Найти в Дзене
Усталый пилот: рассказы

А почему ты так хочешь стать именно военным лётчиком

Часть 8. Роман «Оборванное счастье».

Спустя несколько дней дядя Володя снимал мне швы. Его пальцы, действовали с удивительной деликатностью, хотя сами руки были большими и сильными.

Терпи, казак, осталось немного, — приговаривал он, склонившись над моим лицом.

Маленькие ножницы щёлкали, я чувствовал лёгкое покалывание, но почти без боли. За эти дни лицо почти перестало болеть, только иногда неприятно стягивало кожу.

— Ну вот и хорошо, — наконец выпрямился дядя Володя, откладывая инструменты. — Можешь посмотреть, только не пугайся.

Он протянул мне маленькое круглое зеркальце. Я взял его с опаской, медленно поднёс к лицу. Из зеркала на меня смотрел почти незнакомец — левую щеку пересекал красный, ещё воспалённый шрам. Он начинался чуть ниже уха и заканчивался у подбородка, слегка изгибаясь, как клинок сабли.

— Ну как? — спросил врач, внимательно наблюдая за моей реакцией.

— Впечатляет, — честно ответил я, разглядывая своё новое лицо.

— Со временем зарастёт, побледнеет — утешил он меня. — Месяца через три-четыре будет почти не заметно.

Я поднял на него глаза:
— Потому что истребитель — это свобода. Настоящая свобода. Ты и машина — одно целое. Это... трудно объяснить.
Я поднял на него глаза: — Потому что истребитель — это свобода. Настоящая свобода. Ты и машина — одно целое. Это... трудно объяснить.

Я провёл пальцами по шраму — кожа была гладкой, но рубец ощущался отчётливо. Странно, но я не чувствовал ни отвращения, ни особого сожаления. Просто смотрел на этот шрам, как на новую часть себя.

— Знаешь, — задумчиво произнёс дядя Володя, присаживаясь напротив, — когда я служил, у нас был командир эскадрильи, который воевал — весь в шрамах. Лицо как географическая карта. Сбивали его дважды, горел, но выжил. И знаешь, что самое интересное?

— Что? — машинально спросил я, всё ещё разглядывая своё отражение.

— Никто из нас не замечал этих шрамов после первой встречи. Просто переставали видеть. Потому что важно не как человек выглядит, а кто он есть.

Я оторвался от зеркала и встретился глазами с дядей Володей. В них было понимание и что-то ещё... может быть, уважение?

— Я вот что хотел спросить, — решился он, чуть понизив голос. — Это правда, что ты в лётное собрался?

— Да, — кивнул я. — С детства мечтал.

Дядя Володя улыбнулся, но как-то грустно:

— Мой старший брат, Николай, тоже хотел стать лётчиком. Не успел — война началась. Сразу на фронт попал, в пехоту. Погиб под Курском.

Он помолчал, словно вспоминая что-то далёкое, а потом внезапно сменил тон:

— Я поговорил с Игнатьевым ещё раз. Новости... неоднозначные. В этом году в медкомиссии будет полковник медицинской службы Баринов. Дотошный и принципиальный человек.

Я напрягся, ожидая продолжения.

— Он очень строго подходит к эстетическим дефектам, — продолжил дядя Володя. — Особенно к таким заметным, как, например, татуировки, а твой шрам…

— Но почему? — не выдержал я. — Шрам никак не влияет на моё здоровье или способность управлять самолётом!

Дядя Володя вздохнул:

— Видишь ли, Серёжа, дело не только в физическом здоровье. Для военного лётчика важна и психологическая устойчивость. А Баринов считает, что люди со шрамами, особенно полученными в драках, могут иметь... определённые проблемы с психикой. Склонность к агрессии, например.

— Но это неправда! — возмутился я. — Я не начинал той драки!

— Ты и я это знаем, — дядя Володя развёл руками. — Но у Баринова своя методика. Он считает, что человек, попавший в драку, даже как жертва, мог её спровоцировать или не сумел избежать конфликта. А для лётчика умение избегать ненужного риска — важное качество.

Я почувствовал, как внутри всё опускается. То, что в прошлой жизни казалось простой формальностью — медкомиссия — теперь становилось серьёзным испытанием.

— И что же делать? — спросил я, стараясь, чтобы голос не дрожал.

Дядя Володя задумчиво посмотрел на меня:

— У меня есть идея. Баринов — врач старой школы. Он ценит не только физическое здоровье, но и характер человека. Если ты продемонстрируешь ему абсолютную психологическую устойчивость, спокойствие, рассудительность... он может изменить своё мнение.

— Как я могу это сделать? — в моём голосе появилась надежда.

— Во-первых, никакой нервозности, — дядя Володя начал загибать пальцы. — Во-вторых, чёткие, спокойные ответы на все вопросы. В-третьих, и это самое важное — будь честен. Баринов чувствует фальшь за километр. Расскажи ему правду о драке, не пытайся выставить себя героем или жертвой. Просто факты.

Я кивнул, запоминая каждое слово.

— И ещё, — продолжил дядя Володя, — Игнатьев сказал, что Баринов всегда интересуется мотивацией кандидатов. Почему именно военная авиация? Что для тебя значит небо? Подумай об этом заранее. Твой ответ должен идти от сердца, но при этом быть взвешенным.

Я почувствовал, как губы сами собой растягиваются в улыбке. Мотивация? Да я мог рассказать о небе так, как никто другой! Я знал, что значит быть там, наверху, чувствовать свободу полёта, видеть мир с высоты птичьего полёта. Я был лётчиком не по документам — по сути.

— Это не проблема, — сказал я с уверенностью. — Я подготовлюсь.

Дядя Володя внимательно посмотрел на меня:

— Откуда у тебя такая уверенность, Серёжа? Ты говоришь... странно. Как будто уже всё знаешь наперёд.

Я на мгновение замер. Неужели я выдал себя? Но дядя Володя не выглядел подозрительным, скорее... заинтригованным.

— Просто я давно об этом мечтаю, — осторожно ответил я. — И много думал, почему хочу летать именно на военных самолётах.

Дядя Володя кивнул, принимая объяснение, но в его глазах всё ещё таилось сомнение.

— Хорошо, — наконец сказал он. — Тогда так и сделаем. Игнатьев обещал похлопотать, чтобы тебя осматривал именно Баринов, а не кто-то из его подчинённых. С ним хотя бы можно поговорить.

Он встал, подошёл к шкафу, достал бланк:

— Вот, возьми. Это направление на повторный осмотр через неделю.

Пока я читал бумагу, дядя Володя стоял у окна, словно о чём-то размышляя. Потом вдруг обернулся:

— Серёжа, а почему ты так хочешь стать именно военным лётчиком? Можно ведь и в гражданской авиации летать.

Я поднял на него глаза:

— Потому что истребитель — это свобода. Настоящая свобода. Ты и машина — одно целое. Это... трудно объяснить.

— Попробуй, — его взгляд стал ещё внимательнее.

Я на мгновение задумался, подбирая слова:

— Знаете, в детстве я видел, как истребители пролетали на параде. Они были такие... совершенные. Словно не машины, а живые существа. И я тогда подумал: какой же свободой должен обладать человек, управляющий такой машиной. — Я говорил медленно, стараясь не выдать знаний из прошлой жизни. — С тех пор я читаю всё, что могу найти о самолётах. Представляю, каково это — летать на сверхзвуковой скорости, видеть землю с высоты... быть по-настоящему свободным.

Я осёкся, опасаясь, что сказал слишком много. Дядя Володя смотрел на меня так, словно видел впервые.

— Удивительно, — тихо сказал он. — Ты говоришь об этом так... искренне. Именно так описывал свои мечты и мой брат, когда хотел стать лётчиком.

Я отвёл взгляд, чувствуя, что краснею:

— Наверное, все, кто мечтают о небе, похожи.

Дядя Володя покачал головой:

— Может быть. Но не все имеют такую решимость в глазах.

Повисла неловкая пауза. Я чувствовал, что дядя Володя что-то подозревает, но не может понять, что именно.

— В любом случае, — наконец произнёс он, — я верю, что ты сможешь убедить Баринова. У тебя глаза человека, который знает, чего хочет.

Он подошёл ко мне и неожиданно положил руку на плечо:

— Но помни — если с медкомиссией не получится, это не конец света. Есть и другие пути в небо.

— Получится, — твёрдо сказал я. — Должно получиться.

Когда я уходил из кабинета, дядя Володя окликнул меня:

— И ещё, Серёжа. Катя приходила вчера, пока ты спал. Спрашивала о тебе. Хорошая девочка, переживает.

Я замер на пороге:

— Что... что вы ей сказали?

— Сказал, что будешь красивым мужественным парнем со шрамом, — улыбнулся дядя Володя. — Она не испугалась, если ты об этом.

Что-то тёплое разлилось в груди. Катя. Она волновалась за меня. В прошлой жизни у меня не было никого, кто бы так искренне переживал. Были мимолётные романы, но никого, кто бы ждал и волновался.

— Спасибо, — искренне сказал я.

Выйдя из больницы, я остановился на крыльце. Июньское солнце заливало улицу, воздух был наполнен запахами цветущих лип и нагретого асфальта. Я осторожно коснулся шрама на щеке. Он всё ещё болел при прикосновении, но уже не так сильно.

Передо мной лежал новый путь.

Я глубоко вдохнул летний воздух и решительно зашагал вперёд. Мне предстояло доказать строгому военному врачу, что место шрамированного Сергея Воронина — в небе. И я был готов бороться за свою мечту изо всех сил...

***

P.S. Не забудьте подписаться на канал, чтобы узнать что же было дальше и почитать другие публикации...

Продолжение 🔽

Начало: 🔻

Предыдущая часть: 🔽

Понравилась публикация? Можно поблагодарить автора 👇👇👇👇👇👇👇