25 февраля. Андрей Симонов очнулся уже затемно. Несколько секунд он вспоминал, где он и что случилось. Затем понял, что положение довольно безрадостное. Он один, и возможно ранен. Остался ли кто в живых из группы — неизвестно, если остались — то неизвестно, где они. Быть может, где-то в соседних подвалах. Думать о том, что никого не осталось в живых — не хотелось.
Сейчас, первым делом, нужно осмотреть себя. В идеале, конечно, дождаться светлого времени суток, но если он ранен — время может стать критичным. Тем не менее, он чувствовал, что отдых пошёл ему на пользу. Слабость присутствовала, болела голова, но в целом он чувствовал себя неплохо.
Из источников света у него несколько палочек химического огня, трофейных, которые подарил ему Лютый, и заряженный телефон без связи плюс пауэрбанк к нему. Он любил просматривать на экране фото и видео из прошлой жизни. Там были жена и дети. Лютого уже нет, а палочки помогут ему осветить себя. Света от них будет не густо, но это лучше, чем ничего. Их надо экономить, неизвестно, сколько ему придётся проторчать тут. И заряд телефона тоже лучше поберечь, как фонарик он ещё пригодится.
Андрей переломил палочку и появился зеленый свет. Теперь нужно раздеться догола. Было довольно прохладно, но вполне терпимо, благо зима в этих местах была мягкой. Он стянул с себя свитер, футболку, теплые штаны, термобелье.
Первым делом внимательно осмотрел правый бок, который беспокоил его во время обстрела. И точно, есть небольшая рваная и чуть сочащаяся кровью рана. Осколок, его предстоит достать, а рану обработать и зашить. Затем он осмотрел конечности и тело спереди, царапины, некоторые весьма глубокие, но не критично. Осмотреть себя сзади без зеркала он не мог. Спина саднила, но он надеялся, что всё обойдется.
Когда-то, давным давно, он считал два года, проведённых в медицинском колледже, большой ошибкой и глупостью. Он перевёлся на другую профессию, когда понял, что медицина это не его и почти забыл про неё. Но на войне эти знания и навыки вспомнились и пригодились.
Они помогли сформировать аптечку таким образом, чтобы он мог позаботиться о себе сам и это было большим подспорьем. Он мог самостоятельно достать осколок или пулю, зашить любую рану, правильно наложить повязки, турникеты, обезболить всё и использовать нужные препараты. Единственное, чего он не предусмотрел — это зеркало. С собой его не было. А значит, без посторонней помощи он не сможет осмотреть спину. Ну и ладно.
Осколок в правом боку засел неглубоко. Андрей обезболился, но все же пришлось поскрипеть зубами. Осколок оказался чувствительным и довольно неприятным на вид, в лапках медицинского пинцета. Потом он звякнул куда-то под ноги. Симонов обработал рану, приложил тампон, перевязался. Печень вроде не задета и это хороший знак. Затем он обработал ссадины и порезы, принял таблетки и поставил пару уколов. Поёжился и оделся.
Палочка освещала подвал. Хозяин обустроил его капитально, это был полноценный цоколь, правда, небольшого размера, в одну комнату. В середине — скважина, на оголовнике которой стояло какое-то оборудование для контроля за водой, из скважины тянулись труба и трос, какие-то провода. Что-то вроде насосной, подумал Симонов. Скважина была бесполезна без электричества, как и приборы, которые были закреплены на стене. Но воды у него ещё половина бутылки, хватит надолго.
Утром он зашьёт раны, а пока нужно перекусить, выпить воды и снова полежать. В идеале, если жара завтра не будет, тогда он сможет возвращаться к своим. Два сникерса, несколько глотков из пластиковой бутылки, а теперь важно поспать. Сон это лучшее лекарство.
Вот и день рождения наступил, подумал Андрей, укладываясь, поздравляю себя, тридцатник стукнул. Дожил, уже хорошо. Жаль, что палочку химического огня нельзя потушить как сигарету и разжечь снова. Будет гореть, пока не кончится действие реагентов. Ну пусть это будет праздничный свет, раз так вышло.
***
7 июня.
— Это что за странная карта такая? — спросил Сталкер, глядя на карту.
— Топографическая карта Генерального штаба, тактическая, среднемасштабная, один сантиметр — 1 километр, — пояснил майор Еланцев.
— Какого она года выпуска?
— 1986 года, вот, тут написано.
— Советская ещё. Можете её выбросить, товарищ майор.
— Да ты что несёшь? Выбросить не могу, она подотчётная, после операции я должен сдать её в секретный отдел.
— И много у вас там таких ценных секретных карт? — язвительно спросил Сталкер, сделав упор на слове "ценных".
— Хватает. Это вообще секретная информация. Чего ты лыбишься? — подозрительно спросил майор.
— Там всё давно по другому. Вот, для примера, смотрите, — Сталкер указал карандашом: — Вот здесь и здесь теперь находятся терриконы, я их называю шлакоотвалами, но на карте их нет. Вот здесь — шахты, на карте они тоже не обозначены, видимо были вырыты позже.
— Этого на карте действительно нет, — подтвердил Еланцев.
— Короче, Гугля в помощь, — улыбнулся Сталкер. — Но он, конечно, запрещён, а вы инструкций не нарушаете, но зато у вас есть я.
— Не томи, рассказывай, — не вытерпел майор.
— В Кали-югу попасть можно двумя путями. По открытке, как мы и делали раньше, от передка три километра примерно, через возвышенность, само село, точнее то, что от него осталось — в низине лежит. Плюсы — нет. Минусы — дорога заминирована, всеми типами мин, посадки и кустарники тоже. С неба нас тоже увидят и тогда налетят птицы, со сбросами и камикадзе. Их обычно там столько, что кружат каруселью. А когда подойдём к границе селения — навалится и артиллерия, а если вообще не повезёт, то и 120-е минометы, они их иногда подтаскивают на свой передок.
— Ещё вариант?
— Путь второй, его мы нашли в марте. Через отрог и рукав шахты, выскочим прямо в ствол, затем по лестнице наверх, а от него идти меньше километра. Плюсы — пройдём две трети пути скрытно.
— Минусы есть? — спросил Еланцев.
— Есть, увы, — кивнул Сталкер. — Рукав тоже заминирован, и нашими и противником. Наши заминировали, когда стало очевидно, что закрепиться в серой зоне не удастся, ну а противник минирует, чтобы не шастали с нашей стороны. Пока вроде никто не подорвал, каждая сторона надеется этим путём воспользоваться. Ну и километр всё равно придётся прошагать по открытке.
— И какой же путь лучше?
— Оба плохие. Но если мы пройдём по туннелю, разминировав его, то нам останется всего километр по открытке, и километр обратно, потом нырнем в туннель. Птицы туда не летают, там очень сыро и толщина породы, сигнал пропадёт, а с нашей стороны и на выходе можно разместить бойцов с ружьями, чтобы прикрывали отход группы по возвращению.
— Логично.
— Далее, нужен кто-нибудь из артразведки, корректировщик или наблюдатель с воздуха, чтобы в случае чего прикрыть нас огнём. Да и вообще наших птиц туда бы побольше нагнать, для контроля и нейтрализации противника, в случае чего. Но надо раскрасить их чем-то ярким, красным, например, чтобы мы знали, что это наши. С сапёрами, артразведкой, птицами и отрядом прикрытия — снова вам договариваться с командованием.
— Договорюсь, — сказал Еланцев.
— Ружья в группе есть? От птиц?
— Есть одно, 12 калибр.
— Мало, надо чтобы у каждого было. У меня своё есть, вам придётся достать.
— Достанем.
— Планировать надо так, чтобы мы выскочили на открытку на рассвете, чтобы нас не смогли засечь с воздуха. Преодолеем этот километр и нырнём в подвал, я знаю их там несколько. Ну а дальше — по ситуации, будем обшаривать каждый закуток. Если он там — не думаю, что он ушёл далеко от окраины, чем дальше — тем ближе к противнику.
— Согласен, дельный план, — похвалил Еланцев. — Завтра с утра договорюсь обо всём с вашим командованием, подготовимся, а ночью начнём выдвигаться. А пока всем отдыхать.
***
26 февраля. Солнце не било лучами в разлом, который являлся входом в подвал, но стало заметно светлее. Оно, Солнце, смутно проглядывало сквозь пелену мороси, что временами переходила в мокрый снег.
Симонов чувствовал себя вполне неплохо. Под утро стало холоднее и он проснулся, стал осторожно разминать руки и ноги, чтобы согреться. Костёр жечь не стал, хотя неподалеку приметил остатки старого забора. Побоялся, что дым привлечёт внимание. В такую погоду птиц не водилось и даже "Фурия" исчезла с картины размазанного неба, но рядом мог находиться противник и Андрей не стал рисковать.
Он снова разделся, ввёл обезболивающее, и кривой иглой зашил рану в боку. Она саднила, но терпимо. Затем он зашил ещё два глубоких пореза. Принял лекарства. По хорошему, надо бы отлежаться ещё пару дней, но Андрею не хотелось мерзнуть тут ночами. Надо идти, пока погода позволяет. Оделся Симонов быстрее, чем раздевался.
Он съел ещё один энергетический батончик, предпоследний. Если он дойдёт до наших, батончики ему уже не понадобятся. Ведь его отправят в госпиталь, а там тёплая постель, завтрак, обед и ужин по расписанию. Если не дойдёт — то скорее всего, в них тоже не будет необходимости. Надо идти, пока погода позволяет передвигаться незаметно. Ранее он проверил свой автомат. Оказалось, что автомат спас ему вчера жизнь, но большой осколок пробил крышку ствольной коробки и изувечил затвор. Стрелять из него больше нельзя. Но автомат он решил взять с собой, ведь он вписан в военный билет.
Прощай и не поминай лихом, сказал Андрей, поклонясь своему временному пристанищу, и протиснулся из разлома на свет. Шёл снег и дул ветер, залепляя хлопьями глаза. Симонов не сразу сообразил, в какую сторону идти. Солнце, задернутое пеленой, висело над головой так, что не распознать, откуда оно вылезло. Но он быстро сориентировался по едва видимым терриконам.
Если идти не спеша, походным шагом, до наших передовых позиций — пара часов, ну может чуть больше. Сущая ерунда для молодого тридцатилетнего человека. Главное, чтобы не подстрелили наш постовые на фишках. В такую погоду не видно, кто идёт и зачем, и кричать постовые не будут, засадят магазин патронов в силуэт и поминай как звали. Но он будет кричать, привлекать внимание. Что он будет кричать? Что вообще кричат в таких случаях?
Андрей задумался, прошёл ещё несколько шагов, затем под подошвой берца что-то податливо хрустнуло. Палка, подумал он, услышал хлопок и взлетел на воздух. Ещё не рассеялся сизый дымок из небольшой воронки, а Симонов уже кричал от боли, глядя на остатки армейского ботинка.
Он кричал и куда-то полз, ничего не соображая. Боль затмила собой всё вокруг. Андрей прополз несколько метров, затем понял, что теряет кровь. Ему пришлось это понять, несмотря на то, что думать он не мог. Пальцами левой руки он расстегнул аптечку и стал искать нужный шприц. Из неё вываливались ампулы, шприцы, таблетки, пакеты, но он не обращал на это внимания. Его просто не было, этого внимания. Он воткнул шприц в ногу и снова кричал. Затем выл от боли. Возвращение домой откладывалось. Придётся вернуться в подвал. Он выл и полз обратно по своим следам, расплывающимся в таящих лужах.
***
8 июня. Майор Еланцев и Сталкер, казалось, предусмотрели всё. Но всего предусмотреть оказалось невозможно. В районе полуночи небольшой отряд выдвинулся к штольне.
— В штреки, то есть в боковые ответвления не сворачивать, идти и очищать основной путь прямо, — предупредил сапёров Сталкер. Те молча кивнули.
С помощью фонариков сапёры осветили вход и медленно зашли внутрь. За ними, спустя полчаса в дыру втянулись и остальные. Фонари освещали узкий, выдолбленный в породе проход, по которому однако, можно было идти свободно, не нагибаясь. Своды удерживали деревянные рамки крепежа. Спецназовцы старались идти след в след и аккуратно обходили стороной кучки сложенных мин, толовых шашек и гранат, извлечённых сапёрами.
— Вот она, Мория, царство гномов, — тихим голосом сказал Сталкер.
— Ну-ну, гномы наверное тут все эти мины понаставили, — хмыкнул Еланцев и поинтересовался: — Что там по этому поводу говорят твои вибриссы? Торсионные поля в порядке? Возмущения не беспокоят?
— Ничего пока не говорят, — ответил Сталкер, поджав губы.
— А следовало бы! — заметил Еланцев и прислушался к эху своего уходящего голоса.
— Товарищ майор, говорите тише! — попросил его снайпер группы Белый, который шёл следом. — Вдруг всё обрушится...
— Да вроде своды крепкие, — сказал Еланцев, но замолчал. В этом деле он не разбирался.
Затем они шли молча. Чем дальше вглубь забирался отряд, тем неуютнее чувствовал себя Еланцев в подземелье. Противно срывались сверху холодные капли, стуча по шлемам. Всем уже хотелось поскорее вернуться на открытое пространство. Но примерно через полчаса пути они наткнулись на своих же сапёров.
— Что случилось? — спросил Еланцев.
Старший сапёрной группы молча осветил фонарём раздавленные рамки и заваленный лавой проход. Дальше пути не было.
— Здесь мы не пройдём, — сказал Сталкер. — Впереди завалено наглухо.
— Это и ежу понятно, без всяких вибриссов, — ответил Еланцев и приказал: — Всем отбой! Возвращаемся! Операцию переносим на завтра!
На обратном пути Еланцев сказал Сталкеру: — В твою волшебную страну похоже нет лёгких путей.
— Увы, — ответил Сталкер.
***
18 мая. Прошло уже больше двух месяцев и самый острый процесс борьбы за жизнь закончился, положение стабилизировалось. Та мина оказалась маломощной, какой-нибудь "Лепесток", выпущенный ещё в СССР, но пятки на правой ноге больше не было. Он терял сознание и вытаскивал из ошмётков осколки металла и костей, снова терял сознание и обрабатывал голеностоп, и снова терял сознание, бинтовался, принимал лекарства и менял повязки, сдирал жгут.
Эти дни были полны озноба, огня и ада. Так больно ему не было никогда в жизни. Симонова колотило и бросало в дрожь, когда было совсем невыносимо — он кричал. Всё время хотелось пить и вода быстро закончилась, как ни старался он её экономить. Последний "Сникерс" тоже как-то быстро исчез, Андрей даже не заметил, когда его съел. Позже он корил себя — как можно сожрать последний продукт, в те дни, когда есть совсем не хотелось? Но ему была нужна глюкоза, именно в те адские дни, когда он жил в состоянии постоянного полубреда.
Хуже всего — постоянно мучила жажда. Андрей изнемогал от жажды. Спустя неделю он решился выползти наружу. В эти дни постоянно шли дожди и снег. Стараясь не мочить в грязи перебинтованную ногу, он дополз боком до ближайшей лужи и попытался набрать воды в пустую пластиковую бутылку. Но набралась лишь грязь и жижа. Тогда он руками чуть углубил лужицу и пил из нее губами, на зубах противно скрипела земля, но он почти не обращал на это внимания.
Утолив жажду, он пополз к следующей луже, она была довольно далеко, но казалась более объёмной. Ему удалось набрать полбутылки грязной воды вперемешку с грязным снегом и он пополз обратно. Во время этих передвижений он разбередил ногу и грязные бинты стали мокрыми от дождя и крови. Стирать перевязочный материал было нечем и он, закинув в себя горсть таблеток, стянул грязные бинты и перевязался старыми.
Воду он экономил, пил из колпачка, её хватило на три дня. Тем временем навалилось чувство немыслимого голода. Организм требовал калории. У него по-прежнему не было зеркала, но если бы оно появилось и он взглянул бы на себя — то с альмагамы на него смотрел бы измождённый, иссохший старик. С каждым днем он слабел всё больше.
Несколько раз он слышал снаружи выстрелы и разрывы, но не знал, кто там воюет и с кем. Выползти случайно к противнику даже в таком отчаянном состоянии он считал невозможным и надеялся на счастливый случай. Кто-нибудь из наших заглянет в подвал и найдёт его. Но бои и канонада затихали, а его никто не находил. Есть хотелось уже больше, чем пить. Оставаться тут было невозможным. Он решил выползти, когда услышит очередные выстрелы и будь что будет. Но больше никто не стрелял.
Он всё равно пополз на улицу, когда осознал, что снаружи могут находиться тела солдат. Не важно, наших или чужих. Важно то, что в карманчиках разгрузок он может найти что-нибудь съедобное и запас воды. Первый солдат, которого он нашёл, был чужой, с зелёной повязкой на безжизненном теле. Он смотрел в небо и Андрей закрыл ему глаза.
В карманах лежали магазины, гранаты, складной нож, патроны россыпью, неподалеку валялся автомат. И, о чудо, пачка шведских крекеров! Андрей разорвал пальцами обертку и съел их прямо на месте. Затем он снял с солдата аптечку, вытащил из бокового кармана бутылку с водой и пил, наслаждаясь драгоценной влагой. Чужой автомат он волочил за собой, с исправным оружием он чувствовал себя увереннее. Впервые за долгое время Симонов почувствовал сытость и удовлетворение. В тот вечер он провалился в спокойный сон и проспал почти сутки.
За всё это время он выбирался наружу с десяток раз. И несколько раз замирал, притворяясь мёртвым, потому что слышал рёв птиц и видел высоко в небе "Фурию"-наблюдателя. В эти раз походы заканчивались безрезультатно, ползать под наблюдением он не хотел. Солдатских трупов противника вокруг было несравненно больше, но кроме оружия и боеприпасов взять у них, в основном, было нечего. Разве что аптечки, но многие ампулы и таблетки были ему незнакомы. Но однажды Андрей наткнулся на целое отделение погибших солдат, и лежали они, судя по запаху, уже давно. Стоял туман и он смог беспрепятственно добраться до них, а обратно полз нагруженный всем ценным.
Это были наши солдаты. Простите меня, ребята, но вам это больше не нужно, тихо сказал тогда Андрей, прежде чем приступить к осмотру карманов. Четыре рыбные консервы, банка тушёнки и сухари из пайков, паштеты, концентраты и вода. Оружие и боеприпасы его не интересовали. Но он нашёл и прихватил с собой охотничий нож и солдатский котелок.
А спустя неделю, когда он вновь отважился вылезти наружу — его заметили. Он увидел в небе "Фурию" и лежал неподвижно, но ровно до тех пор, пока земля под ним не вздрогнула, а вокруг появились султаны разрывов. Насколько можно быстро, он успел заползти в свой подвал, который сотрясался от ближайших разрывов.
Обошлось, но с тех пор его караулили. Началась охота. Он слышал жужжание птиц поменьше, которые рыскали вокруг, а "Фурия" теперь висела над развалинами постоянно, иногда ненадолго исчезая на подзарядку. В эти часы вокруг низко летали жнецы.
Он опять остался без воды и еды. Вода была близко, в скважине, но он не мог достать её, даже спустив бутылку вниз, мешал оголовник и труба с проводами. Андрей пробовал снять этот оголовник, но охнул от его тяжести. К нему снизу крепилась труба, судя по всему, заполненная водой.
Вода это хорошо, но по-прежнему она была ему недоступна. Стоя он бы смог содрать эту чёртову крышку и вытянуть оттуда трубу, но лежа или сидя... Он сумел отсоединить наружную трубу от оголовника и был счастлив, когда из неё полилась тоненькая струйка. Вода была ржавой, но Андрею казалось, что вкуснее воды он не пробовал. Жаль, что струя быстро иссякла, это были остатки, которые скопились в провисшем участке трубы. И снова без еды и воды. А снаружи стерегут и днём и ночью...
2025г. Андрей Творогов Окончание следует. Начало рассказа — здесь. Вторая часть — здесь.
От редакции. Планировалось, что сегодня мы закончим эту эпопею и будет выложено полноценное окончание этого рассказа. Но оно оказалось таким объёмным для формата Дзена, что и его пришлось поделить на две части, а сам рассказ смахивает на небольшую повесть. Окончание выложено тут.
Отдельная наша благодарность Вячеславу Алексеевичу Р., который прислал для Андрея Творогова донат в 1000 рублей на карту редактора канала ( Сбер 2202 2032 5656 8074, минуя посредничество и комиссию Дзена (10%) через кнопку "Поддержать"). Деньги переданы автору, сердечно благодарит.