В кафе на окраине города пахло свежесваренным кофе и подгоревшими круассанами. За окном моросил дождь, и стекла запотели от дыхания десятка посетителей. Никита, жених, сидел напротив Даши, нервно постукивая ложкой по краю чашки. Его темные волосы слегка растрепались, а взгляд то и дело скользил к двери, будто он ждал, что кто-то ворвется и прервет их разговор. Даша, наоборот, сидела ровно, но ее пальцы, сжимавшие салфетку, выдавали напряжение. Ее светлые локоны были аккуратно уложены, но в глазах мелькала искра – то ли злости, то ли отчаяния.
– Ну и что теперь? – Даша первой нарушила молчание, голос ее был тихим, но с ноткой вызова. – Твоя мать реально думает, что может просто взять и запретить нам свадьбу в ее доме?
Никита вздохнул, откинулся на спинку стула. Его широкие плечи напряглись, будто он готовился к удару.
– Она не запрещает свадьбу, Даш. Она просто… – он замялся, подбирая слова, – не хочет, чтобы мы там гуляли. Говорит, дом не ресторан.
– Не ресторан! – Даша почти выкрикнула, но тут же осеклась, заметив, как официантка у стойки обернулась. Понизив голос, она продолжила: – А что, мы там мебель ломать будем? Или стены разрисуем? Это же просто свадьба, Никит! Наша свадьба!
Никита потер виски. Внутренний голос шептал: «Мать не отступит. Никогда не отступает.» Он знал это с детства – Зинаида Петровна, его мать, была женщиной, чье слово весило как гранитная плита. Но Даша… Даша была другой. Она не сдавалась, не прогибалась, и ее упрямство, которое он так любил, сейчас грозило взорвать все.
– Я поговорю с ней еще раз, – наконец выдавил он. – Может, если отчим подключится…
– Твой отчим? – Даша фыркнула, отбрасывая салфетку на стол. – Дядя Коля, который только кивает и молчит? Никит, он под ее каблуком уже пятнадцать лет!
– Не начинай, – Никита нахмурился, но в его голосе не было злобы, только усталость. – Он просто… уважает ее мнение.
– Уважает? – Даша скрестила руки на груди. – Это не уважение, это… – она запнулась, подбирая слово, – это безвольность!
Слова повисли в воздухе, тяжелые, как мокрые простыни. Никита смотрел в свою чашку, где кофе уже покрылся тонкой пенкой. Он вспомнил, как в детстве мать ругала его за пролитый сок на скатерти, как она выговаривала отцу за каждую мелочь – от неправильно припаркованной машины до слишком громкого смеха.
Зинаида Петровна любила контроль. А загородный дом, тот самый, с верандой и яблоневым садом, был ее крепостью. Никита знал: она не просто так отказала. Это был не каприз, а вызов. Но как объяснить это Даше?
Загородный дом Зинаиды Петровны стоял на холме, окруженный старыми яблонями, чьи ветви гнулись под тяжестью спелых плодов. Внутри, в просторной гостиной, пахло лавандой и воском от старой мебели. Стол был накрыт белой скатертью, а на нем – ваза с ромашками и графин с домашним компотом. Но уютная атмосфера рушилась, стоило Зинаиде Петровне заговорить.
– Вы не думайте, мой загородный дом – не ресторан, и я не позволю в нем свадьбу играть! – прошипела она, ее голос дрожал от сдерживаемой ярости.
– То есть как это – не позволите? – мать Даши Светлана Викторовна вскочила, ее щеки покраснели, а золотые серьги звякнули. – Это что, теперь наши дети должны под ваши капризы подстраиваться? Да вы хоть понимаете, как это для Даши важно?
– Для Даши важно? – Зинаида прищурилась, ее голос стал еще холоднее. – А для меня, значит, неважно, что мой дом – это не проходной двор? Я туда двадцать лет душу вкладывала! Каждый гвоздь, каждая занавеска – моя!
– Да что вы заладили про свой дом? – Светлана шагнула ближе, ее голос загремел, как колокол. – Это свадьба! Один день! Не дворец же ваш арендовать собираемся!
Никита и Даша сидели в углу, будто статисты в чужом спектакле. Даша теребила кольцо на пальце, ее глаза блестели от слез, которые она изо всех сил сдерживала. Никита положил руку ей на плечо, но она дернулась, словно его прикосновение обожгло.
– Мам, хватит, – тихо сказала Даша, но ее голос утонул в новом всплеске спора.
– Хватит? – Светлана обернулась к дочери, ее брови взлетели вверх. – Да я за тебя глотку перегрызу, если надо! Это твой день, Дашенька, твой! А она, – палец Светланы ткнул в сторону Зинаиды, – она тебя этого лишить хочет!
Зинаида выпрямилась, ее осанка стала еще строже, как у генерала перед боем. – Не смейте мне тыкать, Светлана Викторовна! Я не девчонка, чтобы мне указывали! Это мой дом, и я решаю, что в нем будет!
Никита закрыл глаза. Внутри него бушевала буря. Он любил Дашу – ее смех, ее привычку петь под нос, когда она готовила, ее манеру хмуриться, когда она решала кроссворд. Но он также знал, что мать не просто так уперлась. Дом был ее гордостью, ее убежищем после развода с отцом Никиты, Иваном. Тот развод оставил в ней шрам – невидимый, но глубокий. Она не доверяла людям, особенно чужим, а родня Даши для нее была именно такой – чужой, шумной, навязчивой.
– Может, мы вообще без свадьбы обойдемся, – вдруг тихо сказал Никита, и все замолчали. Даша повернулась к нему, ее глаза расширились.
– Ты что… серьезно? – ее голос дрогнул, как тонкий лед под ногами.
– Я не знаю, Даш, – он посмотрел на нее, и в его взгляде было столько боли, что она невольно сглотнула. – Я просто хочу, чтобы все были счастливы. А сейчас… – он обвел взглядом комнату, – это похоже на войну.
Светлана фыркнула, но в ее глазах мелькнула тревога. Она любила Дашу, но ее гордость не позволяла отступить. Зинаида же молчала, но ее пальцы сжались так, что костяшки побелели. Она не хотела войны, но и уступать не собиралась.
Час спустя Никита и Даша стояли на веранде. Дождь перестал, но воздух был тяжелым, влажным. Даша обхватила себя руками, ее белое платье слегка колыхалось на ветру. Никита смотрел на яблоню, где в траве валялись упавшие плоды, и думал: «Как все дошло до этого?»
– Я не хочу, чтобы ты выбирал между мной и ею, – вдруг сказала Даша, ее голос был тихим, но твердым. – Но я не могу так, Никит. Я хочу, чтобы это был наш день. Не ее, не моей мамы. Наш.
Он повернулся к ней. В ее глазах была такая решимость, что он невольно улыбнулся. Даша всегда была такой – мягкой снаружи, но с железным стержнем внутри. Он шагнул ближе, взял ее за руку.
– Тогда давай сделаем по-нашему, – сказал он, и в его голосе появилась новая нотка. – Не в доме, не в ресторане. Где-нибудь… только для нас.
Даша посмотрела на него, и впервые за день ее губы дрогнули в улыбке. – Например?
– Например, в поле, – он кивнул на горизонт, где виднелись золотые колосья. – Под открытым небом. С шатром, с фонариками. Без всей этой… – он махнул рукой, – войны.
Она засмеялась, и этот звук был как глоток воды после долгой засухи. – Ты романтик, Никита.
– А ты думала, – он подмигнул, но внутри чувствовал, как что-то отпустило. Они найдут выход. Вместе.
Вечер закончился тихо. Зинаида сидела в своей комнате, глядя на старое фото, где она и маленький Никита смеялись в саду. Она не хотела его обидеть. Но дом… дом был ее крепостью, ее сердцем. Отдать его чужим – значило предать себя. Светлана же, сидя в кресле, ворчала мужу: «Мы для Даши все сделаем, Толь. Все». Но в ее голосе уже не было прежней ярости.
Никита и Даша, стоя на веранде, строили планы. Их свадьба будет не такой, как хотели матери. Она будет их. И в этом была их маленькая победа.
Веранда загородного дома Зинаиды Петровны дышала вечерней прохладой. Яблони шелестели листвой, а фонарь над крыльцом отбрасывал мягкий свет на лица Никиты и Даши. Они все еще стояли, держась за руки, и обсуждали свою свадьбу под открытым небом – их маленький бунт против материнских амбиций. Но тишину разорвал резкий голос из гостиной.
– Никита! – крикнула Зинаида Петровна, появляясь в дверном проеме. Ее лицо было бледным, но глаза горели, как угли. – Ты серьезно собрался устраивать цирк в поле? Это что, теперь мой дом недостаточно хорош для вас?
Никита напрягся, его пальцы сжали руку Даши. Он открыл было рот, но Даша опередила.
– Зинаида Петровна, – ее голос был спокойным, но в нем чувствовалась злость, – мы не хотим ссориться. Мы просто хотим, чтобы наш день был таким, как мы мечтаем.
– Мечтаете? – Зинаида шагнула ближе, ее тонкие пальцы дрожали, сжимая край кофты. – А обо мне вы подумали? Я этот дом строила, каждый уголок своими руками! А вы… вы хотите чужих людей сюда напустить, столы поставить, музыку включить? Это не ресторан, я сказала!
– Мам, – Никита сделал шаг вперед, пытаясь смягчить тон, – никто не собирается ничего ломать. Мы просто…
– Просто? – перебила она, ее голос сорвался на визг. – Просто плюете на все, что мне дорого! Я одна этот дом держу, одна! Твой отец только кивает, а ты… ты теперь против меня с ней заодно?
Даша вздрогнула, но не отступила. – Зинаида Петровна, я не против вас. Но это наша свадьба. Наша с Никитой. Почему вы не можете нас поддержать?
– Поддержать? – Зинаида резко повернулась к Даше, ее лицо исказилось. – Ты мне указывать будешь? Девочка, ты кто такая, чтобы мне условия ставить?
– Мама, хватит! – Никита повысил голос, его терпение лопнуло. Он редко спорил с матерью, но сейчас в нем закипело. – Мы не просим твой дом! Мы вообще ничего не просим! Хотим сами все сделать, по-своему!
Зинаида вдруг замерла. Ее рука прижалась к груди, а дыхание стало тяжелым, прерывистым. Она пошатнулась, схватившись за дверной косяк. Глаза расширились, но в них уже не было гнева – только страх.
– Мам? – Никита бросился к ней, подхватывая под локоть. – Мам, что с тобой?
– Не могу… дышать… – прохрипела она, ее лицо стало серым, как пепел. Даша ахнула, рванулась к телефону.
– Вызываю скорую! – крикнула она, набирая номер. – Никита, держи ее, не давай упасть!
Светлана Викторовна, до того молчавшая в углу гостиной, вскочила. Ее пышные щеки побледнели. – Господи, что ж это… Зина, ты держись, сейчас все будет! – Она метнулась к графину с водой, но руки дрожали, и вода плеснулась на скатерть.
– Не суетись! – рявкнул Николай, отчим Никиты, впервые за вечер подав голос. Обычно молчаливый, он вдруг оказался рядом, поддерживая жену с другой стороны. – Зина, дыши, слышишь? Дыши медленно.
Зинаида цеплялась за Никиту, ее пальцы впивались в его рукав. – Ты… ты меня до этого довел… – прошептала она, но голос был слабым, почти угасшим.
– Мам, не говори, пожалуйста, – Никита чувствовал, как горло сжимает. Он ненавидел себя в этот момент – за то, что повысил голос, за то, что не нашел слов раньше.
Скорая приехала через пятнадцать минут, но они показались вечностью. Медики забрали Зинаиду, ее уложили на носилки, надели кислородную маску. Никита и Даша поехали следом, в машине царила гробовая тишина. Светлана Викторовна осталась с Николаем и мужем, бормоча что-то про больницы и нервы, но ее голос дрожал от вины.
В больничном коридоре пахло хлоркой и тревогой.
– Всё будет хорошо, – тихо сказала Даша, но в ее голосе не было уверенности. – Никит, это не твоя вина.
– Моя, – он поднял глаза, и в них блестели слезы. – Я знал, что она не отступит. Знал, что дом для нее – все. Но я все равно… – он замолчал, сглотнув.
– Ты хотел, чтобы мы были счастливы, – Даша сжала его руку. – Мы оба этого хотели. Она… она просто не умеет по-другому.
Никита покачал головой. – Я должен был быть умнее. Не доводить до этого.
Дверь палаты открылась, и врач, пожилой мужчина с усталыми глазами, вышел к ним. – Вы родственники Зинаиды Петровны?
– Да, я ее сын, – Никита вскочил. – Как она?
– Состояние стабильное, – врач говорил спокойно, но строго. – Приступ стенокардии, скорее всего, на фоне стресса. Мы сделали уколы, оставим под наблюдением до утра. Но ей нужен покой. Полный покой.
Никита кивнул, чувствуя, как внутри все сжимается. Даша сжала его руку сильнее.
– Можно ее увидеть? – спросила она.
– Минутку, не больше, – врач кивнул и отошел.
В палате было тихо, только пищали приборы. Зинаида лежала на кровати, очень бледная и усталая.
– Мам, – Никита сел рядом, осторожно взяв ее руку. – Прости меня.
Зинаида покачала головой. – Это я… перегнула, – ее голос был хриплым, но в нем появилась мягкость, которой Никита не слышал давно. – Дом… он для меня как ребенок. Понимаешь?
– Понимаю, – Никита кивнул, его глаза блестели. – Но ты для меня важнее.
– Мы найдем место для свадьбы, – тихо сказала Даша. Обязательно найдем! – И вы будете с нами. Это главное.
Зинаида посмотрела на нее, долго, внимательно. Потом ее губы дрогнули. – Упрямая ты… Но это хорошо. Никите такая нужна.
Даша улыбнулась, а Никита почувствовал, как тяжесть на сердце начала отступать.
Через месяц свадьба состоялась. Не в загородном доме, не в поле, а в небольшом шатре на берегу реки. Фонарики качались на ветру, музыка играла тихо, а гости смеялись, поднимая бокалы. Зинаида сидела за столом, ее щеки порозовели от вина и смеха. Она все еще ворчала, что шатер выглядит «как цыганский табор», но в ее глазах была гордость, когда она смотрела на Никиту и Дашу.
– Ну что, Светлана Викторовна, – сказала она, подмигнув матери Даши, – мир?
– Мир, – Светлана засмеялась, чокнувшись с ней бокалом. – Но если б ты не пугала нас своим сердцем, я б тебе еще показала!
Зинаида фыркнула, но в ее смехе не было злобы. Никита и Даша танцевали под открытым небом, и их лица светились. Они победили – не только в споре, но и в чем-то большем. Они научились слушать друг друга. И, может быть, даже научили этому своих матерей.