в семейное счастье? Но чужая кровь — она всегда чужой останется!
Полина вздрогнула. Эти слова больно ранили — не первый раз, но от повторения они не становились менее болезненными.
— Мам, это мой дом, — Кирилл устало провел рукой по лицу. — И я решаю, кому здесь жить.
— Твой дом? — Наина Васильевна горько усмехнулась. — Ты забыл, на чьи деньги его покупали? Или думаешь, что я так просто отдам все, что копила всю жизнь?
Полина почувствовала, как земля уходит из-под ног. Она знала, что свекровь помогала с покупкой квартиры, но не подозревала, что та считает себя полноправной хозяйкой.
— Что ты хочешь сказать? — Кирилл нахмурился.
— Я хочу сказать, что пора делать выбор, — Наина Васильевна выпрямилась во весь рост. — Либо она, либо я. Либо твоя семья, либо эта авантюристка с прицепом.
В кухне повисла тишина. Полина смотрела на мужа, надеясь увидеть в его глазах решимость, готовность защитить ее. Но видела только растерянность.
— Мам, ты не можешь ставить такие условия...
— Могу. И ставлю. — Голос свекрови звучал железно. — У тебя есть неделя на размышления. Либо они съезжают, либо съезжаю я. И вместе со мной — моя доля в этой квартире.
Полина сглотнула. Она понимала, что это не пустые угрозы. Наина Васильевна никогда не бросала слов на ветер.
— Поля, — Кирилл обернулся к жене. — Может, нам стоит поговорить... Подумать о компромиссе...
— О каком компромиссе? — Полина с горечью улыбнулась. — Она хочет, чтобы мы исчезли. Я и мой сын. Какой тут может быть компромисс?
— Сынок, — Наина Васильевна мягко коснулась плеча Кирилла. — Я же не хочу тебя обидеть. Просто подумай хорошенько. Стоит ли рушить нашу семью ради женщины, которая пришла в твою жизнь с готовым багажом проблем?
Полина смотрела на эту картину — мать и сын, и чувствовала себя чужой. Как будто она действительно была незваной гостьей в их мире.
— Я пойду к Никите, — тихо сказала она и направилась к двери.
— Полина, подожди! — Кирилл хотел было пойти за ней, но мать удержала его за руку.
— Пусть идет, — прошептала Наина Васильевна. — Пусть подумает. И ты тоже подумай, сынок. Пока не поздно.
Полина остановилась в дверном проеме, не оборачиваясь.
— Знаете, Наина Васильевна, — сказала она, не повышая голоса, — я могу простить вам многое. Но не то, что вы называете моего сына прицепом. Никита — не багаж. Он живой человек, который нуждается в любви и понимании.
— Чужой человек, — холодно ответила свекровь. — И всегда им останется.
— Тогда я тоже чужая, — Полина наконец обернулась. — И незачем мне здесь оставаться.
Она вышла из кухни, и в квартире стало тихо.
— Мам, — начал Кирилл, но Наина Васильевна покачала головой.
— Не говори ничего сейчас. Просто подумай. Подумай о том, что действительно важно в жизни. О том, кто всегда был рядом, а кто появился недавно. О том, что такое настоящая семья.
Кирилл молчал. В соседней комнате раздался тихий детский плач — Никита проснулся.
— Иди к своей жене, — устало сказала Наина Васильевна. — Успокой ее ребенка. А потом хорошенько подумай над моими словами.
Полина сидела на краю детской кроватки, поглаживая взъерошенные волосы сына. Никита уткнулся ей в плечо, все еще всхлипывая после сна.
— Мама, а почему бабушка на меня кричит? — спросил он тихо.
— Не кричит, малыш. Просто... устала.
— А мы что-то плохое сделали?
Полина почувствовала, как к горлу подступает ком. Как объяснить пятилетнему ребенку, что он нежеланный в этом доме? Что его существование — источник постоянных конфликтов?
— Нет, солнышко. Мы ничего плохого не делали.
— Тогда почему она говорит папе Кириллу, что мы должны уехать?
Значит, он все слышал, — подумала Полина и крепче прижала сына к себе.
— Иногда взрослые говорят то, что не думают. От усталости.
— А мы правда уедем?
Полина закрыла глаза. Она не знала, что ответить. Не знала, что их ждет завтра.
— Не знаю, Никитка. Не знаю.
***
Две недели прошли как в тумане. Полина сидела на старой кухне родительского дома, медленно помешивая остывший суп. Никита играл на полу с деревянными кубиками — единственными игрушками, которые они успели забрать в спешке.
— Доченька, ты совсем не ешь, — мама Полины, Тамара Михайловна, присела рядом. — Так нельзя. Надо силы беречь.
— Не могу, мам. Все время тошнит.
— Может, к врачу сходить? — в голосе матери послышалась тревога. — А то бледная какая-то стала.
Полина отложила ложку и задумалась. Действительно, последние дни она чувствовала себя странно. Утренняя тошнота, постоянная усталость, головокружение... И еще одно — то, о чем она боялась даже подумать.
— Мам, а какое сегодня число?
— Двадцать третье. А что?
Полина быстро посчитала в уме. Сердце забилось чаще. Задержка уже почти на неделю.
— Ничего. Просто так.
Но мысль не давала покоя. Вечером, когда родители легли спать, а Никита наконец угомонился, Полина долго сидела у окна, глядя на темную улицу. Неужели? Именно сейчас, когда вся жизнь рушилась?
На следующий день она отвела Никиту в детский сад — благо, родители жили в том же районе — и пошла в аптеку. Покупала тест с красным лицом, словно совершала что-то постыдное.
Дома заперлась в ванной. Руки дрожали. Две полоски. Четкие, яркие, безжалостные.
— Боже мой, — прошептала она, опускаясь на край ванны. — Что же теперь будет?
Первым порывом было позвонить Кириллу. Рассказать. Но потом она вспомнила их последний разговор три дня назад. Холодный, формальный. Он спрашивал, когда она заберет оставшиеся вещи. Она отвечала односложно. Ни слова о том, что скучает. Ни слова о том, что хочет вернуться.
— Мама, ты плачешь? — Никита заглянул в ванную.
— Нет, малыш. Просто устала.
— А когда мы поедем домой к папе Кириллу?
Полина вытерла глаза. Каждый день один и тот же вопрос. И каждый день она не знала, что ответить.
— Не знаю, солнышко.
— А я хочу домой. Мне нравится моя комната. И игрушки там остались.
— Я знаю. Потерпи еще немного.
Но терпеть становилось все труднее. Особенно когда вечером пришла мама и принесла новости.
— Поля, — Тамара Михайловна села рядом с дочерью на диван. — Мне сегодня Вера Ивановна рассказала... Она у вас в соседнем доме живет.
— Что рассказала?
— Говорит, Кирилл каждый день после работы к матери ходит. Вместе ужинают, телевизор смотрят. А вчера она видела, как он с какой-то девушкой из подъезда выходил.
Полина почувствовала, как внутри все оборвалось. Неужели так быстро? Неужели она была так легко заменима?
— Может, это просто знакомая, — сказала она, но голос предал ее.
— Может быть, конечно, — мама неуверенно кивнула. — Но ты подумай, доченька. Может, пора решать что-то кардинально? На развод подавать?
— Мам, я беременна.
Слова вырвались сами собой. Тамара Михайловна замерла, не веря услышанному.
— Что?
— Я жду ребенка. Кирилла ребенка.
— Господи... — мама обняла дочь. — И что теперь?
— Не знаю. Совсем не знаю.
Они долго сидели молча. Потом Тамара Михайловна решительно встала.
— Все, хватит. Завтра же звонишь мужу и рассказываешь. Он отец, имеет право знать.
— А если он не захочет?
— Тогда будем растить без него. Справимся. Как-то же я тебя одна подняла после развода.
Полина помнила то время. Отец ушел, когда ей было семь лет. Мама работала на двух работах, чтобы свести концы с концами. Бессонные ночи, постоянные переживания, отсутствие личной жизни годами...
— Мам, я не хочу повторять твою судьбу.
— А я не хочу, чтобы ты жила с человеком, который не может тебя защитить от собственной матери.
Резкий звонок в дверь прервал разговор. Полина подошла к окну и выглянула во двор. У калитки стоял Кирилл.
— Это он, — прошептала она.
— Открывай, — твердо сказала мама. — Пора поговорить как взрослые люди.
Полина спустилась и отворила дверь. Кирилл выглядел усталым, постаревшим. Под глазами темные круги, костюм помятый.
— Привет, — сказал он неуверенно.
— Привет.
— Можно войти? Поговорить?
— Конечно.
Они поднялись в дом. Никита, увидев отчима, радостно бросился к нему.
— Папа Кирилл! Папа Кирилл! Ты за нами приехал?
— Привет, чемпион, — Кирилл поднял мальчика на руки. — Скучал по тебе.
— И я скучал! А мама все время грустная. Говорит, что мы скоро домой поедем.
Кирилл посмотрел на Полину. В его глазах мелькнула боль.
— Никитка, иди к бабушке, — попросила Полина. — Нам с папой Кириллом нужно поговорить.
— А потом мы поедем домой?
— Потом, малыш. Потом.
Когда они остались одни, Кирилл долго молчал. Потом заговорил тихо:
— Мать уехала к сестре. В Воронеж. Сказала, что вернется, когда я одумаюсь.
— И что ты ей ответил?
— Что не собираюсь выбирать между женой и матерью. Что взрослый человек вправе сам решать, с кем жить.
— Значит, ты выбрал меня?
— Я выбрал нас. Нашу семью.
Полина почувствовала, как внутри что-то оттаяло. Но одновременно нахлынула обида — за все эти недели мучений, за неопределенность, за то, что пришлось выбирать между гордостью и любовью.
— Поздновато, не находишь?
— Поля, прости. Мне нужно было время разобраться. Понять, что действительно важно.
— И что важно?
— Ты. Никита. Мы.
— А твоя мать?
— Мать — это мать. Но жена и дети — это будущее.
Полина глубоко вздохнула. Пора было сказать.
— Кирилл, я беременна.
Он застыл, словно не веря услышанному.
— Что?
— Жду ребенка. Нашего ребенка.
— Когда?
— Узнала сегодня. Но срок уже недель пять-шесть.
Кирилл медленно опустился на стул. Провел рукой по лицу.
— Боже мой... А я думал... Мне казалось, что все кончено. Что ты не простишь.
— Я тоже так думала.
— Поля, — он встал и подошел к ней. — Поедем домой. Пожалуйста. Начнем все заново.
— А если твоя мать вернется?
— Тогда поговорим. По-взрослому. Объясним, что у нас теперь своя семья. И что мы не позволим никому ее разрушить.
Полина смотрела в его глаза, пытаясь разглядеть там искренность. Хотелось верить. Хотелось думать, что они действительно смогут быть счастливы.
— Хорошо, обязательно попробуем! — сказала она наконец.
Кирилл нежно обнял ее.
— Папа Кирилл, мы домой едем? — Никита выскочил из кухни.
— Едем, чемпион. Едем домой.
Но в глубине души Полина понимала: самое трудное еще впереди. Наина Васильевна не из тех, кто сдается легко. И война за семейное счастье только начиналась.
***
Три месяца семейной идиллии пролетели незаметно. Полина расцвела — беременность шла ей на пользу. Щеки порозовели, глаза заблестели. Кирилл носил ее на руках, предугадывал каждое желание. Никита снова стал веселым и беззаботным.
— Мам, а братик будет играть со мной в машинки? — спросил он однажды утром, гладя мамин округлившийся живот.
— Конечно, солнышко. Или сестричка.
— А я хочу братика. Девчонки не умеют играть в войнушку.
Полина рассмеялась. Жизнь казалась такой простой и правильной. Кирилл утром уходил на работу, вечером возвращался с цветами или какой-нибудь вкусностью. Выходные проводили втроем — гуляли в парке, ходили в кино, строили планы на будущее.
— Может, дачу купим? — предложил Кирилл за ужином. — Детям полезно на природе время проводить.
— А деньги где возьмем? — Полина всегда была практичной.
— Накопим. Мать обещала помочь, когда вернется.
При упоминании свекрови настроение Полины заметно портилось. Наина Васильевна исправно звонила сыну раз в неделю, но о невестке не спрашивала. Словно ее не существовало.
— Кирилл, а что если она...
— Не будем об этом. Когда вернется, поговорим. Нормально, по-человечески.
Но жизнь, как всегда, внесла свои коррективы. В субботу утром, когда Полина готовила завтрак, а Кирилл возился с Никитой, раздался звонок в дверь.
— Я открою, — крикнул Кирилл и пошел в прихожую.
— Сынок! — знакомый голос заставил Полину вздрогнуть.
— Мам? Ты же сказала, что вернешься только через месяц.
— Планы изменились. Соскучилась по дому.
Наина Васильевна вошла в квартиру, как хозяйка. Оглядела все критическим взглядом — новые шторы, переставленную мебель, детские рисунки на холодильнике.
— Вижу, здесь многое изменилось, — сказала она холодно.
Полина вышла из кухни, инстинктивно прикрыв рукой живот. Но скрыть беременность на пятом месяце было невозможно.
— Здравствуйте, Наина Васильевна.
Свекровь окинула ее презрительным взглядом. Остановилась на округлившейся фигуре.
— Ясно, — процедила она. — Теперь понятно, почему мой сын так резко изменил решение.
— Мам, давай без...
— Молчи, Кирилл. Я все понимаю. Классический женский прием — забеременеть, чтобы удержать мужчину.
Полина почувствовала, как кровь приливает к лицу.
— Это не так.
— Не так? А как тогда? Случайность? — Наина Васильевна злобно усмехнулась. — Сколько лет замужем, а забеременеть умудрилась именно тогда, когда отношения дали трещину.
— Наина Васильевна, прошу вас...
— Ты меня не проси. Я не слепая. Вижу, что происходит.
Никита, испугавшись повышенных голосов, спрятался за Кирилла.
— Мам, хватит. Мы ждем ребенка. Твоего внука или внучку.
— Моего? — Наина Васильевна побледнела. — Кирилл, одумайся! Она тебя использует! Сначала приехала с чужим ребенком, теперь своим тебя привязывает!
— Никита не чужой!
— Чужой! И этот тоже будет чужим, если ты позволишь этой особе и дальше собой манипулировать!
Полина не выдержала. Все месяцы молчания, все накопленное терпение взорвалось.
— Хватит! — крикнула она. — Хватит называть моих детей чужими! Это ваш дом? Хорошо! Мы уйдем! Но не потому, что вы нас выгоняете, а потому, что не хотим жить в атмосфере постоянной ненависти!
— Поля, успокойся, — Кирилл попытался взять ее за руку, но она отстранилась.
— Нет, не успокоюсь! Я устала молчать! Устала терпеть унижения! Я человек, а не прислуга! И мои дети — не помеха для вашего семейного счастья!
— Дети? — Наина Васильевна сощурилась. — Один точно не твой с Кириллом. А второй... Кто знает, что у тебя в голове было, когда ты его заводила.
Полина почувствовала, как сводит живот. Стресс, крик, нервное напряжение — все это могло навредить ребенку.
— Кирилл, — прошептала она, хватаясь за стену. — Мне плохо...
— Что? — он бросился к ней.
— Живот... тянет...
— Скорую! Быстро!
Наина Васильевна смотрела на эту сцену с каменным лицом. Никита заплакал, не понимая, что происходит.
— Мама, что с мамой? — всхлипывал он.
— Все хорошо, сынок, — Кирилл взял мальчика на руки. — Маме нужен врач.
Врачи приехали быстро. Осмотрели, померили давление, сделали укол.
— Угроза прерывания, — сказал пожилой доктор. — Нужен покой. Абсолютный покой. Никаких стрессов.
— Будет, — твердо пообещал Кирилл.
— И желательно на некоторое время исключить все раздражающие факторы. Беременность и так непростая, а тут еще нервы.
Когда врачи уехали, Полина лежала на кровати, бледная и измученная. Кирилл сидел рядом, держал ее за руку.
— Прости, — шептал он. — Прости, что допустил...
— Кирилл, — она посмотрела на него усталыми глазами. — Я не могу больше. Не могу жить в постоянном напряжении. Это убивает меня. И ребенка.
— Я знаю. Я все решу.
— Как?
— Поговорю с матерью. Объясню...
— Она не поймет. Никогда не поймет. Для нее я всегда буду чужой.
— Тогда... — Кирилл помолчал. — Тогда мы съедем.
— Куда? На какие деньги?
— Найдем способ. Снимем квартиру. Главное — чтобы ты была спокойна.
Полина закрыла глаза. Хотелось верить, что все получится. Но в глубине души она понимала: Наина Васильевна не остановится. Для нее это была война на выживание. И она готова была идти до конца.
— Мам, тебе лучше? — в комнату заглянул Никита.
— Лучше, малыш. Иди сюда.
Мальчик забрался на кровать, осторожно обнял маму.
— А бабушка почему злая?
— Она не злая, сынок. Просто... расстроенная.
— Из-за нас?
— Не из-за нас. Из-за того, что не понимает, как сильно мы любим папу Кирилла.
— А я люблю. Очень-очень.
— И я люблю, — Кирилл поцеловал мальчика в макушку. — И тебя, и маму, и малыша, который скоро родится.
— А бабушка тоже будет любить малыша?
Полина и Кирилл переглянулись. Как объяснить ребенку то, что с трудом понимали сами?
— Увидим, — сказал Кирилл. — Увидим.
Но в тот же вечер стало ясно, что надеяться не на что. Наина Васильевна собрала вещи и объявила, что уезжает обратно к сестре.
— Не могу смотреть, как ты разрушаешь свою жизнь, — сказала она сыну на прощание. — Когда одумаешься — позвони. Но знай: выбор между мной и ею — это выбор между семьей и чужими людьми.
— Мам, они не чужие...
— Чужие, сынок. И всегда будут чужими. Сколько бы детей эта женщина тебе ни нарожала.
Она ушла, хлопнув дверью. Кирилл стоял посреди прихожей, растерянный и опустошенный.
— Кирилл, — Полина вышла из спальни. — Все в порядке?
— Да. Мать уехала.
— Насовсем?
— Не знаю. Надеюсь, что нет. Но... может, оно и к лучшему. Хоть немного покоя будет.
Полина обняла мужа. Чувствовала, как он напряжен, как борется с собой.
— Мне жаль, что так получилось.
— Мне тоже жаль. Но у меня есть ты. И дети. И этого достаточно.
— Достаточно?
— Больше чем достаточно. Это все, что мне нужно для счастья.
Полина хотела поверить в эти слова. Хотела думать, что любовь победит все. Но материнское сердце подсказывало: борьба еще не окончена. Наина Васильевна отступила, но не сдалась. И рано или поздно она вернется. За своим сыном. За своим правом быть главной женщиной в его жизни.
А пока... пока у них было время. Время быть счастливыми. Время готовиться к рождению ребенка. Время надеяться, что любовь действительно сильнее всех предрассудков.
Но в глубине души Полина знала: самые трудные испытания еще впереди.
***
Дочка родилась в феврале, когда за окном бушевала метель. Маленькая, но крепкая, с пушистыми темными волосиками и удивительно серьезными глазами. Кирилл плакал, когда впервые взял ее на руки.
— Машенька, — шептал он. — Наша Машенька.
Никита был в полном восторге. Каждый день после детского сада мчался домой, чтобы поиграть с сестрой. Приносил ей свои игрушки, рассказывал сказки, пел колыбельные.
— Мам, а когда Машка подрастет, я буду ее в школу водить? — спросил он однажды.
— Конечно, солнышко. Ты же старший брат.
— А папа Кирилл говорит, что я самый лучший брат на свете.
Полина улыбнулась. Кирилл действительно души не чаял в детях. Вставал к Маше по ночам, менял подгузники, часами качал на руках. С Никитой играл в футбол, помогал с уроками, водил на кружки.
Наина Васильевна не звонила уже три месяца. Иногда Кирилл сам набирал номер, но трубку не брали. Полина видела, как это расстраивает мужа, но не знала, как помочь.
— Может, мне самой позвонить? — предложила она однажды.
— Нет. Она должна сделать первый шаг. Понять, что была не права.
— А если не поймет?
— Тогда это ее выбор. Я сделал свой.
Но судьба, как всегда, оказалась коварнее человеческих планов. В один мартовский день, когда Полина гуляла с Машей в коляске, к ней подошла незнакомая женщина.
— Простите, вы Полина?
— Да, а вы кто?
— Я Светлана, сестра Наины Васильевны. Мне нужно с вами поговорить.
Полина почувствовала, как сердце забилось быстрее. Что-то случилось.
— Давайте присядем, — Светлана кивнула на скамейку. — Дело серьезное.
— Что-то с Наиной Васильевной?
— Она в больнице. Инфаркт.
— Боже мой... — Полина побледнела. — Когда?
— Неделю назад. Состояние тяжелое. Врачи говорят, что нужна операция, но... она отказывается.
— Почему?
— Говорит, что будет умирать. Что смысла нет в жизни, если сын ее предал.
Полина закрыла глаза. Даже перед лицом смерти свекровь не могла простить.
— Светлана Васильевна, а Кирилл знает?
— Нет. Наина запретила сообщать. Но я... я не могу молчать. Это же ее сын. Он имеет право знать.
— Конечно, имеет. Я сегодня же ему скажу.
— Полина, — Светлана взяла ее за руку. — Я знаю, что между вами были... разногласия. Но сейчас не время для обид. Она умирает.
— Я понимаю.
— Может, вы уговорите ее на операцию? Врачи говорят, что шансы есть.
— Я? — Полина удивилась. — Но она же меня ненавидит.
— Именно поэтому. Если вы придете, покажете, что не держите зла... может, она поймет, что ошибалась.
Дома Полина долго не могла решиться рассказать мужу. Кирилл играл с Никитой в шахматы, Маша спала в кроватке. Такая мирная, спокойная картина...
— Кирилл, нам нужно поговорить.
— Что-то случилось? — он сразу насторожился.
— Твоя мама... она в больнице.
— Что?! — Кирилл вскочил. — Что с ней?
— Инфаркт. Неделю назад.
— Неделю?! Почему мне не сообщили?
— Она запретила. Сказала, что ты ее предал.
Кирилл схватился за голову.
— Боже мой... А я думал, она просто обижается. Где она лежит?
— В кардиологии. Но, Кирилл, она отказывается от операции. Говорит, что не хочет жить.
— Поеду сейчас же.
— Подожди. Тебя не пустят к ней в таком состоянии. Успокойся сначала.
Но Кирилл уже натягивал куртку. Полина схватила его за руку.
— Я поеду с тобой.
— Нет. Это только усугубит ситуацию.
— Кирилл, послушай. Твоя тетя думает, что именно я могу ее убедить. Что если она увидит, что я не держу зла...
— Ты хочешь помочь женщине, которая тебя травила?
— Я хочу помочь тебе. И детям. Они имеют право знать бабушку.
Кирилл долго смотрел на жену. Потом кивнул.
— Хорошо. Но если она начнет на тебя кричать, мы сразу уходим.
В больнице их встретила Светлана. Выглядела она измученно, глаза красные от слез.
— Слава богу, что приехали. Она совсем плохая. Отказывается есть, лекарства не принимает.
— Можно к ней? — Кирилл еле сдерживался.
— Конечно. Только тихо. Сердце может не выдержать волнения.
Наина Васильевна лежала на больничной койке, маленькая, серая, почти незаметная под белым одеялом. Кирилл подошел к кровати, осторожно взял мать за руку.
— Мам, это я.
Она открыла глаза. Посмотрела на сына, потом перевела взгляд на Полину.
— Зачем ты ее привел? — прошептала еле слышно.
— Мам, не надо. Поля хочет помочь.
— Помочь? — Наина Васильевна слабо усмехнулась. — Она уже помогла. Отняла у меня сына.
— Наина Васильевна, — Полина подошла ближе. — Я не отнимала. Я просто... полюбила. Как вы когда-то полюбили его отца.
— Не сравнивай. Мы были семьей. Настоящей семьей.
— И мы семья. Ваш сын, я, наши дети. Все мы — ваша семья.
— Дети... — в глазах свекрови промелькнула боль. — Я так и не увидела внучку.
— Увидите. Она красивая, похожа на Кирилла. И на вас тоже.
— Не лги. Зачем тебе это?
— Потому что я не хочу, чтобы мой муж потерял мать. Не хочу, чтобы дети выросли без бабушки.
— Даже после всего, что я тебе сделала?
— Даже после всего.
Наина Васильевна закрыла глаза. По щекам текли слезы.
— Сынок, — прошептала она. — Прости меня.
— Мам, не говори так. Поправляйся. Соглашайся на операцию.
— Я боюсь. Боюсь, что не выдержу.
— Выдержишь. Обязательно выдержишь. У тебя есть внуки. Им нужна бабушка.
— А ты... ты простишь мне все?
— Уже простил. Давно.
— И она? — Наина Васильевна посмотрела на Полину.
— И я простила. Мы все начнем с чистого листа.
— Хорошо, — слабо кивнула свекровь. — Скажите врачам... согласна на операцию.
Кирилл выбежал в коридор за доктором. Полина осталась наедине с Наиной Васильевной.
— Почему? — спросила та. — Почему ты это делаешь?
— Потому что люблю вашего сына. И хочу, чтобы он был счастлив.
— А если я опять начну... если не смогу изменить отношение к тебе?
— Тогда будем учиться жить рядом. Ради детей.
— Детей, — Наина Васильевна улыбнулась. — Покажешь мне фотографии?
Полина достала телефон, включила камеру. На экране появилось личико спящей Маши.
— Машенька, — прошептала свекровь. — Какая красивая. А мальчик?
— Никита. Он очень хочет с вас увидеть.
— Никита... — Наина Васильевна повторила имя. — Мой внук.
— Ваш внук, — подтвердила Полина.
Операция прошла успешно. Врачи сказали, что Наина Васильевна пойдет на поправку, но полное восстановление займет несколько месяцев. Кирилл ездил к ней каждый день, Полина — два раза в неделю, иногда с детьми.
— Мам, бабушка выздоравливает? — спросил Никита после очередного посещения.
— Да, солнышко. Потихоньку.
— А она будет нас любить?
— Будет учиться любить. Как мы учимся ее понимать.
— А потом мы будем жить все вместе?
— Потом, может быть, будем жить рядом. И навещать друг друга.
— Это хорошо, — кивнул мальчик. — У меня теперь есть настоящая бабушка.
Полина улыбнулась. Впервые за долгое время она поверила: может быть, у них действительно получится стать настоящей семьей. Всем вместе.
Полтора года спустя Полина поняла, что надежды на перемены были напрасными. Наина Васильевна вернулась из больницы окрепшей физически, но характер ее нисколько не изменился. Более того, болезнь словно заострила все ее негативные черты.
— Кирилл, посмотри на своего пасынка! — свекровь указала на Никиту, который играл в планшет после школы. — Семь лет, а уже совсем распустился! В мое время дети в таком возрасте родителям по хозяйству помогали!
— Мам, он делает домашнее задание, — устало отвечал Кирилл. — Планшет для учебы.
— Для учебы! — Наина Васильевна фыркнула. — А то я не вижу, в какие игры он там играет. Это все его мамаша позволяет. Никакого воспитания!
Полина сжала зубы, продолжая кормить полуторагодовалую Машу. За эти месяцы она выработала защитную стратегию — не реагировать на провокации. Но терпение подходило к концу.
После операции Наина Васильевна вернулась в квартиру, как будто ничего не произошло. Более того, она словно почувствовала свою силу — теперь любые попытки возражения пресекались фразой: «Ты хочешь, чтобы у меня снова случился инфаркт?»
— Полина, а почему ты Машу так поздно кормишь? — свекровь села рядом, критически наблюдая. — Ребенок должен привыкать к режиму.
— Наина Васильевна, у каждого ребенка свои особенности...
— Не выдумывай! — резко оборвала та. — Я троих детей вырастила, знаю, как надо. А ты со своими современными методами только балуешь.
— Мам, не вмешивайся, — Кирилл попытался заступиться, но голос его звучал неуверенно.
— Как это не вмешиваться? Это же моя внучка! Я имею право высказать мнение!
Самым болезненным было отношение свекрови к Никите. Формально она признавала его внуком, но на деле постоянно подчеркивала различие между ним и Машей.
— Машенька, иди к бабушке! — Наина Васильевна протягивала руки к внучке. — Какая красавица у нас растет! Вся в папу!
А когда Никита пытался подойти, получал: «Ну что ты все время мешаешься под ногами! Иди к маме, я с внучкой занимаюсь!»
Мальчик не понимал, почему бабушка с ним так холодна. Он старался быть хорошим, помогал маме, делился игрушками с Машей, но теплоты не получал никогда.
— Мам, почему бабушка меня не любит? — спросил он однажды вечером перед сном.
— Любит, солнышко. Просто не умеет это показывать.
— А Машку любит. Я вижу.
— Никитка, — Полина обняла сына. — Ты помни главное — папа Кирилл тебя очень любит. И я люблю. И сестричка твоя тебя обожает.
— А если бабушка прогонит нас опять?
— Не прогонит. Мы теперь никуда не уйдем.
Но в душе Полина уже не была так уверена. Жизнь превратилась в постоянное хождение по минному полю. Каждое слово, каждый поступок могли спровоцировать скандал.
— Полина, а что это за каша? — Наина Васильевна с отвращением поковыряла ложкой в тарелке. — Какая-то размазня.
— Овсяная. Полезная для пищеварения.
— Полезная! В мое время нормальную еду готовили. Борщ, котлеты, картошка. А не эти западные выдумки!
— Мам, каша — это не западная выдумка, — попытался вмешаться Кирилл.
— Не защищай! — свекровь повернулась к сыну. — Видишь, как она тебя изменила? Раньше ты нормально ел, а теперь на всяких диетах сидишь!
— Никто не сидит на диетах. Просто стараемся питаться правильно.
— Правильно! — Наина Васильевна встала из-за стола. — Буду сама себе готовить. Не могу эту траву есть!
И она действительно начала готовить отдельно. Покупала продукты, занимала всю кухню, а потом возмущалась, что места мало и посуды грязной много.
— Кирилл, поговори с мамой, — попросила Полина мужа. — Так жить нельзя.
— Поля, она больная. Перенесла операцию. Нужно терпеть.
— Сколько терпеть? Год? Два? Всю жизнь?
— Не знаю. Она же мать.
— А я кто? А дети кто? Мы что, менее важны?
Кирилл молчал. И в этом молчании Полина прочла ответ.
Последней каплей стал день рождения Никиты. Мальчику исполнилось восемь лет. Полина планировала устроить небольшой праздник, пригласить нескольких одноклассников, заказать торт.
— Зачем тратить деньги на всякую ерунду? — Наина Васильевна выслушала планы с кислым лицом. — Дети и так избалованные. Купи тортик в магазине, и дело с концом.
— Наина Васильевна, это же день рождения. Ребенок ждет праздника.
— Праздника! — свекровь презрительно фыркнула. — В мое время день рождения в семье отмечали. Пирог испекли, подарок купили, и все. А не цирк устраивали!
— Мам, пусть отмечают, как хотят, — Кирилл попытался поддержать жену.
— Конечно, защищай! — Наина Васильевна вскинулась. — Только потом не жалуйся, что денег нет! Машке на что будешь каши покупать?
— Мы не экономим на детях, — сказала Полина. — Ни на одном из них.
— Да? А я посмотрю, что будет, когда твой сынок подрастет и начнет требовать дорогие вещи. Тогда посмотрим, как ты будешь Машкины деньги тратить на чужого ребенка!
— Никита не чужой!
— Чужой! — Наина Васильевна повысила голос. — Сколько бы ты ни кричала, от этого ничего не изменится! Чужая кровь — она и есть чужая!
Никита стоял в дверях и слушал. Лицо его побледнело, глаза наполнились слезами.
— Мам, я правда чужой? — спросил он тихо.
— Нет, солнышко, — Полина бросилась к сыну. — Ты наш родной мальчик!
— Но бабушка сказала...
— Бабушка ошибается.
— Не ошибаюсь! — Наина Васильевна не собиралась отступать. — Пусть знает правду! Пусть не строит иллюзий!
— Мам, довольно! — Кирилл впервые за долгое время повысил голос. — Никита — мой сын! И если ты не можешь это принять, то...
— То что? — свекровь сощурилась. — Опять выгонишь меня? Забыл, что я инвалид? Что мне некуда идти?
— Тогда веди себя по-человечески.
— Это я веду себя не по-человечески? — Наина Васильевна всплеснула руками. — А она? Она разрушила нашу семью! Привела чужого ребенка, нарожала своих, а я теперь должна всех содержать и воспитывать!
— Никто не просит вас содержать и воспитывать! — не выдержала Полина. — Мы справимся сами!
— Справитесь? На какие деньги? На мужнины? Так это мои деньги! Я ему образование оплачивала, квартиру покупала! Все для него! А он что? Чужого ребёнка на мою шею посадил!
— Хватит! — Кирилл стукнул кулаком по столу. — Хватит! Он не чужой! Он — моя семья!
— Семья! — Наина Васильевна злобно засмеялась. — Хорошая семья! Мамаша с прицепом и еще одним по дороге!
— Мам, если ты не можешь жить с нами мирно, то, может, действительно стоит...
— Что? Съехать? — свекровь побледнела. — Ты меня выгоняешь?
— Я предлагаю найти решение, которое устроит всех.
— Решение есть, — Наина Васильевна выпрямилась. — Пусть съезжает она со своим выводком. А мы с тобой и Машенькой будем жить нормально.
— Нет, — твердо сказал Кирилл. — Это не обсуждается.
— Тогда я сама съеду, — голос свекрови стал тихим, но злым. — Но знай: квартиру я заберу. Моя доля — значит, моя. А ты со своими новыми родственниками ищи, где жить.
— Делайте, что хотите, — Полина взяла Никиту за руку. — Но мы не позволим больше унижать наших детей.
— Наших? — Наина Васильевна усмехнулась. — У тебя амбиций много, голубушка. Но чужой ребенок чужим и останется.
— Мам, — Кирилл подошел к матери. — Я последний раз прошу. Останься. Но на наших условиях. Никита — мой сын. Полина — моя жена. И если ты не можешь это принять...
— Не могу, — жестко ответила Наина Васильевна. — И не буду. Выбирай: либо я, либо они.
— Тогда я выбираю их.
Свекровь молча кивнула. Пошла к себе в комнату собирать вещи.
— Мам, а что теперь будет? — спросил Никита, когда они остались втроем.
— Теперь, — Кирилл взял мальчика на руки, — мы будем жить своей семьей. И никто не будет больше говорить, что ты чужой.
— А квартира?
— Найдем другую. Главное — что мы вместе.
Полина смотрела на мужа и сына, чувствуя, как внутри что-то окончательно встает на свои места. Да, будет трудно. Да, придется начинать заново. Но они справятся. Потому что они — семья. Настоящая семья.
Наина Васильевна уехала на следующий день. Не попрощавшись с внуками, не сказав сыну ни слова. Только оставила записку: «Когда одумаешься — найдешь меня у Светланы».
Но Кирилл не искал. Он понял наконец, что некоторые люди не меняются. И что любовь к матери не должна разрушать любовь к жене и детям.
— Папа, а бабушка когда-нибудь вернется? — спросила Маша, когда они переехали в съемную квартиру.
— Не знаю, принцесса. Может быть, когда-нибудь.
— А если вернется, она будет любить Никиту?
— Если вернется, то должна будет полюбить всех нас. Иначе нам не по пути.
Полина улыбнулась. Впервые за долгое время она чувствовала себя по-настоящему свободной. Свободной от постоянного напряжения, от необходимости оправдываться, от страха за детей.
А Никита... Никита расцвел. Стал увереннее в себе, перестал вздрагивать от каждого громкого слова. Наконец-то почувствовал себя равноправным членом семьи.
— Мам, — сказал он как-то вечером, — я рад, что у нас теперь свой дом.
— Почему, солнышко?
— Потому что здесь нас всех любят одинаково.
И Полина поняла: они сделали правильный выбор. Семья — это не кровь, не документы, не квартиры. Семья — это люди, которые любят друг друга и готовы защищать эту любовь от всех, кто пытается ее разрушить.
Даже от самых близких родственников.
Прошло несколько лет
— Мам, а почему у нас нет бабушки? — спросила Маша, листая альбом с фотографиями одноклассников.
— У нас есть бабушка, — ответила Полина. — Моя мама.
— А папина мама?
— Папина мама живет далеко. И она... она не хочет нас видеть.
— Почему?
— Потому что иногда люди не умеют любить по-настоящему. Они любят только тех, кто удобен им.
— А мы удобные?
— Мы настоящие. А это важнее, чем быть удобными.
Маша кивнула, не до конца понимая, но принимая. А тринадцатилетний Никита, делавший уроки за соседним столом, улыбнулся. Он уже все понимал. И был благодарен родителям за то, что они выбрали его. Выбрали их семью.
Кирилл иногда грустил о матери. Но никогда не жалел о своем выборе. Потому что научился наконец различать любовь и манипуляции. Заботу и контроль. Семью и собственность.
А Полина просто была счастлива. Счастлива тем, что ее дети растут в атмосфере любви и взаимного уважения. Что никто не называет их чужими. Что они — все вместе — настоящая семья.
И если кто-то не мог этого принять, то это были проблемы того, кто не мог. А не их.