— Убирайся к чёрту из моего дома! — голос Андрея раскатился по коммунальной квартире так, что за стенкой затихла музыка у соседки Любы.
Ваня стоял в дверях собственной комнаты, держа в руках смятую рубашку. Сорок три года жизни — и вот оно, дно. Жена Нина, его Ниночка, сидела на кровати рядом с этим... этим прорабом в грязных джинсах, и молчала. Просто молчала, опустив глаза.
Как же так получилось? — мысли в голове Вани путались, словно нитки в старой швейной коробке. Ещё утром они завтракали вместе, Нина жаловалась на боли в спине, а он предлагал сходить к врачу. Обычное утро обычной семьи после двадцати двух лет брака.
А теперь...
— Нин, ты что, серьёзно? — Ваня сделал шаг вперёд, но Андрей поднялся с кровати. Широкоплечий, на десять лет моложе, с этой наглой усмешкой на загорелом лице.
— Слышал, что сказал? Вали отсюда. Нина теперь моя.
Ванины руки затряслись. Не от страха — от унижения. Какого-то мальчишку, который строил их подъезд, жена привела в дом. В их дом! На их кровать!
— Нина... — голос сорвался. — Скажи хоть слово.
Она подняла глаза. Серые, усталые, но в них было что-то новое. Что-то незнакомое. Азарт? Страсть? То, чего Ваня не видел уже много лет.
— Ванечка... — она встала, подошла ближе. Пахло её духами вперемешку с мужским одеколоном. — Прости меня. Но я... я не могу больше так жить.
Не могу больше так жить. Слова повисли в воздухе, как приговор.
— Как это — так жить? — Ваня отступил к стене. — Мы же... мы же семья! Двадцать два года вместе!
— Двадцать два года тоски, — вмешался Андрей, обнимая Нину за талию. — Посмотри на себя, старик. Когда ты последний раз цветы ей дарил? Когда в театр водил? А?
Ваня открыл рот, но слов не нашлось. Цветы... Когда действительно? На день рождения в марте? Или на восьмое марта? А может, и то, и то пропустил...
— Не твоё дело! — выкрикнул он наконец. — Ты кто такой вообще? Проходимец какой-то!
Андрей шагнул вперёд, но Нина удержала его за руку.
— Не надо, Андрюша. Пусть он просто уйдёт.
— Куда мне идти-то? — Ваня почувствовал, как горло сжимается от слёз. — Это мой дом! Я здесь прописан! Я здесь живу!
— Найдёшь где, — холодно бросила Нина. — У тёти Наташи поживёшь пока.
Тётя Наташа. Ванина сестра, которая всегда говорила, что Нина ему не пара. "Слишком красивая для тебя, Ванечка. Таких удержать надо уметь, а ты только работой и телевизором живёшь." Как же она теперь будет торжествовать...
Дверь в комнату приоткрылась, и в щель заглянуло любопытное лицо соседки Любы.
— Ой, извините... Я думала, может, помощь нужна? Такой крик...
— Всё нормально, Любовь Петровна, — поспешно ответила Нина. — Просто... разбираемся тут.
Люба окинула взглядом сцену: Ваню с вещами в руках, незнакомого мужчину, покрасневшую Нину.
— Понятно, — протянула она многозначительно. — Ну если что — я рядом.
Дверь закрылась, но Ваня знал: через час вся коммуналка будет в курсе. Соседи, с которыми двадцать лет здоровались по утрам, теперь будут шёпотом обсуждать, как Ванечку рогами наградили.
— Слушай, мужик, — Андрей взял со стола сигареты. — Не драматизируй. Такое в жизни случается. Нина просто выбрала. Выбрала меня.
— За что? — Ваня смотрел на жену, искал в её лице хоть намёк на сожаление. — Я же хороший муж. Не пью, не гуляю, зарплату домой приношу...
— Вот именно, — Нина села на край кровати. — Приносишь зарплату и всё. А где страсть? Где сюрпризы? Где романтика?
— Романтика? — Ваня почти закричал. — В сорок пять лет? Да мы уже не дети!
— А я хочу чувствовать себя женщиной! — глаза Нины вспыхнули. — Понимаешь? Женщиной, а не кухаркой и прачкой!
Андрей затянулся и выпустил дым в сторону Вани.
— Вот видишь? Женщине нужно внимание. Ласка. А ты что? С работы пришёл, поел, к телевизору. Как пенсионер уже.
— Я работаю! — Ваня сжал кулаки. — Я семью кормлю!
— Кормишь, да не питаешь, — усмехнулся Андрей. — А Нинка — она огонь-женщина. Ей летать хочется, а ты её к земле привязал.
Летать... Ваня вспомнил, какой была Нина в молодости. Смеялась звонко, танцевала до утра, носила яркие платья. А сейчас... сейчас серые кофты, усталые глаза, редкие улыбки. Когда это началось? Когда она перестала петь по утрам?
— Но ведь мы же любили друг друга, — тихо сказал он. — Любили же, Нин?
— Любили, — она кивнула. — Но это было давно. Очень давно.
— А сейчас?
Нина посмотрела на Андрея. Тот обнял её за плечи, притянул к себе. И Ваня увидел то, чего не видел много лет: его жена была счастлива. Светилась от счастья, как в юности.
— А сейчас я влюблена, — сказала она просто.
Слова ударили, как молния. Ваня пошатнулся, оперся о косяк двери.
Влюблена. В этого пройдоху, который, наверное, даже читать толком не умеет. В этого хама, который выгоняет его из собственного дома.
— Я пойду к тёте Наташе, — проскрипел он. — Но это ещё не конец, Нина. Мы поговорим. Когда ты придёшь в себя.
— Не приду, — она покачала головой. — Впервые за много лет я знаю, чего хочу. И не собираюсь отказываться.
Ваня взял куртку с вешалки. В кармане звякнули ключи от квартиры. Надо оставить их или взять с собой? Это же его дом... Но сейчас он здесь лишний.
— Увидимся, — сказал он и вышел.
За спиной раздался смех Андрея и тихий голос Нины: "Наконец-то..."
Лестница показалась бесконечной. На втором этаже Ваня остановился, прислонился к стене. Ноги подкашивались, в груди стучало сердце. Что теперь делать? Как жить дальше?
Дверь напротив приоткрылась, показалось лицо соседки Любы.
— Ваня? Ты чего тут стоишь?
— Да так... — он попытался улыбнуться. — Подышать вышел.
Люба вышла в коридор, закрыла за собой дверь.
— Ванечка, — она заговорила участливо. — Что случилось-то? Из-за этого типа что ли?
— Откуда ты знаешь?
— Так я же не слепая. Уже неделю вижу, как он к вам ходит. Когда тебя на работе нет. Думала, может, родственник какой...
— Нет. Не родственник.
Люба кивнула понимающе.
— Построил подъезд и решил жизнь тебе построить? Сволочь. Хочешь, чаю налью? Поговорим?
— Спасибо, Люб. Не надо. Я к сестре поеду.
— К тёте Наташе? — Люба поморщилась. — Она же тебя заклюёт. Вечно всех учит жить.
— Зато крыша над головой будет.
— Слушай, — Люба понизила голос. — А может, не стоит сдаваться? Побороться надо за жену. Мужчина должен бороться!
— За что бороться? — Ваня горько усмехнулся. — Она сама сказала — влюблена. В него, а не в меня.
— Влюблена... — Люба махнула рукой. — Это всё проходит. Дурман такой. А любовь настоящая — она навсегда.
— Не знаю, Люб. Не знаю ничего больше.
Он пошёл вниз, к выходу. На улице был тёплый майский вечер. Люди гуляли парами, дети играли во дворе. Обычная жизнь, в которую он больше не вписывался.
Двадцать два года вместе, и всё закончилось за один день. Ваня достал телефон, набрал номер сестры.
— Алло, Наташа? Это я... Можно к тебе приехать? Да, сейчас. Не по телефону... Расскажу, когда приеду.
Он положил трубку и медленно пошёл к автобусной остановке. Позади осталась жизнь. Впереди была неизвестность.
А в окне на четвёртом этаже силуэты обнимались при свете настольной лампы. Нина и её новая любовь. Её новая жизнь.
Неужели всё действительно кончено? — думал Ваня, садясь в автобус. И сам себе отвечал: Наверное, да. Наверное, кончено.
Но что-то внутри ещё теплилось. Маленькая искорка надежды, которую он пока не решался погасить окончательно.
Время покажет, — решил он. Время всё расставит по местам.
Автобус тронулся, увозя его в неизвестность.
— Ну что, Ванечка, допрыгалась твоя красавица? — тётя Наташа поставила перед ним тарелку борща и села напротив. — Я же говорила — следить за ней надо было. Такие бабы сами по себе не ходят.
Прошло уже три недели. Три недели Ваня жил в тесной однушке сестры, спал на диване и каждое утро ехал на работу, делая вид, что всё в порядке. Коллеги догадывались — слишком мрачным он стал, слишком молчаливым. Но никто не спрашивал напрямую.
— Наташ, не надо, — устало сказал Ваня. — Что случилось, то случилось.
— А я говорю — надо! — сестра стукнула ложкой по столу. — Сорок пять лет мужику, а он как мальчишка! Взял бы да и выгнал этого хахаля! Дом-то на тебя записан!
— Наташа...
— Нет, ты послушай! — она встала, начала ходить по кухне. — Ты же мужчина или кто? Жена с любовником в твоей кровати спит, а ты сидишь тут и носом сопливым водишь!
Ваня отложил ложку. Аппетита всё равно не было. Уже три недели еда казалась безвкусной, сон — тревожным, а дни — бесконечно долгими.
— Что мне делать-то? Силой её заставлять любить?
— Не заставлять, а бороться! — Наташа остановилась перед ним. — Ухаживать начни! Цветы дари, в рестораны води! Покажи, что ты лучше этого проходимца!
— Поздно уже, — Ваня покачал головой. — Видела бы ты, как она на него смотрит. Как будто впервые в жизни мужчину увидела.
— Дурман это! Пройдёт!
— А если не пройдёт?
Наташа села рядом, взяла его за руку.
— Ванечка, ты же хороший мужик. Надёжный, работящий. Таких теперь мало. Найдёшь ещё бабу, которая тебя оценит.
— Не хочу я другую, — тихо ответил он. — Я Нинку люблю. Всю жизнь любил.
— Любил, да не показывал, — вздохнула Наташа. — Вот и результат.
Зазвонил телефон. Ваня взглянул на экран — звонила Люба.
— Алло?
— Ваня, приезжай срочно! — голос соседки был взволнованным. — Тут такое творится!
— Что случилось?
— Да этот твой... Андрей-то! Совсем оборзел! Нину избил! Скорую вызывать пришлось!
Сердце ёкнуло.
— Как избил? Что ты говоришь?
— Да так! Пьяный пришёл, орал на всю коммуналку, а потом как заехал ей! Синяк под глазом — страшно смотреть!
Ваня вскочил с места.
— Я еду!
— Ванечка, — Наташа схватила его за рукав. — Не лезь. Ещё и тебе достанется.
— Отстань! — он вырвался и побежал к двери. — Это моя жена!
Ваня влетел в коммуналку как ураган. Дверь в их с Ниной комнату была приоткрыта, оттуда доносились голоса. Он ворвался внутрь — и застыл.
Нина сидела на кровати, к лицу прикладывала мокрое полотенце. Левый глаз был опухшим, губа разбита. Рядом стояла Люба с пузырьком йода.
— Нин... — Ваня сделал шаг к ней.
Она подняла голову. В глазах — стыд, боль, растерянность.
— Ванечка... — голос был охрипшим. — Ты не должен был приходить.
— Где он? — Ваня огляделся по сторонам. — Где этот...
— Ушёл, — Люба махнула рукой. — Как только полицию упомянула, сразу смылся. Трус паршивый.
Ваня подошёл ближе, присел рядом с Ниной.
— Больно?
Она кивнула, отвернулась.
— Не смотри на меня. Я же... я же страшная теперь.
— Не страшная, — он осторожно коснулся её руки. — Никогда ты не была страшной.
Нина всхлипнула.
— Ванечка... я такая дура. Такая дура...
— Тише, — он обнял её за плечи. — Всё будет хорошо.
— Нет, не будет! — она разрыдалась. — Я всё разрушила! Нашу семью, наш дом... Из-за чего? Из-за этого скота, который меня бьёт!
Люба тихонько вышла из комнаты, прикрыв за собой дверь.
— Нина, — Ваня гладил её волосы. — Расскажи, что случилось.
— Пришёл пьяный... — она говорила, всхлипывая. — Денег требовал. Сказал, что я ему должна. За что? За то, что он меня любит? А потом... потом начал орать, что я его не ценю, что избалованная... И ударил. Просто так ударил.
— Сволочь, — процедил Ваня сквозь зубы.
— А знаешь, что самое страшное? — Нина подняла на него глаза. — Когда он занёс руку, я подумала о тебе. О том, что ты никогда, слышишь, никогда пальцем меня не тронул. Даже когда злился.
Ваня почувствовал, как что-то сжимается в груди.
— Нин...
— Я хотела страсти, романтики... — она горько усмехнулась. — Получила. Теперь знаю, какая она, эта страсть. Синяками покрывает.
— Не все мужчины такие.
— Нет, — она покачала головой. — Не все. Ты не такой.
Они сидели в тишине. За окном начинало темнеть.
— Ванечка, — Нина взяла его за руку. — Прости меня. Прости за всё.
— Уже прощаю, — он сжал её пальцы. — Давно простил.
— Но я же тебя предала. Выгнала из дома. Привела сюда этого...
— Забудем, — он посмотрел ей в глаза. — Можем забыть и начать сначала?
— А ты сможешь? — она неуверенно спросила. — Сможешь забыть, что я была с другим?
Ваня долго молчал. Потом встал, подошёл к окну.
— Знаешь, что я понял за эти три недели? — он говорил, не оборачиваясь. — Что я тебя люблю. Не за что-то, а просто так. Любую — счастливую, несчастную, правую, виноватую. Это моя любовь, Нин. Моя, а не твоя заслуга.
— Ванечка...
— Но есть одно условие, — он повернулся к ней. — Больше никогда не говори, что я тебя не замечаю. Потому что я замечаю всё. И как ты утром кофе завариваешь, и как песенки напеваешь, когда думаешь, что я не слышу. И как грустишь, когда думаешь, что я не вижу.
Нина встала, подошла к нему.
— А ты... ты будешь цветы дарить?
— Буду, — он улыбнулся. — Каждую пятницу. Договорились?
— Договорились, — она прижалась к его плечу. — Только давай не каждую пятницу. Давай просто так. Когда захочется.
— Просто так, — он поцеловал её в макушку. — Просто потому что люблю.
Через полгода Люба говорила всем соседям, что Ваня с Ниной — самая счастливая пара в доме. Они ходили в театры, ездили на дачу, смеялись так громко, что было слышно через стену.
— Видать, нужно было им разлучиться, чтобы понять, что друг без друга никуда, — рассуждала она за чаем с тётей Наташей. — Беда их и сплотила.
— Ваня-то молодец, — соглашалась Наташа. — Простил, принял. Не каждый мужик на такое способен.
— Да и Нинка поумнела. Теперь мужа как за каменной стеной чувствует.
А Андрей? Андрей исчез из их жизни так же внезапно, как и появился. Поговаривали, что уехал в другой город. Нина ни разу не спросила о нём.
— Знаешь, — сказала она как-то Ване, когда они гуляли по вечернему парку. — Я поняла, в чём разница между влюблённостью и любовью.
— В чём же?
— Влюблённость — это когда хочется летать. А любовь — это когда есть куда приземлиться.
Ваня остановился, повернул её к себе.
— И где ты приземлилась?
— В твоих руках, — она улыбнулась. — Навсегда.
Он поцеловал её, и им показалось, что они снова молодые. Что вся жизнь впереди. Что они только начинают свою настоящую историю любви.
А может, так оно и было.