— Эти руки должны были варить лучший в городе кофе.
Кирилл смотрел на свои ладони. Двадцать семь лет. Пальцы длинные, нервные. Сейчас они были в пыли, с въевшейся под ногти грязью. Два месяца назад эти же руки протирали до блеска итальянскую кофемашину в его собственном, пахнущем краской и надеждой, лофт-пространстве.
А теперь он стоял в гараже отца. Пахло соляркой, металлом и разочарованием. Его лофт-пространство закрылось, не проработав и полугода. Идея, в которую он вложил все, оказалась мыльным пузырем. А деньги, которые он вложил, были отцовскими.
Валерий Викторович, его отец, мужчина пятидесяти пяти лет, крепкий, как старый дуб, молча обошел вокруг машины Кирилла. Блестящий, почти новый «кореец», подарок на окончание университета.
— Прогорел, значит, — это был не вопрос, а констатация.
— Да, — глухо ответил Кирилл, не поднимая головы. Стыд был липким, как машинное масло.
— Сколько?
Кирилл назвал сумму. Сумму, от которой у него самого темнело в глазах.
Отец кивнул. Он не кричал, не упрекал. Это было хуже. Он подошел к Кириллу, посмотрел ему прямо в глаза. Взгляд у него был тяжелый, как наковальня.
— Понятно. Значит, так, сын. Долг — это святое. Ты мужчина, ты должен отвечать за свои поступки.
Он протянул руку.
— Ключи.
Кирилл не понял.
— Какие ключи?
— От машины. И от квартиры.
— Но... папа, это же мое!
— Твоего здесь больше ничего нет, — отрезал отец. — Твое закончилось, когда ты взял у меня деньги и спустил их на свои «креативные идеи». Теперь все мое. Пока не вернешь долг до последней копейки, будешь жить по моим правилам.
Он забрал у опешившего сына ключи. Брелок с дурацким смайликом качнулся в его широкой ладони и замер.
— Завтра в восемь я тебя разбужу. Поедешь со мной. Я договорился с Семенычем, он возьмет тебя к себе в цех. Будешь учиться настоящей работе. А не хипстерам своим пенку на молоке взбивать.
Он развернулся и ушел, оставив Кирилла одного в гулком, холодном гараже. Его машина стояла рядом, красивая, чужая. Символ его прошлой, свободной жизни. Теперь она была вещдоком. Символом его провала.
***
Началась жизнь по правилам. Правила были просты и унизительны.
Подъем в семь, отбой в одиннадцать. Никаких ночных посиделок с друзьями.
«Мужчина должен высыпаться, чтобы работать, а не шататься по ночам».
Зарплата с завода, которую Кирилл получал на карточку, тут же снималась отцом. Валерий Викторович отсчитывал сыну небольшую сумму «на карманные расходы» — на обед в заводской столовой и проезд. Остальное уходило «в счет долга».
— А на что мне с девушкой в кино сходить? — попытался взбунтоваться Кирилл после первой получки.
— Кино потом, — отрезал отец, пересчитывая деньги. — Когда долги отдашь. Девушка, если она порядочная, подождет.
Кирилл жил в своей детской комнате. В доме, где он вырос. Но теперь это был не дом. Это была тюрьма с хорошим питанием. Отец контролировал все. Во сколько он пришел. Что поел. С кем говорил по телефону.
Он не ругался. Он просто... присутствовал. Его тяжелое, молчаливое присутствие заполняло все пространство.
Мать, Елена, пыталась его смягчить.
— Валера, ну что ты так с ним? Он же не преступник. Ошибся, с кем не бывает.
— Ошибся — отвечай, — был его неизменный ответ. — Я из него мужика делаю, а не комнатное растение. Ты уже одного вырастила. Хватит.
Разговоры между отцом и сыном свелись к минимуму.
— Как на работе? — спрашивал отец за ужином.
— Нормально, — отвечал Кирилл, не отрываясь от тарелки.
— Семеныч хвалит. Говорит, руки у тебя откуда надо растут.
Кирилл молчал. Его руки, которые должны были держать изящную чашку с латте-артом, теперь держали гаечный ключ и таскали тяжелые детали.
Он ненавидел эту работу. Ненавидел запах цеха, грубые шутки рабочих, свой серый халат. Но больше всего он ненавидел свою зависимость. Свое бессилие. Долг не уменьшался. Отец вел какую-то свою бухгалтерию в старой тетради, но никогда не показывал ее Кириллу.
— Еще много, — коротко отвечал он на вопросы сына.
***
Прошло пять лет. Кириллу было тридцать два. Он все так же жил с родителями и работал на заводе. Он стал молчаливым, угрюмым. От прежнего, легкого и амбициозного парня не осталось и следа.
Он почти смирился. Почти сломался. Но в его жизни появилась Аня. Она работала в бухгалтерии на том же заводе. Тихая, скромная девушка с теплым, смеющимся взглядом. Она увидела в нем не «папенькиного сынка, который прогорел», а что-то другое. Она увидела того, кем он мог бы быть.
Они начали встречаться. Втайне от отца. Гуляли в парке, ходили в дешевые кафе, тратя те крохи, что у него были. С ней он снова начал дышать.
— Почему ты не уедешь? — спросила она однажды. — Сними комнату, найди другую работу.
— Я не могу. Я должен.
— Кому? Ему? Или себе? — она смотрела на него серьезно. — Кирилл, он не долг с тебя требует. Он требует положить на плаху твою жизнь.
Ее слова попали в цель. Он начал думать. Аня была права. Отец не хотел, чтобы долг был выплачен. Он хотел, чтобы Кирилл жил по его сценарию. По правильному, надежному, «мужскому» сценарию. Завод, семья, стабильность. Все то, против чего Кирилл когда-то бунтовал.
Он начал действовать. Взял на заводе все возможные подработки. По ночам, когда родители спали, он сидел за компьютером — делал какие-то чертежи на заказ для знакомого архитектора. Он открыл отдельный счет, о котором никто не знал. Он копил. Не на выплату долга. На побег.
***
Прошло семь лет с того дня в гараже. Кирилл стоял перед отцом в гостиной. За окном шел снег.
— Папа, я ухожу.
Отец оторвался от газеты.
— Куда это ты собрался?
— Я снял квартиру. Сегодня переезжаю.
— На какие шиши? — усмехнулся отец.
— Заработал.
Кирилл положил на стол пачку денег.
— Это все, что я смог собрать. Я знаю, что этого мало. Это не весь долг. Остальное я буду высылать тебе каждый месяц. По частям.
Отец посмотрел на деньги, потом на сына.
— Я тебя не отпускал. Ты еще не все вернул.
— А ты и не отпустишь. Никогда, — Кирилл впервые за семь лет посмотрел ему в глаза прямо, без страха. — Тебе не деньги нужны. Тебе нужен я. Такой, каким ты хочешь меня видеть. Послушный. Удобный. Но я так больше не могу.
— Ах ты щенок... — начал было Валерий Викторович, багровея.
— Я люблю тебя, пап, — перебил его Кирилл. — Несмотря ни на что. Но жить я буду своей жизнью. По своим правилам.
Он развернулся и пошел к выходу.
— Ключи! — крикнул ему в спину отец. — От машины! Они же у меня! Ты же без них никуда!
Он думал, что это его последний козырь. Последняя цепь.
Кирилл остановился в дверях, не оборачиваясь.
— Оставь их себе, — сказал он спокойно. — Продай. В счет долга. Я пешком похожу.
И он ушел. Хлопнула входная дверь, отрезая его от прошлого.
Валерий Викторович остался один в тихой гостиной. На столе лежали деньги. В кармане его брюк — ключи от машины, которую он так и не продал. Она все эти годы стояла в гараже, покрываясь пылью.
Он подошел к окну. Он видел, как Кирилл идет по заснеженному двору. Без машины. Без денег. Но с прямой спиной. Он шел к автобусной остановке. Он шел в свою жизнь.
Валерий Викторович сжал в кармане холодные ключи. Он получил все, что хотел. Он сломал сына. Он сделал из него «мужика». Но глядя на его удаляющуюся фигуру, он впервые в жизни почувствовал не правоту, а оглушительное, ледяное одиночество. Он выиграл сражение, но потерял сына. И он не знал, что из этого имеет больший вес.
🎀Подписывайтесь на канал. Ставьте лайки😊. Делитесь своим мнением в комментариях💕