Звонок застал меня врасплох. Я стоял на кухне, помешивая кофе, когда телефон завибрировал на столе. Номер незнакомый, но что-то знакомое мелькнуло в цифрах.
— Артем? Это Виктор Семенович, нотариус. Вы можете подъехать? По поводу завещания Зои Михайловны.
Бабушка умерла три дня назад. Похороны прошли тихо, без лишних слов. Максим приехал из Питера, обнял меня на кладбище и сказал только: «Держись, братан». Надя плакала, прижимая к груди букет белых хризантем.
В нотариальной конторе было душно. Пахло старой бумагой и чужими секретами. Виктор Семенович — худощавый мужчина с редкими волосами — разложил документы на столе, словно карты перед решающей партией.
— Итак, наследники... — он поправил очки. — Присутствуют не все.
Я оглянулся. Рядом со мной сидела Надя, нервно перебирая ремешок сумки. Максим опаздывал, как всегда. Тетя Вера, бабушкина сестра, примостилась на краешке стула и сверлила меня взглядом.
— Начнем без него, — решил нотариус. — Зоя Михайловна оставила подробные распоряжения.
Он начал читать, а я думал о том, как бабушка последние годы жила одна в той трехкомнатной квартире на Садовой. Мы с Надей навещали ее каждые выходные. Я чинил кран, она варила борщ. Максим звонил раз в месяц, присылал деньги на день рождения.
— Квартира по адресу Садовая, 15, завещается... — голос нотариуса стал отчетливее.
Дверь хлопнула. Вошел Максим — в дорогом пальто, с телефоном в руке. Извинился, сел напротив меня. Улыбнулся той своей фирменной улыбкой, от которой у женщин подкашивались коленки.
— Продолжаем, — Виктор Семенович откашлялся. — Квартира завещается Максиму Игоревичу Соколову.
Сердце сделало кувырок. Надя тихо ахнула.
— Дача в Подмосковье — также Максиму Игоревичу. Банковские вклады...
Я перестал слушать. Максим сидел не шелохнувшись, только глаза блестели ярче обычного. Тетя Вера качала головой.
— Артему Игоревичу, — продолжал нотариус, — завещается шкатулка с украшениями покойной и... личные вещи.
Шкатулка? Я знал эту шкатулку. Деревянная, с потертым лаком. Бабушка хранила в ней старые фотографии, немного мелких украшений. Может, на тысячу рублей всего.
— Это все? — услышал я свой голос.
— Да, это все, что касается вас.
Максим встал первым. Подошел, положил руку на плечо:
— Тём, брат, не переживай. Знаешь же, как я бабушку любил. Она понимала, что у меня бизнес, семья. Мне это нужнее.
Я молчал. Надя взяла меня за руку — пальцы ледяные.
— Максим, — заговорила она тихо, — но ведь Артем... он же каждую неделю к ней ездил. Ремонт делал, продукты покупал...
— Надюш, — он улыбнулся еще шире, — сердце не купишь заботой. Бабушка чувствовала, кто ее по-настоящему любит.
Что-то острое кольнуло в груди. Я встал, не глядя на брата:
— Пойдем, Надя.
На улице было холодно. Снег падал крупными хлопьями, и я думал о том, как бабушка говорила: «Артемка, ты у меня самый надежный. На тебя всегда можно положиться». А потом отдала все Максиму.
— Может, она что-то не так поняла? — Надя шла рядом, утопая в снегу. — Может, кто-то ей что-то сказал?
Я молчал. Вспоминал бабушкины последние слова в больнице: «Шкатулку не забудь забрать. Там важное есть». Я думал, она про фотографии.
Дома Надя заварила чай, а я сидел у окна и смотрел, как снег засыпает машины во дворе. Телефон молчал. Максим не звонил.
— Знаешь, — сказала Надя, ставя передо мной кружку, — а может, в этой шкатулке действительно что-то есть? Бабушка же не просто так говорила.
Я посмотрел на нее. Глаза у Нади умные, цепкие. Она всегда чувствовала то, что другие не замечали.
— Поедем завтра к ней домой, — решил я. — Заберем шкатулку.
Но утром нас ждал сюрприз. Максим уже был в бабушкиной квартире. Дверь открыл слесарь.
— Новый хозяин попросил замки поменять, — пояснил он. — Так, для порядка.
Максим вышел из кухни с пакетом в руках. Увидел нас и нахмурился:
— А, это вы. Я уже шкатулку забрал. Подумал, раз мне квартира досталась, то и все вещи мои.
— Как это твои? — не выдержала Надя. — В завещании четко сказано...
— Надюш, не нервничай. — Максим протянул мне пакет. — Держи. Одни старые безделушки.
Я заглянул в пакет. Там лежали бабушкины очки, расческа, несколько книг. Шкатулки не было.
— Где шкатулка? — спросил я.
— Какая шкатулка? — Максим пожал плечами. — Я никакой шкатулки не видел.
Он лгал. Я это чувствовал каждой клеточкой.
— Максим, эту шкатулку бабушка завещала мне — я сделал шаг к нему, — Это в завещании записано.
— Тём, ну что ты как маленький? — он рассмеялся. — Какая разница, кому что завещано? Мы же братья. Что мое, то и твое.
— Тогда давай поделим квартиру, — выпалила Надя.
Смех застыл на лице Максима. Глаза стали холодными.
— Понятно, — он кивнул. — Значит, так. Хорошо.
Он взял свой телефон, набрал номер:
— Алексей Петрович? Это Максим. Да, насчет квартиры. Нет, с родственниками договориться не получается. Начинаем оформление продажи.
Я не поверил ушам. Надя побледнела.
— Ты что делаешь? — спросил я.
— Продаю квартиру, — спокойно ответил Максим. — Она моя, я имею право. Деньги нужны на расширение бизнеса.
— Максим, это же бабушкин дом! — Надя подступила к нему. — Здесь вся наша семейная история!
— История не кормит, — он убрал телефон в карман. — Артем, я думал, ты меня понимаешь. Мы мужики, мы должны думать практично.
Я смотрел на брата и не узнавал его. Этот человек в дорогом костюме, с холодными глазами — это был не тот Максим, с которым мы играли в детстве во дворе. Не тот, кто защищал меня от старшеклассников. Не тот, кто плакал на похоронах родителей.
— Кто ты? — спросил я тихо.
— Твой брат, — ответил он. — Просто я понял, что в этой жизни каждый сам за себя.
Мы ушли молча. На лестничной площадке Надя остановилась:
— Артем, а что если бабушка специально завещала тебе шкатулку? Что если там что-то важное?
Я подумал о словах бабушки: «Там важное есть». Что она могла иметь в виду?
Вечером я позвонил тете Вере. Она жила в соседнем доме, часто заходила к бабушке.
— Вера Михайловна, вы не знаете, что было в бабушкиной шкатулке?
— Артемка, — голос у нее был странный, — а зачем тебе?
— Максим говорит, что не видел никакой шкатулки.
Долгая пауза.
— Приезжай завтра утром. Мне нужно с тобой поговорить.
Я положил трубку и посмотрел на Надю. Она читала новости в интернете, но я видел, что мысли ее далеко.
— Что такое? — спросила она.
— Кажется, история только начинается.
За окном снег продолжал падать, засыпая следы дня. А где-то в городе Максим, наверное, уже планировал, как потратить деньги от продажи бабушкиной квартиры.
Утром я поднялся рано. Надя еще спала, уткнувшись лицом в подушку. Я тихо оделся и поехал к тете Вере.
Она открыла дверь в халате, с растрепанными седыми волосами. Глаза красные, будто не спала всю ночь.
— Проходи, Артемка. Садись.
Квартира у нее была маленькая, но уютная. Пахло валерьянкой и старыми книгами. Тетя Вера поставила передо мной стакан чая и села напротив.
— Артем, то, что я сейчас скажу, может тебя шокировать.
— Говорите, Вера Михайловна.
— В той шкатулке лежали не только украшения, — она помолчала. — Там было письмо. Очень важное письмо.
— Какое письмо?
— От твоего отца. Написанное перед смертью.
Сердце екнуло. Родители погибли в автокатастрофе, когда мне было двенадцать, а Максиму четырнадцать. Нас воспитывала бабушка.
— Зоя показывала мне это письмо год назад, — продолжила тетя Вера. — Когда поняла, что скоро умрет. Она сказала: «Пусть Артем узнает правду, когда меня не станет».
— Какую правду?
Тетя Вера встала, подошла к окну. Долго молчала.
— Максим — не твой родной брат.
Слова повисли в воздухе. Я не понял их сразу.
— Что?
— Игорь, твой отец, усыновил Максима, когда тому было два года. Максим об этом не знает. Никто не знает, кроме меня и покойной Зои.
Я сидел как оглушенный.
— Это... это невозможно.
— Родители Максима умерли в пожаре. Игорь с Ириной взяли его из детдома. Они хотели, чтобы Максим никогда не узнал. Растили как родного.
Я попытался переварить услышанное. Максим, который всегда был старшим братом, защитником, кумиром...
— А в письме что написано?
— Игорь просил передать Максиму правду, если что-то случится. Но только тогда, когда он станет взрослым и сможет это понять. Зоя тянула до последнего. Боялась сломать ему жизнь.
— И что теперь?
— А теперь Максим забрал шкатулку. И скорее всего, уже прочитал письмо.
Я вскочил с места. Надо было немедленно ехать к брату... к Максиму. Выяснить, что он знает.
— Артем, подожди, — тетя Вера схватила меня за руку. — Там еще кое-что есть.
— Что?
— Документы об усыновлении. Они доказывают, что Максим не имеет права на наследство Зои. Она завещала все только кровным родственникам.
Мир снова перевернулся. Значит, квартира должна достаться мне? И дача тоже?
— Но он же не знал! — воскликнул я. — Максим всю жизнь считал себя внуком бабушки!
— Знал или не знал — это уже не важно. Закон есть закон.
Я ехал домой в полном смятении. Звонил Максиму — не отвечал. Написал сообщение — не читал.
Дома Надя уже проснулась. Я рассказал ей все. Она слушала, широко раскрыв глаза.
— Боже мой, Артем! Ты понимаешь, что это значит?
— Понимаю. Но не знаю, что делать.
— Надо идти к нотариусу. Оспаривать завещание.
— А Максим? Что будет с ним?
— Артем, он же обманул тебя! Забрал шкатулку, соврал, что не видел ее!
Я думал об этом весь день. К вечеру принял решение. Позвонил Максиму еще раз.
— Алло, — голос у него был странный, севший.
— Максим, нам нужно поговорить.
— Знаю. Приезжай.
Я нашел его в баре возле его дома. Он сидел за угловым столиком, перед ним стояла почти пустая бутылка виски. Выглядел он ужасно — помятый, небритый, глаза красные.
— Ты читал письмо? — спросил я, садясь напротив.
— Читал, — он налил себе еще. — Хочешь тоже?
— Нет.
Мы сидели молча. Бар был полупустой, играла тихая музыка.
— Тридцать лет, — сказал наконец Максим. — Тридцать лет я жил чужой жизнью.
— Максим...
— Не говори ничего. Я все понимаю. Квартира не моя. Дача не моя. Я вообще не Соколов.
Он выпил залпом и посмотрел на меня.
— Знаешь, что самое смешное? Я всегда завидовал тебе. Думал, что ты любимчик. А оказывается, ты просто настоящий внук.
— Максим, для меня ты всегда был братом. И остаешься.
— Братом? — он горько рассмеялся. — Какой же я тебе брат? Я чужой человек. Случайный попутчик.
— Это не так...
— Артем, я отдам тебе все. Квартиру, дачу. Завтра же поеду к нотариусу, откажусь от наследства.
Я смотрел на него и видел не успешного бизнесмена, а растерянного мальчишку. Того самого, который когда-то защищал меня от хулиганов.
— А шкатулка? — спросил я.
— Сжег. Вместе с письмом и документами.
— Что?!
— Вчера вечером. Во дворе. Все сжег.
Я не поверил ушам. Без документов я не смогу оспорить завещание. Максим останется законным наследником.
— Зачем ты это сделал?
— Не знаю, — он пожал плечами. — Злость, наверное. Или страх. Подумал: если никто не узнает правду, то все останется как есть.
— И что теперь?
— А теперь я тебе все отдаю. Добровольно. Как брат брату.
Мы вышли из бара на холодную улицу. Снег уже перестал идти, но дорога была скользкой.
— Максим, — сказал я, — я не хочу твоих подарков.
— Почему?
— Потому что это не подарки. Это попытка купить мое прощение.
Он остановился.
— А что ты хочешь?
— Чтобы ты остался моим братом. Настоящим братом. Не по крови, а по выбору.
— И квартиру оставить себе?
— Продай ее. Но деньги мы поделим поровну. Как и дачу.
Максим долго смотрел на меня.
— Почему ты так делаешь?
— Потому что так поступил бы наш отец. Игорь усыновил тебя не из жалости. Из любви. И воспитал нас как равных.
В его глазах блеснули слезы.
— Артем, я...
— Все, хватит. Пошли домой. Надя наготовила борща.
Мы шли по заснеженной улице, и я думал о том, что иногда семья — это не кровь, а выбор. Максим выбрал быть моим братом тридцать лет назад, когда мог меня бросить после смерти родителей. Теперь я выбираю его.
А бабушка... Бабушка, оказывается, была мудрее всех нас. Она знала, что завещание станет проверкой. Проверкой на то, что важнее — деньги или семья.
Мы с Максимом прошли эту проверку. И я думаю, бабушка Зоя сейчас где-то улыбается.