Иногда катастрофа начинается со свинцового неба, которое закрывает горизонт. С порыва ветра, чуть более сильного, чем обычно. А потом мир, который ты знал, внезапно исчезает. Остаётся только бесконечная вода.
Так началась история капитана Дзюкичи Огури и его команды. Четырнадцать человек на неуправляемом судне. 484 дня в Тихом океане без надежды на спасение. Никто не знал, что их судьба в руках стихии.
Рейс, который стал вечностью
Осень 1813 года. В порту Морадзака на южном побережье Хонсю всё шло своим чередом. Торговое судно "Tokujomaru" готовилось к новому рейсу. Его трюмы заполняли рисом, соей и сезонными товарами. Погода была ясной, команда слаженной, а маршрут знакомым.
Капитан Огури Дзюкичи (впоследствии получивший фамилию Оури за проявленный героизм) был опытным мореходом. С ним на борту ещё 13 человек. Все уверены: через пару недель будут дома.
Судно не было предназначено для открытого моря, оно строилось для плавания вдоль берега: по коротким и безопасным маршрутам между близлежащими портами, где его всегда можно было быстро укрыть от шторма.
Но 4 ноября всё пошло не так.
Тайфун
На обратном пути из Эдо на горизонте появились угрожающие тучи. Ветер крепчал, волны поднимались. Вскоре «Tokujomaru» попал в тайфун, которому японцы поклоняются.
Волны вздымались, перекатывались через палубу, грозя потопить корабль. Ветер с яростью рвал парус, а затем с грохотом сломал мачту. Течение унесло руль. Один из матросов, тщетно пытаясь удержаться за канат, рухнул в бурлящую бездну.
Когда буря стихла, пришла тишина. Пугающая, вязкая, как смола. Океан застыл, похожий на стекло. Корабль перестал слушаться людей. Без мачты, руля, без управление, «Tokujomaru» стал дрейфующей гробницей. Его несло на восток, вглубь Тихого океана.
Первые недели: инстинкт выживания
Корабль был повреждён, но держался на плаву. Трюм был герметичен, корпус цел, а груз, соевые бобы, уцелел. Эти бобы, предназначенные для торговли, внезапно стали основой рациона. Сохранилась также и небольшая часть запасов риса. Бочек с водой осталось не так много, но их хватило на первое время.
Капитан Дзюкичи сразу понял: выжить можно только при чёткой системе. Он немедленно ввёл строгий режим. Каждый день начинался с распределения порций: щепотка риса, горсть соевых бобов. Ни одной ссоры. Ни одного конфликта. В замкнутом пространстве, без спасения, внутренний распад означал бы гибель. Он — капитан. Его мнение решающее.
Соевые бобы не ели в сыром виде. Их тщательно размалывали в муку — кинако, которую в обычной жизни добавляли в сладости. Муку смешивали с морской водой: выходила солоноватая густая масса с высоким содержанием белка. Позже, методом проб и ошибок, они стали слегка обжаривать кинако над импровизированным огнём, так еда становилась ароматнее и легче усваивалась. Люди не умирали от голода, по крайней мере пока.
В первые дни спасались бочками. Затем начали импровизировать. Дзюкичи приказал разобрать обшивку и извлечь металлические детали. Из них соорудили дистиллятор: котёл, куда заливали морскую воду, и разводили огонь из корабельных досок для нагрева. Пары поднимались, конденсировались на наклонной поверхности и стекали в ёмкость - так получали чистую воду. Сначала её хватало на несколько глотков в день на человека, позже - чуть больше.
Этот процесс был рискованным: сжигали материал корабля, ослабляя его конструкцию. Если сжечь слишком много, судно потеряет герметичность; если мало, то экипаж погибнет от обезвоживания. Каждый день они балансировали на грани. А течение неумолимо несло их на восток, унося всё дальше от Японии. Океан становился всё глубже.
Весна, смерть и молчание
Проходили месяцы. Слово «дом» теряло смысл и очертания. Оставались только рутина, беспокойство и беспомощное плавание в потоке жизни.
Она пришла внезапно. Скрытая угроза, извечный враг морских экспедиций — цинга. Всё началось с лёгкой усталости, потом боль в мышцах, кровоточащие дёсны, пятна на коже. И смерть. Из четырнадцати выжили лишь трое.
Вечность на троих
Они выжили, но какой ценой? Корабль стал плавучим склепом. В трюме тихо покоились тела погибших, завернутые в ткань. На борту осталось всего трое. Молчание было их единственным языком. Слова пробудили бы страх, боль и гнев. Лучше молчать.
Каждый день одно и то же: проверка дистиллятора, скудный обед, попытки поймать рыбу. Иногда им удавалось, но чаще нет.
Дзюкичи вёл дневник, записывая мысли лаконично и искренне. Это стало для него маяком в море мыслей. Писать означало подтвердить своё существование, осознать, что вчерашний день закончился, сегодняшний наступил, а завтрашний ещё впереди.
Земля и снова море
Январь 1815 года. Почти полтора года в океане. И вот она, земля: горный хребет на горизонте. С каждым часом очертания становились яснее: пляжи, деревья, реки, зелень. Это был не сон. Это была надежда, обретшая форму.
Их охватило волнение, почти эйфория. Наконец-то, спустя столько времени, они увидели первый признак цивилизации и первый шанс на спасение. Дзюкичи приказал готовиться к высадке: упаковать оставшиеся вещи и подготовить знаки для сигналов. Они уже представляли, как ступят на твердую землю, выпьют пресной воды и увидят других людей.
Но корабль оставался неуправляем. Они зависели от течения и ветра, а ветер вскоре переменился. Он больше не помогал.
Берег таял вдали. То, что недавно было рядом, теперь казалось недосягаемым. На корабле повисло молчание, еще более гнетущее, чем раньше. Это было молчание обиды, разочарования, отчаяния. Ханбэй выглядел потерянным. Он сидел, неподвижно глядя на море, не отвечая на вопросы и не шевелясь.
Дзюкичи не сдался. Он продолжал командовать, поддерживал порядок, заставлял себя и других двигаться, говорить, бороться за жизнь.
Спасение
24 марта 1815 года. Утро на борту «Tokujomaru». Серое небо, солёный ветер и бескрайняя гладь.
На горизонте возникла точка. Маленькая, чёрная, едва заметная, но она быстро увеличивалась. Приближалась. Вскоре стали видны очертания корабля. Выжившие громко кричали, размахивали тряпками и поджигали их, чтобы привлечь внимание. Их заметили.
Когда шлюпка причалила к кораблю и моряки взошли на борт, они вздрогнули. Перед ними стояли три человека, скорее похожие на призраков, чем на живых. Их тела были истощены и обожжены солнцем, одежда превратилась в лохмотья. В глазах незнакомцев светилась не радость, а настороженность и недоверие. На борту "Форестера" их ждали вода, еда и забота.
Дрейф продолжался 484 дня. Почти 16 с половиной месяцев. Корабль, потерявший управление, пересек Тихий океан от Японии до Калифорнии. Трое выживших показали, что одиночество не всегда приводит к концу.
Первый контакт
Испанские колонизаторы встретили японцев тепло и радушно, несмотря на языковой барьер. Ханбэй, Отокити и Дзюкичи были первыми японцами, ступившими на землю Северной Америки.
Япония оставалась закрытой страной. Сёгунат охранял её границы страхом, а не стенами. Иностранцам запрещён въезд, японцам — выезд. Тех, кто вернулся из-за рубежа, ждали допросы, тюрьма или казнь. Но чиновники из Испании, Америки и России искали решение. Выжившим предстояло вернуться домой сложным, почти кругосветным маршрутом. Это путешествие стало не только дорогой домой, но и открытием мира, о котором Япония тогда даже не слышала.
1816 год. На российском судне «Павел» возвращались домой трое японцев. Ханбэй не выжил в пути, его организм не выдержал испытаний.
Дзюкичи и Отокити достигли Курильских островов в сентябре 1816 года. Прошло почти три года с момента их отплытия из Японии.
Домой, но не к себе
Вернувшихся встретили с недоверием и подозрениями. Люди боялись внешнего мира и считали их «заражёнными» чуждым влиянием.
Лишь через год, в 1817-м, Дзюкичи вернулся домой, но для всех он стал чужим. Он жил в бедности и одиночестве до 1853 года, когда к берегам Японии подошли корабли коммодора Перри.
Человек, которого не сломал океан
484 дня, 16 месяцев и 20 дней. История выживания, зафиксированная в американских, испанских, русских и японских архивах. Это не просто хроника выживания, а символ человеческой воли, силы и долга.
Они выжили не потому, что у них были большие запасы или лучшая подготовка. Их спас капитан Огури Дзюкичи. Он первым вставал каждое утро и не позволял себе сойти с ума. Его присутствие помогало другим сохранять ясность разума. Он вел судно, даже когда управление становилось невозможным. Его уверенность заставляла людей верить, что все имеет смысл, даже если этот смысл приходилось искать каждый день заново.
Их спасли люди, которые не знали японского языка, не имели дипломатических связей и не были знакомы с японцами. Они просто помогли.
Эта история напоминает нам о том, что человечность — это то, что объединяет всех людей. Надежда же — самое крепкое парусное полотно, даже если кажется, что её нет.
