Ключи тихонько положила на комод, прошла в комнату и чуть не вскрикнула.
— Извините, а вы кто?
Слова застыли в горле. Передо мной сидела незнакомка — в изумрудном платье, с моей фарфоровой чашкой в руках. Она неторопливо отпивала чай из того самого сервиза, который мы с Сергеем привезли из Италии пять лет назад.
— Лида, дорогая! — Сергей вынырнул из кухни с виноватой улыбкой, словно мальчишка, пойманный на воровстве конфет. — Познакомьтесь, это Виктория. Коллега. У неё... сложная ситуация с разводом, представляешь? Муж выгнал, а ей идти некуда. Я подумал...
Женщина поднялась с моего дивана — неспешно, как королева, принимающая подданных. на вид лет сорок. ну. может с небольшим хвостиком. Ухоженная, с той особенной уверенностью, которая бывает только у тех, кто привык получать желаемое.
— Очень приятно, — протянула она руку. — Сергей так много о вас рассказывал. Спасибо, что разрешили мне остановиться. Всего на несколько дней, конечно.
Разрешили? Когда я успела разрешить?
— Я не... — начала было, но Сергей перебил:
— Вика переживает настоящую драму! Представь только — двадцать лет брака, а этот тип просто выставил её за дверь! Как можно так поступать с женщиной?
Виктория скромно опустила глаза, но я заметила: уголки губ едва заметно дрожат от сдерживаемой улыбки.
— Понимаю, — медленно произнесла, ставя сумку на пол. — И как долго планируется этот... визит?
— Ну что ты сразу о времени! — Сергей нервно потер затылок. — Человек в беде, а мы что — не поможем? У нас же места много, комнат хватает...
Я обвела взглядом гостиную. Виктория устроилась здесь как дома: её туфли аккуратно стояли у дивана, сумочка — на журнальном столике, рядом с моими любимыми книгами. А на том месте, где обычно лежал мой плед, теперь красовалась её шелковая накидка.
— Конечно, — выдавила улыбку. — Располагайтесь.
— Лидочка, ты золото! — Сергей просиял и чмокнул меня в щеку. — Я же знал, что ты поймешь! Вика, видишь — моя жена просто ангел!
Ангел. Интересно, а чем я заслужила крылья? Тем, что позволила чужой женщине хозяйничать в моем доме? Или тем, что промолчала, когда муж принимает решения за нас обоих?
— Приготовлю ужин, — сказала, направляясь к кухне. — Надеюсь, у вас нет особых предпочтений в еде, Виктория?
— О, я совсем неприхотливая, — ответила та, снова устраиваясь на диване. — И, пожалуйста, просто Вика.
Просто Вика. В моем доме. С моим мужем.
На кухне долго стояла у окна, глядя на вечерний город. Двадцать восемь лет назад Сергей принес меня на руках через этот порог. «Твой дом — теперь станет нашим», — шептал тогда. Теперь выходит, что мой дом — дом для всех, кому нужна помощь. Особенно если помощь просят красивые женщины в трудную минуту.
За стеной слышался тихий смех. Сергей что-то рассказывал, Виктория мелодично отвечала. Два голоса сплетались в уютную беседу, из которой я была исключена с первой минуты.
Что-то здесь не так. Что-то кричаще, очевидно не так.
Но пока я режу овощи для салата и думаю: надо взять с антресолей подушку для гостевой комнаты, а муж развлекает «подругу в беде» в гостиной. Одно становится ясно совершенно точно: моя жизнь только что перестала принадлежать мне. В этом спектакле мне не досталось ни одной роли.
И это — только начало.
Паутина лжи
Утром Виктория принимала душ уже полчаса. Вода лилась рекой — словно она смывала с себя не только ночь, но и остатки чужой совести.
Я собирала её разбросанные вещи в гостиной. Сергей уехал в офис раньше обычного — «важные переговоры», — бросил на ходу, даже не взглянув в мою сторону. А я осталась наедине с чужими следами в своем доме.
Красная сумочка лежала раскрытой на журнальном столике. Не смотреть было бы правильно. Но руки сделали выбор за меня.
Договор аренды. Квартира в центре. На имя Виктории Соколовой. Дата — месяц назад.
Значит, бездомная подруга платит за собственное жилье сорок тысяч в месяц?
Пульс забился где-то в висках. Я перечитала документ дважды, трижды. Адрес, подпись, печать — все настоящее. Виктория арендует квартиру в двух кварталах отсюда.
— Что вы делаете?
Я вздрогнула. Виктория стояла в дверях — в моем халате, с мокрыми волосами и взглядом, который мог заморозить кипяток.
— Убираю. Ваши документы выпали.
— Понятно. — Она взяла сумку. — Спасибо за заботу.
Мы смотрели друг на друга десять долгих секунд. Она знала, что я видела. Я знала, что она знает. Но игра продолжалась.
— Кофе будете? — любезно предложила.
— Непременно. Как дома.
Как дома. Именно так — как дома она и чувствовала себя здесь.
Варила кофе и думала о том, зачем человеку с собственной квартирой жить у чужих людей. Варианты были не самые приятные.
Телефон Виктории лежал на столе — забыл его в спешке. Никогда раньше не проверяла его переписку. Двадцать восемь лет доверия, и ни разу не возникало желания шпионить.
Но когда твой дом превращается в сцену для чужого спектакля, правила игры меняются.
WhatsApp. “Сережка 🌹”.
— «Лида уехала?»
— «Нет. Веди себя естественно.»
— «Мне надоело притворяться. Когда скажешь ей правду?»
— «Потерпи. Она сама предложит мне снять тебе квартиру.»
Сама предложит. Он уверен, что знает свою жену.
Руки дрожали так, что я едва удержала телефон. Значит, весь этот спектакль с «бездомной подругой» — просто способ приучить меня к присутствию любовницы в доме? Чтобы потом я сама, не выдержав, попросила его «решить проблему» и снять для неё квартиру?
— Кофе готов? — Виктория появилась на кухне в моем халате, как хозяйка.
— Конечно. — Разлила кофе по чашкам, руки почти не дрожали. — Сахар есть на столе.
— Спасибо. Лидия, а можно откровенно?
— Слушаю.
— Сергей очень вас любит. Но он... как бы это сказать... человек увлекающийся. Ему иногда нужно пространство для... новизны, экспериментов.
Эксперименты. В моей постели, видимо, тоже.
— И что вы предлагаете? — голос звучал удивительно ровно.
— Лидия, можно откровенно? Сергей вас любит. Но мужчинам нужно… пространство. Для разрядки.
— Разрядки. В моем доме. В моей постели? — хотелось закричать. Но все таки нашла в себе силы сдержаться.
Она улыбнулась:
— Я знала, что вы поймёте. Вы не из тех, кто устраивает сцены.
— Ошиблись. Я — единственная.
Вечером Сергей не заметил ничего странного в моем тоне. Но Виктория была начеку. Всю оставшуюся часть вечера смотрела на меня с настороженностью хищника, почувствовавшего опасность.
Готовила ужин и думала: сколько еще времени продлится этот театр? И кто из нас троих первый снимет маску?
Час расплаты
Весь вечер наблюдала, как они играют передо мной свой жалкий спектакль. Копила в себе ту ледяную ярость, которая рождается только от предательства самых близких людей.
Вечером позвала их на кухню.
— Садитесь.
На столе — договор аренды, который вытащила из сумочки Виктории.
— Милый, покажи свой телефон.
Сергей побледнел, Виктория осталась ледяной.
— Вы оба просчитались.
— Лида, — но я перебила:
— Ключи оставьте на тумбе. Виктория, у вас уже есть квартира.
— Лидия, давайте без драмы, — Виктория усмехнулась. — Вы же сильная женщина. Простите его, и всё встанет на свои места.
— Места для предателей в этом доме нет.
Сергей побежал за Викторией в прихожую:
— Не уходи! Лида остынет!
— Мне нужны мужчины посильнее, что ты мямлишь. Расставь все точки над «и».
Сергей обернулся ко мне, дрожащий:
— Лида… мы же столько лет вместе…
— Ты разрушил семью сам.
— Это... это не то, что ты думаешь, — прохрипел он наконец.
— Нет? Дай сюда телефон, тебе же нечего бояться. — «Знаю свою жену, она сама предложит мне съехать». Это что, шифровка для разведчиков?
Виктория первой пришла в себя. Выпрямилась, откинула волосы с лица и улыбнулась с той наглостью, на которую способны только люди, давно переступившие через стыд.
— Лидия, давайте без истерик. Мы все взрослые люди. В конце концов, что тут такого страшного?
— Собирайте вещи, — перебила её я. — Прямо сейчас. Ни минуты в этом доме больше.
Виктория медленно поднялась. В глазах плескалось презрение — к ситуации, ко мне, к Сергею, который трусливо прятался за её спиной.
— Никогда не понимала женщин, которые цепляются за мужчин. Особенно за таких... слабых.
Виктория хмыкнула и направилась к выходу. Сергей бросился за ней, хватая её за руку.
— Не уходи! Лида остынет, поймет, что наделала! Мы столько планов строили...
— Твои планы провалились. Я не собираюсь участвовать в семейных разборках. И вообще... — она окинула его презрительным взглядом, — мне всегда нравились мужчины посильнее.
Дверь хлопнула. Виктория исчезла из нашей жизни так же внезапно, как и появилась. Сергей остался стоять посреди прихожей — растерянный, опустошенный, постаревший на десять лет за одну минуту.
— Лида, я понимаю, ты злишься, но...
— Твои вещи, — указала на два чемодана у двери. — Ключи — на тумбу.
— Ты не можешь меня выгнать! — внезапно взорвался он. — Это мой дом тоже! Я двадцать восемь лет работал, чтобы его содержать!
— Дом построили мои родители еще до нашей свадьбы. А вот разрушил его ты один. И очень тщательно.
— Если бы ты просто изменил, — сказала я, — возможно, мы смогли бы это пережить. Но ты решил поиздеваться. Привести её в мой дом, заставить меня играть роль гостеприимной хозяйки для твоей любовницы. Это не ошибка, Сергей. Это выбор.
— Я дурак, — прошептал он. — Полный дурак. Но ведь столько лет вместе...
— С сильными людьми такое не бывает, если они себя уважают, — перебила. — Я себя уважаю.
Он взял чемоданы дрожащими руками, положил ключи на тумбу. На пороге обернулся:
— А что скажем детям?
— Правду, — ответила и закрыла дверь.
Тишина накрыла дом, как теплое одеяло.
Когда рушатся опоры
Звонок раздался через час после того, как за Сергеем захлопнулась дверь. Сначала Дарье.
— Доченька, — голос дрожал, как струна под ветром, — мама выгнала меня из дома. При посторонней женщине. Я оступился, но разве это повод ломать семью? Двадцать восемь лет, доченька! Я для вас, для семьи всё делал! Помоги мне, поговори с мамой...
Дарья слушала молча. Я знала — она сейчас стоит у окна в своей квартире, прижав телефон к уху, и в её глазах мелькают воспоминания. Папа, который учил её кататься на велосипеде. Папа, который пришёл на все её выпускные. Папа, который проводил в ЗАГС в белом платье.
— Пап, — сказала она наконец, и голос её был тверже стали, — меня предательство всегда пугало больше смерти. Попробую поговорить с мамой. Но решать — ей.
Второй звонок — Денису. Младший сын, мамин любимец, папин защитник.
— Дениска, спаси старика! — Сергей уже не стеснялся слёз. — Мама дверь заперла, вещи собрала... Ведь я всегда старался, всегда работал! Неужели теперь умирать на улице?
Денис примчался через полчаса. Ворвался в дом, как ураган, с красными от злости глазами.
— Мама, что за жестокость?! — выпалил с порога. — Пусти папу домой! Ну оступился человек, с кем не бывает! Ты у нас всегда была сильная, мудрая — прости его! Семья же не игрушка, чтобы так легко её ломать!
Я смотрела на сына — на этого тридцатидвухлетнего мужчину, который до сих пор верил в сказки о том, что любовь всё прощает, а семейное счастье можно склеить, как разбитую чашку.
— Денис, если бы твоя жена изменила тебе, солгала, привела любовника в ваш дом — ты был бы рад видеть её за обеденным столом?
Он открыл рот, чтобы ответить, но слова застряли где-то в горле. Видела, как в глазах проносятся картины: его Алёнка с чужим мужчиной, смех в их спальне, ложь за завтраком...
— Это... это не то же самое.
— Почему? Потому что я женщина, а значит, должна терпеть больше? Или потому что твой отец — мужчина, а значит, имеет право на ошибки?
В этот момент в прихожей раздались шаги. Дарья. Она пришла без звонков, как делала всегда в моменты семейных кризисов.
— Привет, мам. — Обняла меня крепко, долго. — Как дела?
— Лучше, чем вчера, — честно ответила.
— Дашка! — Денис обрадовался сестре, как спасательному кругу. — Скажи маме, что она неправильно поступает! Папа же раскаивается!
Дарья посмотрела на брата с тем же выражением, с каким смотрят на ребёнка, который всё ещё верит в Деда Мороза.
— Ден, а ты помнишь, что говорил папа, когда я развелась с Максимом? «Доченька, никогда не позволяй мужчине унижать тебя. Уважение к себе — это всё, что у нас есть».
— Но это же другое дело! — воскликнул Денис. — Максим тебя бил!
— А папа маму предавал, — отрезала Дарья. — Разница только в том, что синяки от кулаков видны сразу, а от лжи — только когда уже слишком поздно.
Телефон зазвонил снова. Сергей.
— Лида, — дети же на моей стороне! Денис сказал...
— Дети не на чьей-то стороне, — перебила я. — Они просто пытаются понять, как жить дальше, когда отец разрушил их представления о семье.
— Я всё исправлю! Клянусь тебе! Больше никаких женщин, только ты!
— Сергей, — сказала устало, — ты не понимаешь. Дело не в других женщинах. Дело в том, что ты считаешь меня настолько глупой, что можно привести любовницу в мой дом и заставить играть роль гостеприимной хозяйки.
— Я не хотел...
— Именно хотел. Всё было продумано до мелочей. И знаешь, что больше всего ранит? То, что ты был прав — я действительно играла эту роль. Целый день.
Тишина. Потом тяжёлый вздох.
— Что нужно сделать, чтобы ты простила?
— Ничего, — ответила и повесила трубку.
Денис смотрел на меня огромными глазами.
— Мам, — прошептал он, — я начинаю понимать... Прости, что сразу не поддержал тебя.
— Ты не должен меня поддерживать, — обняла его. — Ты должен понять, что в отношениях важно уважение. Не любовь, не привычка, не общие дети — уважение.
Дарья кивнула:
— Пап всегда был для меня примером мужчины. Но если бы промолчала сейчас... я бы не простила себе. Мама имеет право на достоинство.
Вечером дети уехали. В доме снова стала тишина. Но теперь эта тишина не пугала — она обещала новое начало.
Села в кресло у окна с чашкой чая и поняла: впервые за много лет мне не нужно ни перед кем оправдываться. Ни за свой выбор, ни за свои чувства.
Свобода оказалась не такой страшной, как я думала.
Урок достоинства
Две недели пролетели, как один день. Сергей снимал однокомнатную квартиру на окраине — всё, что позволяли его средства после раздела общего имущества. Дети навещали его редко, разговоры выходили натянутые, словно между малознакомыми людьми.
Анна Петровна, соседка, заглянула с пирогами в субботу утром.
— Лидочка, правильно сделала. Не давай никому садиться на шею. А дети... они должны видеть правду, чтобы сами не повторили чужих ошибок.
Я наконец-то повесила в гостиной картину Шагала — ту, что двадцать лет пролежала в кладовке, потому что Сергею не нравились «эти синие лошади». Теперь влюбленные летали над моим диваном, и в доме стало больше света.
Звонок раздался поздним вечером среды. Дарья.
— Мама, с папой что-то не так. Он заболел, температура под сорок, а рядом никого нет. Викторию как ветром сдуло.
Дочь не просила — она просто сообщала факты. Я знала: вызовет скорую, проследит, чтобы отца госпитализировали, сделает всё необходимое. Но спрашивать моего разрешения не будет.
— Делай что считаешь нужным.
— Спасибо, что понимаешь.
Через неделю после больницы Сергей позвонил Дарье снова.
— Доченька, — еле слышно, — может, мама... может, она позволит мне вернуться? Я всё понял, честное слово. Так тяжело одному...
Дарья пришла ко мне в тот же вечер. Сидела на кухне, молча пила чай. Наконец подняла глаза:
— Папа просит вернуться домой.
— И что ты ответила?
— Что спрошу тебя. Но своего мнения не скрыла.
Я смотрела в окно на осенний дождь. Где-то в этом городе сидел мужчина, с которым прожила почти треть жизни. Больной, одинокий, покинутый той, ради которой разрушил семью. И впервые за эти недели я почувствовала не злость, а жалость.
Но жалость — не основание для возвращения.
— Скажи ему, что поздно. За двадцать восемь лет брака у него была возможность быть частью семьи, поддерживать и заботиться, а не прыгать по жизни в своё удовольствие. Он выбрал раздельный бюджет, свою свободу и чужую постель. Теперь он в ответе за свой выбор сам.
Дарья кивнула, не удивившись.
— Я так и думала. — Она обняла меня. — Ты права, мам. Ты всегда была права.
Денис пришел на следующий день. Сел напротив, долго молчал, потом сказал:
— Прости меня. За то, что сразу не понял. За то, что требовал от тебя прощения ради моего спокойствия.
— Ты не должен просить прощения за любовь к отцу.
— Должен. Потому что любовь не может требовать от человека унижения. Ты научила меня этому.
Встретила бывшего мужа случайно в супермаркете месяц спустя. Постарел. Похудел. В глазах плескалась та обреченность, которая бывает у людей, впервые столкнувшихся с последствиями своих поступков.
— Лида, — окликнул неуверенно.
— Привет, Сергей.
— Как дела? — Он явно не знал, о чем говорить.
— Хорошо. Очень хорошо.
И это была правда. В доме больше не было лжи. Дети уважали мой выбор. По вечерам читала книги, не спрашивая ни у кого разрешения включить настольную лампу.
— Я понял свою ошибку, — сказал он тихо. — Всё понял.
— Знаю. — Я взяла с полки йогурт — тот самый, который он терпеть не мог. — Но понимание не отменяет последствий.
— Лида...
— Будь здоров, Сергей.
Ушла, не оглядываясь. За спиной остались двадцать восемь лет семейной жизни, предательство, боль и унижение. Впереди была неизвестность, но в ней не было места для страха.
Дома я заварила чай в красивом сервизе, который раньше доставали только для гостей, и подумала: самый дорогой гость в моем доме — это я сама.
И я достойна не только этого сервиза.
Благодарю за подписку на канал