Я не собиралась. Правда. Никогда не была из тех, кто проверяет телефон мужа в поисках улик. Но в тот вечер его смартфон остался на кухонном столе, а экран вдруг загорелся. Новое сообщение.
«Люблю. Жду, когда решишься».
Всё. Мир рассыпался на осколки. Сердце стучало где-то в горле, пальцы стали холодными. Муж изменяет? Это сон? Или реальность?
Я стояла посреди кухни, цепляясь взглядом за обои с выцветшими розами, и не могла вдохнуть. Как узнать об измене наверняка? Может, это шутка? Или сообщение отправлено не ему?
Но пальцы уже листали переписку. «Ты самый лучший, спасибо за вчерашний вечер», — писала она. Сердце в груди схлопнулось. Чужое сообщение в телефоне мужа — это как нож в спину.
Я нашла их фото. В ресторане, где мы с ним бывали. Он улыбался той самой улыбкой, которую я когда-то считала своей.
— Предательство в браке… — произнесла я шёпотом и тут же зажала рот рукой.
Он вернётся с работы через час. А я стою и думаю: что делать после измены?
Собирать вещи? Кричать? Молчать? Или ждать, как он сам мне скажет: «Люблю другую, либо терпи, либо уходи»?
Голова кружится. Я опустилась на табуретку и смотрела на экран, где бежали слова любви, но уже не для меня.
Я не знала, что это был только первый удар. Дальше — больше: он собирался продать квартиру и оставить меня ни с чем.
Наконец вернулся. И впервые за десять лет брака я не выбежала в коридор встречать его, как глупая девочка с глазами полными надежды.
Дверь хлопнула мягко, послышался звук ключей о комод и шорох пакета из супермаркета. Запах холодного воздуха и его парфюма врезались в комнату, как чужие.
— Алла? — позвал он, снимая ботинки. — Ты дома?
Я сидела на кухне, неподвижная, как статуя. Смотрела на его телефон, который всё ещё лежал передо мной. Экран был тёмным, но каждую секунду мне чудилось, что там снова вспыхнет то проклятое сообщение: «Люблю. Жду, когда решишься».
— Дома, — удивляясь: даже не дрожит голос.
Он появился в дверях кухни. Привычный — серое пальто. Слегка жатый шарф, в руках пакет с молоком и хлебом. И цветы. Нарциссы. Желтые, веселые. Я бы раньше улыбнулась им. Теперь — только передернулась..
— Ты чего такая? — нахмурился он, поставив пакет на стол. — Что-то случилось?
Я не сводила взгляда с телефона.
— Я всё знаю.
Мгновение — и его лицо изменилось. Сперва шок, потом тревога, но быстро сменяется раздражением.
— Ты… рылась в моих вещах?
— Он остался на столе. Я не искала. Он сам мне всё рассказал.
— Алла, — он тяжело выдохнул и провёл рукой по лицу, — ты всё не так поняла.
— Правда? — я встала, чувствуя, как подкашиваются ноги, но держась за спинку стула. — Тогда объясни мне. Что я не так поняла в словах «люблю тебя» и «жду, когда решишься»? Или в тех фотографиях из ресторана, где мы с тобой были всего год назад?
Он замолчал. Только пальцы на пакете нервно теребили пластик.
— Я… запутался.
— Запутался? — рассмеялась я, но смех вышел сухим и злым. — Пока я жила в иллюзии, считая каждую копейку на коммуналку, ты устраивал себе новую жизнь?
— Алла… не надо истерик, — он чуть повысил голос. — Мы взрослые люди. И если тебе так некомфортно — ты можешь уйти. Квартира моя.
Слова ударили сильнее любого пощечины. Квартира моя. На меня оформлена.
В голове вспыхнули обрывки воспоминаний: как я шкурила стены до поздней ночи. Как отказывалась от нового пальто, чтобы хватило на плитку в ванной. Он тогда говорил: «Потерпи, зато будет своё». СВОЁ.
— Значит, я тут просто жилец? — заглянула ему в глаза. — Как квартирантка, которую можно попросить съехать?
— Алла… — в его голосе появилось что-то, что я когда-то считала жалостью. Сейчас это было просто усталое раздражение. — Я дам тебе денег на первое время. Всё будет цивилизованно.
— Цивилизованно… — повторила я, чувствуя, как внутри что-то ломается. — Ты разрушил мой мир, а теперь предлагаешь пару купюр и «всё по‑взрослому»?
Он пожал плечами.
— Либо так, либо продолжай жить здесь и закрывай глаза на реальность.
Но я уже не была той Аллой, которая молчала и глотала обиды.
— Хорошо, — я произнесла тихо, но отчётливо. — Если квартира «твоя», давай проверим это с юристом. С учётом того, что купили мы её после свадьбы, и я вкладывалась в ремонт и выплаты.
Он дернулся, как от пощёчины.
— Алла, не играй с огнём.
— Нет. Теперь я играю только в свою игру. — Я подняла его телефон со стола и вложила в его ладонь. — Забери. И запомни: у тебя есть две недели. Либо сам уходишь, либо я подаю в суд на раздел имущества. И поверь, я не остановлюсь.
Он сжал телефон, взгляд стал колючим:
— Ты… с ума сошла.
— Нет. — Я улыбнулась, впервые за много месяцев по‑настоящему. — Я проснулась.
Он молчал. Схватил пакет с нарциссами, будто хотел что-то сказать, но передумал.
— Мы еще поговорим, — бросил он на прощание.
— Только не затягивай, — кивнула я. — Две недели, помнишь?
Дверь хлопнула. И наступила тишина.
Я посмотрела на нарциссы, которые остались на столе. Желтые, веселые, они теперь казались ядовитыми.
И впервые за десять лет я почувствовала, что дышу полной грудью.
На следующий день он позвонил. Голос был жёсткий, без намека на вчерашние нарциссы и мягкость.
— Алла, ты правда хочешь вынести это на всеобщее обозрение? Суд? Раздел? Неужели тебе мало того, что я предложил?
— Мало, — ответила я, глядя на визитку адвоката на столе. — Теперь я хочу всё, что мне принадлежит по закону.
— Знаешь, я всегда думал, что ты умная женщина. А ты хочешь превратить всё в войну.
— Не я начала эту войну, — ответила я. — Но я её закончу.
Битва в суде
Адвокат была молодой женщиной с уверенным взглядом и коротким каре. Анна Петровна Самохина — так её звали, и каждый раз, произнося это имя, я чувствовала прилив уверенности.
— Вы не обязаны уходить. Квартира куплена после свадьбы? Тогда это совместно нажитое имущество. Ваши вложения в ремонт тоже учитываются.
Я слушала и кивала, чувствуя, как в груди впервые за долгое время разгорается тепло. Я не беззащитна.
— Мы подготовим иск, если понадобится, — продолжила адвокат. — Но часто мужчины сами отступают, когда видят серьезный настрой.
Но мой муж не отступал. Через неделю пришла повестка в суд. Он тоже нанял адвоката — пожилого мужчину с седыми усами и презрительным взглядом.
Первое заседание было назначено на четверг. Я проснулась в пять утра, хотя суд был только в десять. Руки дрожали, когда я надевала строгий тёмно-синий костюм — тот самый, который покупала на собеседование пять лет назад, но так и не надевала.
В зале суда было холодно и пахло пылью от старых папок. Я сидела рядом с Анной Петровной, а напротив — он. Мой муж. Бывший муж. Впервые за десять лет я смотрела на него как на чужого человека.
— Истица требует половину квартиры, — говорил его адвокат, — но забывает, что первоначальный взнос был внесен исключительно моим доверителем из средств, полученных от продажи его добрачного имущества.
У меня ёкнуло сердце. Я забыла про этот взнос! Но Анна Петровна спокойно листала бумаги.
— Ваша честь, — встала она, — первоначальный взнос составлял всего двадцать процентов от стоимости квартиры. Остальные восемьдесят процентов выплачивались в течение восьми лет из общего семейного бюджета. Более того, истица работала и вносила равную долю в семейный бюджет.
Я вспомнила бесконечные переводы на ипотечный счет, как я экономила на одежде, откладывала с зарплаты. Каждый месяц по двадцать пять тысяч рублей. Восемь лет.
— Кроме того, — продолжила Анна Петровна, — истица собственноручно делала ремонт в квартире. У нас есть чеки на материалы, купленные на её деньги, и фотографии процесса работы.
Она показала судье фотографии, которые я даже не помнила, как делала. Я в старой одежде, с шпателем в руках, выравниваю стены. Я кладу плитку в ванной. Я крашу потолок.
— Сумма вложений истицы в ремонт подтверждается документально, — сказала Анна Петровна.
Адвокат мужа нервничал. Он перелистывал бумаги, шептался с моим бывшим мужем.
— Ваша честь, — сказал он наконец, — ответчик готов выплатить истцу компенсацию за ремонт, и долю с квартиры но квартира должна остаться в его собственности.
— Какую компенсацию? — спросила судья.
— Сто тысяч рублей.
Я чуть не рассмеялась. Сто тысяч — вот и вся опора за восемь лет ипотечных платежей и капитальный ремонт трехкомнатной квартиры!
Анна Петровна поднялась, будто собираясь защищать не просто клиента, а целое кладезь справедливости:
– Ваша честь, на сегодняшний день рыночная стоимость этой квартиры достигает четырех миллионов двухсот тысяч рублей. По закону, моя доверительница — истица — вправе претендовать на половину этой суммы, не беря в расчёт изначально вложенный первоначальный взнос. Так предписывает семейный кодекс, и здесь всё прозрачно: раздел поровну, минус то, что уже внесено.
Судья объявила перерыв. Я вышла в коридор, ноги подкашивались. Анна Петровна подошла ко мне.
— Как дела? — спросила она.
— Страшно, — честно ответила я. — А что, если проиграем?
— Не проиграем, — уверенно сказала она. — У нас сильная позиция. Видите, как они мечутся? Предлагают жалкие подачки, значит, понимают, что правда на нашей стороне.
Второе заседание было через неделю. На этот раз мой бывший муж привёл свою любовницу. Она сидела в зале, красивая, ухоженная, в дорогом пальто. Смотрела на меня с любопытством, как на экспонат в музее.
У меня внутри всё сжалось. Но вот что вдруг промелькнуло у меня в голове… Она ведь не в курсе, что её на самом деле ждёт. Наивно верит, что он просто так — возьмёт и оставит ей квартиру, словно билет в новую, безоблачную жизнь. Думает: всё, впереди счастье, свежий ремонт и полная независимость. А ведь реальность… совсем не спешит оправдывать такие мечты. А получит мужчину, который способен предать жену после десяти лет брака.
— Истица настаивает на разделе квартиры, — объявила Анна Петровна. — Либо на выплате денежной компенсации в размере пятидесяти процентов от рыночной стоимости жилья.
— Но где ответчик возьмёт два миллиона рублей? — возразил адвокат мужа. — Он не олигарх!
— Может продать квартиру, — спокойно ответила Анна Петровна. — И разделить выручку поровну. Как положено по закону.
Я видела, как лицо мужа становилось всё мрачнее. Его любовница что-то нервно писала в телефоне.
Третье заседание было решающим. Судья вызвала свидетелей. Пришла моя мама, которая помогала мне с ремонтом, и наша соседка, которая видела, как я таскала мешки с цементом.
— Алла работала как лошадь, — сказала соседка. — Он приходил с работы, а она до ночи стены штукатурила. Такая несправедливость!
Мама плакала, давая показания. Рассказывала, как я экономила на всём, чтобы быстрее расплатиться с ипотекой.
— Она платья не покупала себе три года, — всхлипывала мама. — Всё в квартиру, в семью. А он...
— Мать, — пытался остановить её адвокат мужа.
— Какая я вам мать? — огрызнулась мама. — Вы защищаете предателя!
В зале зашумели. Судья стукнула молотком.
Наконец, объявили решение. Я сидела, сжав руки, и молилась всем святым.
— Суд постановляет, — начала судья, — признать квартиру совместно нажитым имуществом супругов. Ответчик обязан выплатить истице компенсацию в размере одного миллиона девятисот тысяч рублей в течение шести месяцев.
Я не сразу поняла, что выиграла. Анна Петровна пожала мне руку.
— Поздравляю, — сказала она. — Справедливость восторжествовала.
Мой бывший муж сидел бледный, его любовница плакала в платок. Их мечты о бесплатной квартире рухнули.
Новая жизнь
Дома я начала собирать вещи. Но не свои. Его.
Каждый его свитер, рубашку, галстук складывала в коробки и подписывала: «Туда, где новая жизнь».
В голове крутилась мысль: «А вдруг я не выдержу? Вдруг он вернётся, улыбнётся — и я сдамся?» Но я заставила себя выдохнуть и сказать вслух:
— Больше не будет.
Через неделю я сидела в маленьком кафе с ноутбуком и резюме на экране.
— Вы ищете работу? — спросила бариста, увидев моё напряжение.
— Да. Давно пора, — ответила я и улыбнулась впервые за много месяцев. — Не было больше сил сталкиваться с мужем ежедневно на работе.
На экране мигнуло уведомление: «Ваша заявка принята».
Первые деньги от него пришли через месяц. Триста тысяч рублей — первый взнос по решению суда. Я долго смотрела на выписку со счёта, не веря своим глазам.
С этими деньгами я сделала то, о чём мечтала последние месяцы. Сняла свои деньги со счета, добавила родительскую помощь и купила маленькую студию в новом районе. Своё жильё. Только моё.
Квартира… ну, назвать её дворцом язык не повернётся — двадцать восемь квадратных метров, чуть больше средней гостиной. Но, скажу честно, когда впервые зашла туда с ключами, моими-собственными-ключами, сердце громко стучало в груди. Queen! Вот так и хотелось крикнуть. Корону можно было не надевать: я и так знала — здесь только мои правила. Никто уже не осмелится выдворить меня, не скажет надменно — «Убирайся, это не твой дом». Вот уж нет.
Теперь у меня совсем другая жизнь. Я работаю дизайнером — пусть и в небольшой, не самой модной фирме, но занимаюсь тем, что люблю. Поначалу казалось: всё впереди, всё только начинается…
Теперь работала дизайнером в небольшой фирме. Зарплата была скромная, но я была свободна. По вечерам училась, прошла курсы по интерьерному дизайну. Начала брать частные заказы.
Через полгода у меня было уже десять клиентов. Я занималась тем, что действительно любила — превращала чужие безликие квартиры в уютные, наполненные теплом гнезда. Иногда хватало пары штрихов: подушки, плед, шторы, и всё — дом как будто выдохнул с облегчением.
Каждый раз, переступая порог нового объекта, ловила себя на одной и той же мысли: зачем же я столько лет сомневалась? Почему не решилась пойти учиться раньше? Смешно вспоминать: как боялась, металась, придумывала себе сто оправданий… Ведь если бы решилась вовремя — кто знает, как бы всё сложилось? Но, видно, всему свое время. Такое подспорье к основной работе.»
Бывший муж продал нашу старую квартиру и расплатился со мной полностью. Я получила почти два миллиона рублей — больше, чем видела за всю жизнь. На эти деньги расширила свою студию, купив соседнюю комнату. Теперь у меня была полноценная однокомнатная квартира с отдельной кухней.
Обставила её сама — каждую вещь выбирала со вкусом. Никаких компромиссов. Теперь никого не надо было спрашивать. Хочу жёлтый диван — покупаю желтый диван. Хочу огромную кровать — покупаю огромную кровать.
Однажды встретила бывшего на улице. Шёл с той самой любовницей, но выглядел уставшим, постаревшим. Она висела на его руке и что-то требовательно говорила. Я услышала обрывок: «а почему мы не можем позволить себе»
Увидел меня и отвел взгляд. А я улыбнулась и пошла дальше. Мне было совершенно всё равно.
Через год у меня появился кот. Рыжий, наглый, с белым галстуком на груди. Назвала его Наполеоном — за императорские замашки. Он спал на моей кровати, ел с моих тарелок и никого не боялся.
— Мы с тобой, Наполеон, независимые, — говорила я ему, почесывая за ухом. — И никому не позволим собой помыкать.
Кот мурлыкал в ответ, будто соглашался.
А потом случилось неожиданное. Ко мне обратилась клиентка обустроить новую квартиру после развода. Мы сидели в кафе, обсуждали проект, и она вдруг спросила:
— А вы замужем?
— Была, — ответила я. — Теперь свободна.
— У меня есть знакомый, — сказала она. — Хороший мужчина. Архитектор. Тоже развелся недавно. Может, познакомлю?
Я хотела сказать «нет». Я же свободна, независима, мне никто не нужен. Но что-то заставило меня сказать:
— Почему бы и нет?
Его звали Михаил. На пять лет старше меня. С добрыми глазами. С увлечением рассказывал о работе.
— А вы чем занимаетесь? — спросил он.
— Дизайном интерьеров, — ответила я и впервые произнесла это без стеснения, с гордостью.
Мы встречались три месяца, прежде чем я разрешила ему остаться на ночь. И даже тогда предупредила:
— Это моя квартира. Мои правила.
Он засмеялся:
— А каких правил придерживается Наполеон?
Кот, услышав своё имя, важно прошёл мимо, задрав хвост.
— Наполеон считает, что все мужчины должны проходить жесткий отбор, — серьёзно сказала я.
— Понятно, — кивнул Михаил. — Тогда я буду стараться соответствовать стандартам Наполеона.
И он старался. Не пытался переставить мебель, не критиковал мой выбор фильмов, не забирал пульт от телевизора. Готовил завтрак по субботам и гладил Наполеона, который милостиво позволял это делать.
Через полгода он сделал предложение. Необычное.
— Алла, выходи за меня. Но с условием: у каждого из нас будет своя квартира. Я не хочу, чтобы ты когда-нибудь чувствовала себя зависимой.
Я смотрела на него и понимала: вот он, настоящий мужчина. Тот, кто понимает ценность свободы.
— Согласна, — сказала я. — Но при одном условии: Наполеон остаётся со мной.
— Разумеется, — засмеялся он. — Я и не смел бы разлучать императора с его империей.
Свадьба была маленькой — только самые близкие. Я была не в белом платье. Просто в элегантном бежевом костюме. На руке у меня было обручальное кольцо, но рядом с ним — ещё одно кольцо. То, которое я купила себе сама в день, когда получила решение суда. Кольцо свободы.
Прошло два года. Сижу в своей квартире, пью кофе и планирую новый проект. Наполеон лежит у меня на коленях, а за окном идёт снег. Скоро придёт Михаил — мы договорились готовить ужин вместе.
На телефоне высвечивается сообщение от клиентки: «Спасибо за проект! Наконец-то чувствую себя дома!»
Я улыбаюсь. Теперь помогаю другим людям создавать свои собственные уютные миры. И каждый раз, когда вижу счастливые лица заказчиков, вспоминаю тот вечер, когда загорелся экран забытого телефона.
Тот вечер, когда рухнула моя старая жизнь. И началась новая.
Я больше не была той Аллой, что жила тенью за мужем. Теперь я была просто Аллой. Свободной, независимой, счастливой.
И мне так легко дышать.