Очередной вечерний поезд, маршрут «Москва — Казань». Купейный вагон, середина недели. Я ехала домой после командировки, с тяжёлым рюкзаком за спиной и мыслью только об одном: наконец-то вытянуть ноги.
Место у меня было отличное — нижняя полка, брала заранее, заплатила немного больше, чтобы не карабкаться наверх и не висеть на лестнице с ноутбуком в зубах.
Я пришла одной из первых. Переобулась, разложила плед, приготовила бутылку воды. Осталось только лечь и забыться под ритм колёс.
И тут зашла она. Девушка лет тридцати, симпатичная, в спортивном костюме, волосы собраны в хвост. Она обвела взглядом купе, потом на меня:
— Извините… А вы на нижней?
— Да. А что?
— Просто… я, эээ… — она запнулась, потом сжала губы и приложила руку к животу, — я в положении. Небольшой срок. Очень плохо переносится верхняя полка. Можно… поменяться?
Говорила она не нагло, без нажима, скорее тихо и будто смущённо. Я опешила.
Реакция была почти автоматическая:
— Конечно. Если вам так будет лучше…
— Спасибо вам большое! — сразу оживилась она. — Вы — золотой человек, правда.
Я поднялась, стала перетаскивать вещи наверх. Она ловко заняла моё место, устроилась с телефоном, разложила подушку.
Я думала, сделала доброе дело.
Но очень скоро пойму: меня развели — причём без стыда.
Что-то тут не вяжется с беременностью
Сверху было неудобно. Вентиляция дуло прямо в лицо, полка жесткая, спина начинала ныть, но я держалась: ну а что, человек в положении, я не бездушная.
Но чем дальше мы ехали, тем больше что-то начинало скрипеть — не в купе, а в голове.
Девушка снизу не выглядела как та, кто мучается токсикозом или животом. Она беспрестанно смеялась в телефон, переписывалась с кем-то, крутилась, пила сладкую газировку, закидывалась чипсами.
На остановке, когда проводница открыла дверь, она вышла в майке и шортах, бегом метнулась к ларьку за кофе и вернулась с мороженым. Ни медлительности, ни осторожности — бодрая такая "в положении".
Я наблюдала сверху и всё сильнее чувствовала себя дурой.
Особенно когда она сказала кому-то по телефону:
— …да нет, нормально устроилась! Полка снизу — супер! Ха-ха, да… просто сказала, что мне тяжело наверху — и она сама полезла. Люди добрые, чё!
У меня мороз пошёл по спине.
Я вслушалась.
— …нет, ты чё! Да не беременна я, ты чё! Зачем мне это? Просто видела, что она одна, интеллигентная такая, с ноутбуком. Ну, я и прикинулась. Это ж проще, чем наверх скакать.
Тут у меня всё внутри оборвалось.
То есть… я отдала место, поверила, а меня просто использовали. Как наивную. Как безотказную.
Добро с характером
Я лежала на верхней, сжав зубы. Было обидно, мерзко и — самое главное — глупо. Меня не просто обманули. Меня проверили на прочность, и я с треском сдалась, даже не усомнившись.
Минут через пятнадцать я спустилась вниз, якобы за бутылкой воды. Девушка говорила по телефону и, завидев меня, притихла. Глаза — без смущения. Улыбнулась:
— Ну как вы там, наверху?
— Жарко. И тесно. — Я смотрела прямо в глаза. — Знаете, у меня колено прооперировано. И я выбрала нижнюю полку не от хорошей жизни.
Она на секунду напряглась, но быстро собралась:
— Ой… простите, я правда не знала. Мне просто сверху тяжело…
— Как и с мороженым на платформе? Или с чипсами и газировкой? Или с тем, что вы только что хихикали по телефону, что «прикинулись»? Вы так это называли?
Пауза.
Она поёрзала, но не ответила.
Тогда я спокойно добавила:
— У вас есть два варианта. Либо вы сейчас же освобождаете нижнюю полку, как порядочный человек. Либо мы идём к проводнице и разбираемся официально. Учитывая, что вы, мягко говоря, вводили в заблуждение, это может обернуться не в вашу пользу.
— Ну чего вы так? — наконец выдала она с кислой миной. — Просто хотела поудобнее. Что в этом такого?
— В этом — враньё. А за враньё люди иногда получают обратно — в той же форме, в которой отдали.
Она повздыхала, но собрала плед и подушку.
— Ладно-ладно. Забирайте свою полку, коль такая принципиальная.
— Не принципиальная. Просто я тоже умею говорить “нет”, когда пойму, что меня держат за глупую.
Уступить полку — одно. Уступить уважение — никогда
Я вернулась на свою нижнюю полку и сразу почувствовала, насколько это важно: не только физически, но и морально. Я вернула себе не просто удобство, а уважение к себе.
Обманщица тем временем взобралась наверх с театральными вздохами и громким постаныванием:
— Ай, ну конечно. Теперь мне тут плохо, но кого это волнует... Только себя все любят…
Я не реагировала. Но она на этом не остановилась.
Через полчаса с верхней полки начала капать вода — оказалось, она «случайно» пролила свою газировку, пока «доставала телефон». Я молча вытерла пятно со своей сумки.
— Ой, ну извините, — громко сказала она. — Я же не нарочно, конечно. Это же не повод жаловаться, правда?
Потом она начала активно шуршать пакетами. В два часа ночи. Потом включила яркий свет на телефоне и якобы «искала таблетку от головы». А в четыре — звонок.
— Ага, да, я еду! Представляешь, нижнюю полку всё-таки пришлось отдать! — говорила она вслух, явно на публику. — Ничего, я ей завтра какао на голову вылью — шутка, конечно, ха-ха!
Соседи начали коситься. Один мужчина с полки напротив выглянул:
— Девушка, вы можете вести себя тише? Люди спят.
— Я не с вами разговаривала, — отрезала она. — Это вообще не ваше дело.
Я села, включила ночник и спокойно сказала:
— Пожалуйста, продолжайте. Каждое ваше слово — просто наглядное пособие, почему никто больше не поверит словам “я в положении” от незнакомки в поезде.
Тишина.
Она замолчала. И до утра больше ничего не капало, не шуршало, не вибрировало.
Точка прибытия — точка прощания
Утро. Поезд неспешно катится к конечной станции. Пассажиры шевелятся, достают вещи, складывают бельё.
Я уже встала, переоделась и спокойно пью чай, глядя в окно. В купе тишина. Она всё ещё наверху, демонстративно молчит, но по её резким движениям понятно — кипит.
Спускаясь, она чуть не наступает мне на ногу.
— Простите, — бросает без интонации.
— Принято, — говорю я. — Искренность не обязательна, но попытка зачтена.
Она замерла.
— Вы вообще человек неприятный, если честно. С виду нормальная, а внутри — злоба.
Я повернулась к ней медленно:
— А вы — обманщица. С виду милая, а внутри — пустота, которую прикрывают чужими уступками.
Она резко отвернулась, что-то буркнула и выскочила в коридор.
Я больше её не видела.
Но позже, уже на перроне, ко мне подошла проводница:
— Девушка, та с верхней полки — она ведь просила у вас полку, да?
— Просила.
— А вы вернули своё?
— Вернула.
Она усмехнулась:
— Молодец. Мы её запомнили. Не первый раз врёт. Обычно стыдно становится — но не ей.
А вы все правильно сделали. Такие уступки потом долго отзываются. Сначала полкой, потом — самоуважением.