В банковском приложении светилось красное число — остаток на счете таял, как мороженое в жаркий день. Филипп смотрел на экран телефона и понимал: опять. Опять мама сняла деньги, которые он отложил на отпуск с Софией. Опять его зарплата утекла в бездонную дыру материнских «нужд».
Он сидел в офисе, за соседним столом Андрей рассказывал коллегам о своих планах на отпуск в Турции. Филипп слушал вполуха, мысленно подсчитывая, сколько раз за последние полгода он отменял поездки, откладывал покупки, урезал семейный бюджет. Тридцать семь лет, а живет как студент — от зарплаты до зарплаты, хотя получает неплохо.
— Филь, а вы с Софкой куда собираетесь? — спросил Андрей, прерывая его мрачные размышления.
— Пока не знаем, — соврал Филипп. Они с Софией уже полгода планировали поездку в Крым. Бронировали отель, составляли маршрут, мечтали о море и южном солнце. Теперь все это казалось недостижимой фантазией.
Телефон завибрировал. Сообщение от мамы: «Сынок, спасибо за помощь. Без тебя бы не справилась. Очень нужны были деньги на лекарства. Люблю тебя.» Три сердечка в конце.
Филипп знал: никаких лекарств не было. Как не было и высокого давления, и проблем с сердцем, и сломанного холодильника. Было только желание жить красиво за чужой счет.
Дом встретил его запахом супа и напряженной тишиной. София стояла у плиты, размешивая суп деревянной ложкой так яростно, будто хотела пробить дно кастрюли.
— Да как ты посмел переводить своей матери наши деньги! — голос Софии разрезал тишину кухни острее кухонного ножа. — Забудь про машину и отпуск!
Плечи напряжены, спина прямая — военная выправка разгневанной жены. Филипп опустил телефон на стол. Тридцать семь лет прожил, а до сих пор чувствовал себя мальчишкой, которого застукали за воровством варенья. Только воровал он не варенье — воровал семейное счастье, по капле, по переводу, по маминой слезе.
— Соф, она же больная...
— Больная? — София обернулась, и в ее глазах плескалось что-то опасное. — Твоя мамочка вчера в «Телеграмме» фотки выкладывала из ресторана с какой-то подругой. Больная, да.
София достала свой телефон, несколько раз провела пальцем по экрану и протянула мужу. На экране мама выглядела прекрасно — ухоженная, элегантная, с новой прической. Рядом с ней сидела незнакомая женщина лет пятидесяти, они держали бокалы с вином и улыбались в камеру.
— Вчера, семнадцать часов. Ресторан «Прованс». Счет там на одного человека от трех тысяч начинается. А позавчера — театр. Билеты в партер по полторы тысячи. На твои деньги, между прочим.
— Может, она экономила...
— Экономила? На чем? На твоих переводах? — София села напротив мужа, и в ее голосе появилась усталость. — Филипп, мы с тобой пять лет женаты. Пять лет я терплю твою мамочку, ее постоянные просьбы, ее намеки на то, что я плохая жена, что отбиваю сына от матери. Пять лет откладываем на дом, на детей, на жизнь. А знаешь, сколько денег ушло к твоей маме за это время?
Филипп молчал. Он боялся узнать эту цифру.
— Восемьсот тысяч. Восемьсот тысяч рублей. Этого хватило бы на первоначальный взнос по ипотеке. Или на машину. Или на три отпуска в год в течение пяти лет.
Цифра повисла в воздухе, тяжелая и неоспоримая. Филипп никогда не считал. Не хотел знать. Тысяча здесь, пять тысяч там — мелочи, которые не стоят материнских слез.
— Знаешь, что я узнала? — София поставила ложку на стол с такой силой, что та подпрыгнула. — Твоя мама деньги тете Ираиде дает. За что, думаешь?
Роксана Юрьевна была мастером превращений. Дома — немощная старушка, которой трудно даже до магазина дойти. В телефонных разговорах с сыном — мученица, обреченная на одиночество и нищету. А в соцсетях — веселая дамочка, которая то в театр сходит, то в кафе посидит, то новую сумочку купит.
Филипп помнил, как все начиналось после смерти отца, пять лет назад. Мама осталась одна, пенсия была небольшая, здоровье пошаливало. Первая просьба была вполне разумной — помочь с лекарствами. Потом потребовался ремонт сантехники. Затем — новый холодильник. А потом просьбы стали появляться все чаще, и Филипп никогда не отказывал.
Тетя Ираида была маминой подругой еще с институтских времен. Разведенная, веселая, без комплексов. Она появилась в их жизни около года назад, когда мама пожаловалась на одиночество.
«Иришка такая добрая, — говорила Роксана Юрьевна. — Приходит ко мне, чай пьем, разговариваем. Хоть с кем-то душу излить можно.» Но оказалось, что тетя Ираида не просто приходила попить чай. Она активно устраивала маме личную жизнь, знакомила с мужчинами, организовывала встречи, даже сопровождала на свидания.
— Она платит ей за то, чтобы та мужиков приводила! — София говорила тише, но каждое слово било точно в цель. — Твоя мама содержанок нанимает! На наши деньги!
— Откуда ты это знаешь? — спросил Филипп хрипло.
— Марина слышала. Помнишь мою подругу Марину? Она случайно встретила их в кафе, они сидели за соседним столиком.
София достала телефон, открыла голосовое сообщение. Из динамика донесся знакомый мамин голос, но звучал он совсем по-другому — весело, беззаботно: «А он такой наивный, мой Филиппочка. Стоит мне пожаловаться на сердечко — сразу деньги присылает. Говорю, что лекарства дорогие, а сама новое платье покупаю. Он же не проверяет! Мужики все такие — думают, что мамочка святая и непогрешимая...»
Филипп выключил запись. Ему стало физически плохо, как будто его ударили в солнечное сплетение.
— Ты знаешь, что она говорила Ираиде? — София села напротив мужа, и в ее голосе появилось что-то новое. Усталость. — Что у нее дурачок-сын, которого можно доить, как корову. Что ты никогда не откажешь своей мамочке.
Эти слова ударили больнее любого крика. Филипп представил, как они с тетей Ираидой смеются над ним, обсуждают его наивность, планируют новые способы выманить деньги.
София открыла папку на телефоне. Там были скриншоты маминых постов в соцсетях, фотографии из ресторанов, чеки. — Месяц я все это собирала. Понимала, что ты не поверишь. Вот счет из ресторана на позапрошлой неделе — семь тысяч рублей. А в тот же день она тебе писала, что денег на продукты нет. Вот фото новой сумки — двадцать пять тысяч. А тебе говорила, что отложила деньги на лекарства и теперь экономит на еде.
Вот он, момент истины. Филипп всегда знал, что этот день настанет. День, когда придется выбирать между женой и матерью. Между будущим и прошлым. Между счастьем и привычкой.
— Я не могу бросить мать, — прошептал он.
— А семью можешь? — София встала, подошла к окну. — Знаешь, о чем я мечтаю? О детях. О своем доме. О том, чтобы мой муж был рядом, а не бегал к маме по первому ее зову.
Она повернулась к нему: — Филипп, я тебя люблю. Но я не могу больше терпеть. Либо ты выбираешь нас — нашу семью, наше будущее, либо я ухожу. Мне тридцать два года. Я еще могу найти мужчину, который будет жить со мной, а не с мамой.
— Что ты хочешь от меня?
— Хочу, чтобы ты был мужем. Моим мужем. А не маменькиным сынком.
В соседней комнате зазвонил телефон. Роксана Юрьевна. Как всегда, звонила в самый неподходящий момент.
— Не отвечай, — сказала София.
— Может, что-то случилось...
— Случилось, Филипп. Случилось с нашим браком.
Он взял трубку. Мамин голос был слабым, надломленным: — Сынок, прости, что беспокою... У меня приступ начинается. Сердце так болит... Может, ты приедешь? И если можешь, переведи немного денег — нужно лекарства купить...
Филипп посмотрел на Софию. Она стояла спиной к нему, плечи дрожали. Выбор. Сейчас или никогда.
— Мам, я не могу приехать.
— Как не можешь? Я же умираю! Сердце останавливается!
— Мам, хватит. Я знаю про тетю Ираиду. Про рестораны. Про все.
В трубке повисла тишина. Потом мамин голос зазвучал по-другому — жестко, холодно: — Кто тебе наговорил? Эта дрянь, твоя жена? Она с самого начала хотела нас поссорить!
— Мам, это не София. Это твой выбор. Ты выбрала обманывать меня.
— Я не обманывала! Я просто... жила. Имею право жить в свое удовольствие в старости?
— Имеешь. Но не на мои деньги. И не обманывая меня.
— Значит, так. Выбираешь жену вместо матери.
— Выбираю честность вместо обмана.
— Тогда не жди от меня прощения. Я тебя вычеркиваю из своей жизни. Можешь жить со своей дрянью. Только не звони мне, когда она тебя бросит.
— Мам, я не прошу прощения. Я прошу понимания.
Но она уже повесила трубку.
София обернулась. На ее лице не было торжества — только облегчение. — Теперь мы сможем жить, — сказала она тихо.
Филипп кивнул. Впервые за много лет он чувствовал себя свободным. Страшно, но свободным. Как будто с плеч свалился невидимый груз.
Первые дни было трудно. Он постоянно думал о маме, мучился сомнениями. София поддерживала его, но не давала слабину. «Если она действительно заболеет, — говорила она, — мы узнаем. Но не от нее. От врачей, от соседей, от родственников. А пока что она просто пытается давить на твою жалость.»
Через неделю они купили билеты на море. Отпуск прошел замечательно. Они плавали, загорали, ходили по экскурсиям. София была счастлива, и это счастье передавалось Филиппу.
Через месяц они поставили новую машину на учет. Филипп всегда мечтал о кроссовере, но откладывал покупку из-за маминых нужд.
А еще через месяц София узнала, что у них скоро родится ребенок. Филипп обнял жену. Впервые за много лет он не боялся будущего. Он знал, что все заработанные деньги будут потрачены на их семью, на их ребенка, на их общее счастье.
Роксана Юрьевна не звонила. Зато в соцсетях регулярно появлялись ее фотографии — все такие же веселые, все с разными мужчинами. Видимо, тетя Ираида продолжала выполнять свои обязанности. На одном из фото мама стояла у нового автомобиля — блестящего красного кабриолета. Подпись гласила: «Мой новый друг подарил мне эту красотку! Жизнь прекрасна!»
— Смотри, — показала София мужу. — Оказывается, она вполне может обходиться без твоих денег.
Филипп кивнул. Он больше не чувствовал ни злости, ни обиды. Только легкую грусть по упущенному времени.
Через полгода он случайно встретил маму в торговом центре. Она стояла у витрины дорогого бутика, рассматривала платья. Выглядела прекрасно — моложе своих лет, ухоженная, элегантная.
— Мама, — окликнул он.
Роксана Юрьевна обернулась. На секунду в ее глазах мелькнуло что-то — удивление? Радость? — но тут же сменилось холодностью.
— А, это ты. Как дела?
— Нормально. У нас скоро ребенок будет.
— Поздравляю. Надеюсь, будешь лучшим отцом, чем сыном.
Эта фраза должна была ранить, но Филипп только улыбнулся. — Надеюсь. Я научился многому за последние месяцы.
В тот вечер он рассказал Софии о том, что встретил мать. — Ну как, не жалеешь? — спросила она.
— Нет. Жалею только о том, что так долго не мог понять простую вещь.
— Какую?
— Что любовь — это не деньги. И забота — это не потакание всем прихотям. Мама меня не любила. Она любила то, что я для нее делал. А я думал, что покупаю ее любовь деньгами.
София обняла мужа. — Наш ребенок будет знать, что такое настоящая любовь. Любовь без условий и манипуляций.
Филипп понял: мама не нуждалась в его деньгах. Она нуждалась в его зависимости. В ощущении власти над взрослым сыном. В возможности управлять чужой жизнью. А он нуждался в том, чтобы стать взрослым. Наконец-то.
А через год у них родился мальчик. Роксана Юрьевна узнала об этом и просто прислала смс с поздравлением, короткое и сухое: «Поздравляю с рождением сына. Пришлите фотографии.» И больше ни слова.
Филипп не ответил. Он был занят своей новой жизнью.
Прошло три года
Филипп забыл о тех временах, когда каждый месяц отдавал половину зарплаты маме. Их семья жила счастливо и процветала.
Однажды утром Филипп получил письмо от незнакомого отправителя.
«Здравствуйте, Филипп. Меня зовут Анатолий Владимирович. Я был близким другом вашей матери последние два года. Вчера Роксана Юрьевна скончалась от сердечного приступа. Она просила передать вам, что все эти годы копила деньги. Все, что вы ей переводили, плюс свои сбережения. Все средства она завещает вашему сыну, когда ему исполнится восемнадцать лет. Сумма составляет два миллиона рублей.
P.S. Она очень любила вас. Просто не умела это показывать правильно.»
Филипп перечитал письмо несколько раз. Руки дрожали. Он вспомнил последние слова мамы: «Надеюсь, будешь лучшим отцом, чем сыном». Что, если она знала, что умирает? Что, если весь этот театр с ресторанами и мужчинами был последней попыткой оттолкнуть его, чтобы он наконец-то стал самостоятельным?
За окном шел дождь. Где-то в городе хоронили Роксану Юрьевну. А Филипп сидел за столом и думал о том, что, возможно, никогда не узнает правду о своей матери.