Хрустальная ваза — свадебный подарок от маминой сестры — лежала в осколках у входной двери. Оксана смотрела на сверкающие обломки и чувствовала, как внутри нее что-то окончательно щелкает, словно выключатель терпения.
— Милый, больше никаких твоих родственников в моем доме! — голос ее звучал тише обычного, но в этой тишине крылась буря. — Если примешь, укатишься вместе с ними.
Гена замер в дверях кухни с чашкой в руке. За его спиной слышался довольный смех тети Вики, которая явно считала произошедшее забавным недоразумением.
Все началось три дня назад
Оксана помнила каждую деталь того утра — как заваривала кофе в своей любимой турке, как планировала провести выходные в тишине и покое. Гена читал новости на планшете, изредка хмыкая от прочитанного. Обычное субботнее утро семейной пары, которая наконец-то научилась ценить простые радости.
И тут зазвонил телефон.
— Геночка, дорогой! — голос тети Вики пронзил утреннюю тишину даже через динамик. — Мы с Мишей решили к вам в гости! Уже в поезде сидим!
Оксана видела, как лицо мужа стало бледнеть. Тетя Вика — младшая сестра его покойного отца — была силой природы. В свои шестьдесят два она могла дать фору любому ураагану. А Миша — ее сын, тридцатилетний великовозрастный младенец, который до сих пор считал, что мир ему что-то должен.
— Но тетя Вик, мы не готовы... — начал было Гена.
— Ерунда! Родственники не готовятся, они просто приезжают! Встречайте через четыре часа!
Гудки. Тишина. Оксана медленно поставила турку на плиту.
— Ты мог бы сказать "нет", — произнесла она, не оборачиваясь.
— Она уже в поезде... — Гена пожал плечами с видом приговоренного к казни.
— Да, конечно. А мы, значит, обязаны бросить все и устраивать прием.
Почему он всегда такой? — думала Оксана, с силой размешивая кофе. Почему не может просто сказать: "Извини, тетя, но сейчас неудобно"?
Тетя Вика вваливалась в дом как торнадо. Маленькая, полная женщина с копной крашеных рыжих волос и голосом, который слышали, вероятно, в соседних подъездах.
— Ой, как тут у вас... скромненько, — первое, что она сказала, окидывая взглядом прихожую. — А я думала, Геночка уже разбогател! Ну ничего, мы сейчас тут порядок наведем!
За ней тащился Миша с тремя огромными сумками и видом человека, который привык к тому, что за него все решают. Высокий, рыхлый, с начинающейся лысиной и вечно недовольным выражением лица.
— Здравствуйте, — кивнул он Оксане, даже не попытавшись скрыть, что оценивает квартиру примерно так же, как его мать.
— Миша устал с дороги, ему надо отдохнуть, — объявила тетя Вика, хозяйским жестом указывая на диван в гостиной. — А я пока посмотрю, что у вас тут с хозяйством. Женщина в доме должна быть хозяйкой! Оксаночка, покажи кухню.
Оксаночка? Оксана вскинула бровь. За двадцать лет знакомства с семьей мужа тетя Вика ни разу не называла ее по имени правильно. То Оксаночка, то Ксюша, то вообще "эта, как ее".
На кухне началось. Тетя Вика открывала шкафчики, заглядывала в холодильник, качала головой.
— Ой-ой-ой, как же вы тут живете? Где соленья? Где компоты домашние? — она доставала банки и переставляла их местами. — А специи где нормальные? Это что за химия?
— Это орегано, — терпеливо объяснила Оксана. — Итальянские травы.
— Фу, заграничная дрянь! У меня дома все свое, с огорода. Завтра же пойдем на рынок, купим нормальных продуктов. А то Миша у меня аллергик, ему можно не все.
Оксана сжала зубы. У Миши аллергия только на работу, — подумала она, но промолчала.
— А спать мы где будем? — поинтересовалась тетя Вика.
— У нас есть раскладушка... — начала Оксана.
— Раскладушка?! — взвизгнула гостья. — Для Миши? Да вы что! У него больная спина! Нет, мы в вашей спальне будем, а вы на диване как-нибудь. Молодые, перебьетесь.
К вечеру первого дня Оксана поняла, что попала в ад. Тетя Вика командовала кухней, перемывала всю посуду: "А вы и мыть-то не умеете!", переставляла мебель: "Телевизор не на том месте стоит!" и комментировала каждое действие хозяев дома.
Миша разлегся на диване и включил футбол на полную громкость. На замечание Оксаны о том, что соседи могут пожаловаться, он лишь хмыкнул:
— А пусть привыкают. Я же не каждый день приезжаю.
Гена... Гена словно растворился. Он кивал на все требования тети, соглашался, улыбался натянуто и избегал взгляда жены.
— Геночка, — пропела тетя Вика, когда они ужинали, — а помнишь, как в детстве я тебе пирожки пекла? Вот завтра испеку! Только муку нормальную купить надо, а не эту магазинную труху.
— Тетя Вик, у нас мука хорошая... — робко заметил Гена.
— Ерунда! Оксаночка просто не разбирается в продуктах. Это видно. Я научу ее готовить как положено. А то Геночка у нас совсем исхудал!
Оксана взглянула на мужа. Исхудал? Гена за последние годы заметно поправился, что его, впрочем, не беспокоило. Но сейчас он сидел, покорно кивая и улыбаясь.
Кто это? — подумала она, глядя на человека, с которым прожила в браке восемнадцать лет. Где мой муж, который умеет постоять за себя и за меня?
Второй день стал еще тяжелее. Тетя Вика устроила генеральную уборку.
— Оксаночка, ты как пыль вытираешь? Не так! Вот смотри! — Она отобрала у хозяйки дома тряпку и принялась демонстрировать "правильную" технику уборки.
Миша тем временем обнаружил коллекцию дисков Гены.
— Дядь Ген, а можно я себе парочку возьму? А то у меня плеер сломался.
— Конечно, бери, — кивнул Гена.
— Это редкие записи! — не выдержала Оксана. — Гена их годами собирал!
— Ну и что? — удивился Миша. — Дядька же не жадный. Правда, дядь Ген?
Гена промолчал. Оксана видела, как он смотрит на свои диски, которые Миша запихивал в сумку, и понимала — ему жалко. Но он молчал.
А потом тетя Вика заявила, что нужно переставить мебель в гостиной.
— Вот диван сюда, кресло туда, а стол к окну. Так уютнее будет!
— Но нам нравится, как есть, — попыталась возразить Оксана.
— Ерунда! Просто привыкли к неправильному. Женщина должна уметь создавать красоту! Геночка, помоги нам мебель передвинуть.
И он помог. Молча, покорно, не глядя на жену, которая стояла и смотрела, как ее дом превращается в чужое пространство.
Вечером, когда "гости" наконец угомонились, Оксана подошла к мужу.
— Гена, мне не нравится, что происходит.
— Что именно? — он не отрывался от телефона.
— Они ведут себя как хозяева. В нашем доме!
— Ну, тетя Вика всегда была... активной. Потерпим пару дней.
— Пару дней?! А сколько они собираются гостить?
Гена пожал плечами.
— Не знаю. Не спросил.
Не спросил. Оксана почувствовала, как внутри нее поднимается волна раздражения. Конечно, не спросил. Зачем? Ведь мне придется с этим разбираться.
Третий день начался с того, что тетя Вика объявила о планах на неделю.
— Сегодня идем на рынок, завтра к врачу с Мишей записываемся — у него тут зуб заболел, послезавтра в банк — нужно карточку оформить, а там видно будет. Может, еще недельку погостим. А что? Хорошо же нам у вас!
— Недельку?! — вырвалось у Оксаны.
— А что такого? Родственники приезжают не каждый день! Надо пообщаться, душой поговорить.
Душой поговорить — пока что общение свелось к сплошным указаниям и критике. Оксана поняла, что на пределе.
А потом случилось то, что переполнило чашу терпения.
Тетя Вика решила приготовить обед по своему рецепту. Она выкинула продукты, которые собиралась готовить Оксана: "Эта дрянь никуда не годится!", заняла всю кухню и начала творить. Творила она с размахом — мука летела во все стороны, посуда громыхала, специи рассыпались.
— Оксаночка, подай тарелку! Нет, не эту, белую! Да не эту же, большую белую! — командовала она, размахивая половником.
Оксана покорно исполняла приказы, чувствуя себя прислугой в собственном доме. А потом тетя Вика потребовала хрустальную салатницу.
— Только в хрустале подавать можно! А то все впечатление испортите!
— Это мамина салатница, — сказала Оксана. — Она очень дорога мне как память.
— Ерунда! Посуда для того и создана, чтобы ею пользоваться! А не в серванте пыль собирать!
Оксана принесла салатницу. Тетя Вика схватила ее жирными руками, не утруждая себя их вытереть.
— Ой, скользкая какая!
Хрусталь выскользнул из ее рук и разбился о кафельный пол.
— Ой, извини, Оксаночка! — беззаботно рассмеялась тетя Вика. — Ну, бывает! Зато теперь не будешь переживать, что разобьется!
И она засмеялась. Засмеялась над разбитой памятью о маме, над болью в глазах Оксаны, над тем, что только что сделала.
Миша, проходивший мимо кухни, тоже хихикнул:
— Мамуль, ты как всегда!
А Гена... Гена стоял в дверях и молчал. Просто молчал, глядя на осколки.
Вот тогда-то что-то и щелкнуло внутри Оксаны. Тихо, но окончательно.
Она подняла глаза на мужа, потом на гостей, улыбнулась странной, холодной улыбкой и произнесла:
— Все. Хватит.
Голос у нее был тихий, но в доме вдруг стало очень тихо. Даже тетя Вика перестала смеяться.
— Собирайте вещи, — продолжила Оксана, по-прежнему не повышая голоса. — Сейчас же. И убирайтесь из моего дома.
— Оксаночка, ты что? — попыталась встрепенуться тетя Вика. — Это же случайность!
— Случайность? — Оксана наклонилась и подняла один осколок. — А это? — она показала на разгромленную кухню. — А это? — кивнула в сторону переставленной мебели. — А это? — посмотрела на сумку Миши с дисками.
— Но мы же родственники! — возмутился Миша. — Дядь Ген, ты что молчишь?
Оксана повернулась к мужу.
— Да, Гена. Ты что молчишь?
В глазах у нее не было слез. Не было крика. Была только холодная решимость человека, который наконец понял, чего стоит.
— Оксан, может, не стоит... — начал Гена.
— Стоит, — перебила она. — Очень стоит. Я восемнадцать лет была хорошей женой. Принимала твоих родственников, терпела их выходки, молчала, когда они меня оскорбляли. Больше не буду.
— Да мы тебя не оскорбляли! — завопила тетя Вика. — Мы хотели помочь!
— Помочь? — Оксана засмеялась. — Переставить мою мебель — это помочь? Выкинуть мои продукты — помочь? Разбить мамину салатницу — помочь?
— Ну, это же мелочи!
— Для вас — мелочи. Для меня — моя жизнь, мой дом, моя память. И я больше не позволю никому это топтать.
Она обернулась к мужу:
— Гена, у тебя есть выбор. Либо они уезжают прямо сейчас, либо уезжаешь с ними. Решай.
— Оксан, ты не можешь меня заставлять выбирать между тобой и семьей!
— Не заставляю. Предлагаю. Я — твоя семья или они? Я — твоя жена, с которой ты прожил восемнадцать лет, или тетя, которая видит тебя раз в пять лет?
Гена молчал. Долго молчал, переводя взгляд с жены на родственников.
— Они же в гостинице заночевать могут, — пробормотал он наконец.
— Нет! — взревела тетя Вика. — Я к племяннику приехала, а не в гостиницу! Геночка, ты что, против родной тети?
— Я не против, но...
— Никаких "но"! — Оксана подняла руку. — Решение за мной. Мой дом — мои правила. Собирайтесь и уезжайте. Сейчас же.
Она повернулась и пошла к входной двери, демонстративно открыла ее.
— Выход там.
Сборы заняли полчаса. Полчаса воплей, упреков, попыток надавить на жалость.
— Геночка, ты же не позволишь так с тетей поступать! — плакала тетя Вика, набивая сумки.
— Дядь Ген, у меня билет только на завтра! — ныл Миша.
— Оксан, может, до завтра...— умолял Гена.
— Нет, — отвечала она на все. — Сейчас.
Когда дверь за ними закрылась, в квартире стало удивительно тихо. Оксана прислонилась спиной к двери и закрыла глаза.
— Они в гостинице переночуют, — сказал Гена. — Завтра уедут.
— Хорошо.
— Ты была слишком жестокой.
Оксана открыла глаза и посмотрела на мужа.
— А ты был слишком трусливым.
— Это моя родня!
— А я — твоя жена. Была. До сегодняшнего дня.
— Что ты имеешь в виду?
Оксана вздохнула. Устала. Очень устала.
— Я имею в виду, что ты никогда не сможешь сказать "нет" даже тогда, когда на твоих глазах меня будут унижать.
— Оксан...
— Тише. Я не закончила. — Она прошла в гостиную, начала расставлять мебель обратно. — Ты знаешь, что меня больше всего поразило? Не то, что твоя тетя ведет себя как свинья. Не то, что твой кузен — избалованный маменькин сынок. А то, что ты позволил им это делать.
Гена помогал передвигать диван, но молчал.
— Когда она критиковала мою готовку — ты молчал. Когда он забрал твои диски — ты молчал. Когда она разбила мамину салатницу — ты тоже молчал. И знаешь что? Молчи дальше.
— Что ты хочешь сказать?
— Я хочу сказать, что с завтрашнего дня ты будешь жить один. Пока не научишься быть мужчиной.
Она уехала к подруге в тот же вечер. Взяла сумку с самым необходимым и ушла, не хлопнув дверью, не устроив сцены. Просто ушла.
Гена звонил каждый день. Сначала возмущенно требовал вернуться ("Ты ведешь себя как ребенок!"), потом умолял ("Я же не виноват, что они такие!"), потом обещал ("Больше никого не приглашу!").
— Дело не в том, что ты их не пригласишь, — сказала она во время одного из разговоров. — Дело в том, что ты не смог за меня постоять.
— Но они же родственники!
— А я кто?
— Ты... ты моя жена.
— Была. И если когда-нибудь захочешь, чтобы снова стала — научись об этом помнить. Когда твоя тетя в следующий раз будет учить меня жить — ты скажешь ей, что у меня есть муж, который меня любит и защищает. Когда твой кузен решит, что может взять мои вещи — ты объяснишь ему, что в этом доме он гость. А пока что...
— Пока что?
— Пока что живи с ними. Раз они тебе дороже.
Прошло три месяца
Гена приехал к ней на работу в пятницу вечером. Постарел, похудел, выглядел уставшим.
— Тетя Вика звонила, — сказал он без предисловий. — Хочет на Новый год приехать.
— И?
— И я сказал ей, что мы будем встречать Новый год вдвоем. С тобой. И никого больше не будет.
— А если я не вернусь?
— Тогда я буду встречать его один. Но больше никого. Никого, кто может обидеть мою жену.
Оксана посмотрела на него внимательно.
— Твою жену?
— Мою жену. Которую я очень глупо потерял и очень сильно хочу вернуть.
Она молчала и пристально смотрела на Гену.
— Оксан, — он взял ее за руки, — я понял. Наконец-то понял. Ты не просто женщина, которая готовит мне ужин и стирает рубашки. Ты — мой человек. Самый важный человек в моей жизни. И если кто-то тебя обижает — он обижает меня.
Она улыбнулась впервые за три месяца.
— Хорошие слова, Гена. Но знаешь что? Если тетя Вика еще раз появится в нашем доме без приглашения...
— Она встретится с закрытой дверью.
— А если Миша решит, что может взять наши вещи?
— Он узнает, что такое "частная собственность".
— А если ты снова начнешь молчать, когда меня оскорбляют?
Гена помолчал, потом сказал:
— Тогда ты будешь права, если уйдешь навсегда. Потому что мужчина, который не защищает свою женщину, не заслуживает ее.
Оксана кивнула.
— Тогда поехали домой. У нас новогодний стол накрыт. Для двоих.
Тетя Вика действительно звонила в декабре. Два раза. После второго звонка Гена отключил ее номер.
— Она обиделась, — сказал он Оксане за новогодним столом.
— Пусть обижается.
— Не переживаешь?
— За что? За то, что наконец-то в нашем доме живем мы? Нет, не переживаю.
Она подняла бокал:
— За нас. За то, что мы наконец-то стали семьей.
— За нас, — согласился Гена. — И за то, что я наконец-то стал твоим мужем.
За окном падал снег, в доме горели свечи, и все было так, как должно быть. Тихо, уютно, спокойно.
Их дом. Их правила. Их жизнь.
А разбитую хрустальную салатницу Оксана так и не заменила. Вместо нее в серванте теперь стояла простая стеклянная — купленная вместе с мужем, который наконец-то научился говорить "нет" тем, кто хочет диктовать им, как жить.