— Ну и дрянь же ты, Снежана! — выплюнула Зоя Федоровна, словно горькую полынь. — Как земля тебя носит!
Слова повисли в воздухе кухни, густом от запаха жареной картошки и накипевшей за годы злости. Снежана медленно отложила сковородку, не оборачиваясь. Плечи у неё напряглись, как у кошки перед прыжком.
— Повторите, Зоя Федоровна. Не расслышала.
Голос прозвучал тихо, слишком тихо. Даже свекровь поняла — это затишье перед бурей.
— Да что я, немая, что ли? — но в голосе старухи уже слышалась неуверенность. — Говорю — дрянь ты! Сына моего голодом моришь, дитя не накормишь...
Снежана повернулась. Лицо её было бледным, но глаза... глаза пылали.
— Забирайте своего ненаглядного сыночка назад, если вам не нравится, как я забочусь о нём, — произнесла она каждое слово, как удар молотка по наковальне.
За дверью послышались шаги. Влад вернулся с работы раньше обычного. Как всегда — некстати.
— Что за крики? — он остановился на пороге, оглядывая двух женщин своей жизни. Мать стояла у окна, вся взъерошенная, как рассерженная наседка. Жена — у плиты, прямая, как стрела.
— А вот спроси у своей благоверной! — Зоя Федоровна ткнула костлявым пальцем в сторону Снежаны. — Она меня из дома выгоняет!
Влад устало провёл рукой по лицу. Эта война длилась уже три года, с тех пор как мать переехала к ним после смерти отца. Три года ежедневных сражений за каждую мелочь.
— Снежана, что случилось?
Она смотрела на мужа долго, изучающе. Вот он стоит — высокий, когда-то красивый, а теперь просто усталый мужчина сорока двух лет. Работа, долги по кредиту, постоянные скандалы дома... Когда это всё началось?
— Твоя мамочка считает, что я плохо готовлю, — Снежана говорила ровно, но каждое слово отчеканивала. — Что плохо убираю, плохо слежу за детьми, плохо отношусь к тебе. Вопрос простой, Влад: либо она, либо я.
— Снежка, ну что ты...
— Не Снежка! — впервые за весь разговор она повысила голос. — Не смей меня так называть! Мне не пять лет!
Зоя Федоровна торжествующе усмехнулась:
— Вот, видишь, Владик? Какая она стала злая, агрессивная. С матерью мужа так разговаривать...
— С какой матерью? — Снежана шагнула к свекрови. — С той, что постоянно перекладывает мои вещи? Или с той, что говорит детям, что мама их плохая? А может, с той, что рассказывает соседкам, какая я ужасная хозяйка?
Воспоминания нахлынули волной. Первый год после переезда Зоя Федоровны. Как она "случайно" разбила любимую вазу Снежаны. Как переставляла мебель, когда молодых не было дома. Как сидела на кухне с соседкой тётей Верой и шёпотом обсуждала "современных жён".
— Мам, может, правда... — начал было Влад.
— Ах так! — старуха взвилась. — Значит, ты на её стороне! Родную мать предаёшь ради этой... этой...
— Договаривайте, — холодно предложила Снежана. — Интересно послушать.
В этот момент в кухню вбежала семилетняя Дашка, дочка Снежаны от первого брака. Девочка сразу почувствовала напряжение и прижалась к маме.
— Что вы кричите? Мне страшно.
Зоя Федоровна посмотрела на ребёнка с плохо скрытым раздражением. Эта девчонка всегда напоминала ей о том, что Снежана была замужем до её сына.
— Бабушка Зоя опять сердишься на маму? — тихо спросила Дашка.
— Не бабушка тебе я! — огрызнулась старуха. — Я тебе никто!
Всё. Снежана почувствовала, как внутри что-то окончательно переключилось. Детей трогать нельзя.
— Влад, — она повернулась к мужу, — у тебя есть десять минут, чтобы решить. Либо твоя мать убирается из моего дома, либо убираемся мы с Дашкой.
— Снежана, не надо ультиматумов...
— Это не ультиматум. Это констатация факта.
Она взяла дочку за руку и пошла к выходу из кухни.
— Я буду в спальне паковать вещи. Если через десять минут ничего не изменится — мы уходим к Милане.
Дверь за ними закрылась тихо, но это было громче любого хлопка.
В кухне повисла тишина. Зоя Федоровна торжествующе смотрела на сына:
— Ну вот, видишь? Показала наконец своё истинное лицо! Угрожает, шантажирует...
Влад молчал. В голове проносились картинки: как Снежана три года назад согласилась принять его мать после смерти отца. Как первые месяцы пыталась наладить отношения. Как постепенно гасла её улыбка, когда она заходила домой после работы.
— Мам, а может, ты действительно...
— Что — я?! — взвилась старуха. — Я что, виновата, что твоя жена истеричка? Что характер у неё скверный?
— Мам, но ты же правда постоянно её критикуешь.
— А что, нельзя замечание сделать? Она же хозяйка никудышная! Вон, суп вчера пересолила, бельё не так развесила...
Влад вдруг отчётливо понял: мать не изменится. Никогда. Для неё любая женщина рядом с сыном — конкурентка.
Из спальни доносились звуки — Снежана действительно собирала вещи.
— Мам, — он посмотрел на старуху, — думаю, тебе лучше пожить у дяди Вити. Пока всё не уладится.
— Что?! — Зоя Федоровна побледнела. — Ты меня выгоняешь?
— Я предотвращаю развод.
— Владик, родненький, не делай этого! Я же мать твоя! Я тебя растила, в люди вывела...
— И за это я тебе благодарен. Но жить мы больше вместе не сможем.
Он развернулся и пошёл в спальню. Снежана складывала в сумку детские вещи. Плечи у неё дрожали.
— Не уходи, — тихо сказал он.
Она не обернулась.
— Она остаётся?
— Нет. Завтра отвезу к дяде Вите.
Снежана медленно выпрямилась. В отражении зеркала он видел её лицо — усталое, постаревшее за эти три года.
— Влад, это навсегда?
— Да.
Она кивнула и начала вынимать вещи обратно из сумки.
Из кухни доносился плач Зоя Федоровны и её причитания. Но Влад не шёл туда. Он смотрел на жену и понимал: чуть-чуть ещё — и потерял бы самое дорогое.
— Мам! — в спальню заглянула Дашка. — А бабушка Зоя больше не будет жить с нами?
— Нет, солнышко. Не будет.
— А почему она плачет?
Снежана присела рядом с дочкой:
— Потому что взрослые иногда не умеют договариваться.
— А мы с папой Владом остаёмся?
— Остаёмся.
Девочка кивнула и убежала. А Снежана всё сидела на кровати, глядя в никуда. Три года войны закончились. Но почему победа ощущалась так горько?
На следующий день дядя Витя приехал за Зоей Федоровной. Старик был мудрый, сразу всё понял.
— Зоечка, — сказал он сестре, — пора тебе жить своей жизнью. А молодым — своей.
Снежана проводила свекровь до машины. На прощание старуха прошипела:
— Всё равно он ко мне вернётся. Сын мать не бросит.
— Не вернётся, — спокойно ответила Снежана. — Потому что я больше не позволю выбирать между нами.
Машина уехала. Влад обнял жену за плечи.
— Не сожалеешь? — спросила она.
— О чём?
— Что выбрал меня.
— Я выбрал семью, — тихо сказал он. — Нашу семью.
Вечером, когда Дашка легла спать, они сидели на кухне и пили чай. Молча. Было о чём подумать. Три года — это много или мало? Можно ли вернуть то доверие, ту близость, которая была до войны?
— Снежана, — вдруг сказал Влад, — прости меня. За то, что так долго не мог определиться.
Она посмотрела на него. В глазах больше не было той злости, что горела утром.
— Знаешь, — сказала она, — я думала сегодня... Может, это и к лучшему. Теперь я точно знаю: когда дело доходит до главного, ты на моей стороне.
— Всегда буду.
— Посмотрим, — улыбнулась она первый раз за много месяцев. — Посмотрим.
За окном садилось солнце. В доме наконец-то стало тихо. Не той напряжённой тишиной, что бывает перед скандалом, а просто... тихо. Как должно быть в семье.
Утром Снежана проснулась и не услышала привычного бурчания из комнаты свекрови. Не услышала замечаний по поводу завтрака. Не почувствовала на себе недовольного взгляда.
Странно. После трёх лет войны мир казался каким-то неправильным.
Но когда она увидела, как Дашка спокойно ест кашу, не оглядываясь испуганно на дверь, поняла: правильным может быть только мир. Всё остальное — от лукавого.
Телефон зазвонил, когда Влад собирался на работу.
— Алло, Снежана? — голос подруги Миланы звучал взволнованно. — Что у вас там случилось? Вся улица слышала вчера крики!
— Всё хорошо, Милочка. Теперь всё хорошо.
— А Зоя Федоровна?
— Переехала к дяде Вите. Навсегда.
В трубке повисла пауза.
— Ты серьёзно?
— Абсолютно.
— Слава богу! — выдохнула подруга. — А то я уже думала, вызывать ли полицию...
Снежана засмеялась. Как давно она не смеялась!
— Не надо полицию. Теперь у нас дома будет тихо.
Когда она положила трубку, Влад обнял её со спины.
— Жалеешь? — спросила она.
— О чём?
— Что три года потеряли.
— Не потеряли, — тихо сказал он. — Научились ценить мир.
Она прислонилась к нему спиной. Да, мир — это то, что нужно беречь. И защищать. Даже от самых близких людей.
За окном пели птицы. Дашка собирала портфель в школу. Влад целовал жену на прощание.
Обычное утро обычной семьы.
Наконец-то.
Прошло полгода
Снежана стояла у окна, наблюдая, как Дашка играет во дворе с соседскими детьми. Девочка смеялась — звонко, беззаботно. Так, как не смеялась целых три года.
— О чём думаешь? — Влад обнял её за талию.
— О том, что мы правильно сделали.
— Сомневалась?
— Иногда. Особенно когда ты после работы грустный приходишь.
Влад вздохнул. Да, с матерью они теперь виделись редко. Только по большим праздникам, и то у дяди Вити. Зоя Федоровна держалась холодно, всё ещё надеясь, что сын "образумится".
— Знаешь, — сказал он, — вчера Милана встретила меня у магазина.
— И что?
— Сказала, что ты как будто помолодела на десять лет.
Снежана усмехнулась:
— Милка всегда была льстецом.
— Но она права. Ты стала другой.
Да, она чувствовала это сама. Вернулась лёгкость в движениях, желание что-то планировать, мечтать. Страх исчез — тот постоянный страх сделать что-то не так, вызвать очередную волну критики.
Телефон зазвонил резко, нарушив тишину.
— Владик? — голос матери звучал непривычно робко. — Можно, я приду? Хочется внучку увидеть...
Влад посмотрел на жену. Снежана кивнула.
— Приходи, мам. Но только...
— Знаю, знаю. Я буду хорошо себя вести.
Через час Зоя Федоровна стояла на пороге с букетом цветов и тортом. Выглядела растерянно, совсем не так грозно, как раньше.
— Снежаночка, — сказала она тихо, — прости меня. Я... я не хотела всё так запустить.
Снежана смотрела на свекровь долго. Эта старая женщина вдруг показалась ей не врагом, а просто одинокой матерью, которая боялась потерять сына.
— Проходите, Зоя Федоровна. Чай будете?
— Буду. Спасибо.
Дашка вбежала с улицы, увидела бабушку и замерла.
— Бабушка Зоя? А ты больше не будешь на маму кричать?
Старуха присела перед девочкой:
— Не буду, солнышко. Обещаю.
— А жить с нами не будешь?
— Нет. У меня теперь свой дом.
— Тогда хорошо, — серьёзно кивнула Дашка. — Можно тебя иногда навещать?
— Конечно, можно.
За чаем Зоя Федоровна рассказывала про дядю Витю, про свой маленький огородик, про соседку, с которой подружилась. Говорила осторожно, стараясь не задеть.
— А как дела на работе, Снежаночка?
Снежана удивилась — свекровь впервые за все годы спросила о её работе.
— Хорошо. На повышение выдвинули.
— Молодец. Ты способная женщина.
Влад едва не подавился чаем. Мать хвалила Снежану? Чудеса.
Когда Зоя Федоровна собиралась уходить, она подошла к Снежане:
— Я поняла, что была неправа. Совсем неправа. Ты хорошая жена моему сыну. И мать хорошая.
— Спасибо, — тихо ответила Снежана.
— Можно... можно я буду иногда приходить? Не жить, а просто в гости?
— Конечно.
После её ухода Влад долго молчал.
— Не ожидал, — признался он наконец.
— А я — ожидала, — улыбнулась Снежана. — Просто нужно было время. И расстояние.
— Думаешь, всё наладится?
— Думаю, мы повзрослели. Все.
Вечером, когда Дашка легла спать, они сидели на диване и смотрели старые фотографии. Вот их свадьба — Снежана в белом платье, Влад в строгом костюме, счастливые и влюблённые. А вот день рождения Дашки в новой семье — девочка дует свечки, а они стоят рядом, обнявшись.
— Знаешь, о чём я думаю? — сказала Снежана.
— О чём?
— О том, что мы прошли испытание. И выдержали.
— Не все пары это выдерживают.
— Мы — выдержали. Значит, мы сильнее, чем думали.
Влад поцеловал жену в висок.
— Я люблю тебя.
— И я тебя люблю.
Простые слова. Но за ними стояло столько всего — три года войны, боль, обиды, и наконец — мир. Настоящий мир, заработанный и выстраданный.
За окном наступала летняя ночь. В доме было тихо и спокойно. Дашка сопела в своей кроватке, привыкнув не бояться резких голосов.
А в большой спальне муж и жена строили планы на завтра, на следующий месяц, на годы вперёд. Потому что теперь они знали точно — их семья выдержит всё.
И это знание было дороже любых сокровищ.