Поезд до Анапы, вечер, купейный вагон. Я — женщина лет тридцати, билеты покупала заранее, специально выбрала нижнюю полку. После напряжённой недели хотелось просто ехать в тишине, вытянуть ноги и не думать ни о чём.
Зашла в купе — там уже сидели мужчина и женщина, примерно моего возраста, с бодрым загаром и косыми переглядами. Они устроились как положено: его ноги вытянуты на нижней полке, у неё — кружка с газированным напитком в руках, и печенье на столике, будто из дома.
— Здравствуйте, — вежливо сказала я, поставив сумку.
— О, привет! — мужчина тут же улыбнулся. — А вы, наверное, на верхнюю, да?
Я удивилась:
— Нет, у меня нижняя. Полка 17.
Он хмыкнул, обернулся к спутнице:
— Ну вот, говорю же — сейчас начнётся.
Повернулся ко мне снова:
— Просто… ну, мы уже устроились. У неё верхняя, но укачивает. А я на своей. А вы — если не сложно… может, поменяемся?
Женщина сжалась в плечах и выдала хрипловатым голосом:
— Простите. Просто у меня панические атаки и морская болезнь, если наверху ехать. Реально тяжело.
Сказано было без нажима, но с подчёркнутым страданием. И ещё — с оттенком: «Вы же не будете бессердечной, правда?»
Я замерла. На мне был рюкзак, в руках — пакет с едой. Я только вошла.
И в этот момент почувствовала, что нижнюю полку я уже теряю.
Место уступают, а не отжимают
Я стояла с билетом в руках, рюкзаком за спиной и полной уверенностью, что нижняя полка — моя по праву. Я ведь не на шару ехала, а заранее выбирала место, переплачивала, учитывая колено, которому не понравится карабкаться на верхнюю ночью.
— Простите, но у меня место 17. Это нижняя. — Я показала билет.
— Да, мы знаем, — с лёгкой улыбкой сказал мужчина, развалившись на другой нижней. — Но дело в том, что у нас маленькая просьба.
Женщина, уже уютно устроившаяся на моей полке, накрытая пледом и с подушкой в обнимку, добавила с виноватой интонацией:
— Я правда не могу ехать наверху. У меня тревожность и очень сильно укачивает… Там тесно, страшно, дышать тяжело. Я боюсь испортить всем поездку своим нездоровым состоянием.
Она выглядела уставшей, слегка измученной. И сразу надавила на самое слабое место — совесть. А мужчина усилил эффект:
— Мы бы не просили, но она и правда в прошлый раз на верхней чуть в обморок не упала. Ну, выручите?
Я промолчала. Потому что всё уже было сделано до моего ответа:
— подушка лежала, плед расправлен, книга на столике — они уже заселили полку, как будто это их дача, а я тут внезапный гость.
Всё, что мне оставалось — согласиться или устроить сцену с переносом пледов и перекладыванием их «здоровья» наверх. А выглядело бы это, конечно, как акт жестокости по отношению к несчастной женщине.
Я вздохнула и поднялась на верхнюю.
— Спасибо вам большое, — сказала она тихо, даже не вставая с моей полки.
Никакого «извините».
Никакого «если что, поменяемся позже».
Просто «спасибо» — за то, что я отступила.
И вот я лежала сверху, стараясь не думать, что меня развели, пока снизу уже шелестела упаковка с домашними бутербродами.
Нижняя — это власть
Через полчаса после моего молчаливого поражения снизу зажурчал чай из термоса, захрустели пакеты с едой, и в купе запахло колбасой, яйцами и чем-то острым. Пара устроила настоящий тёплый домашний вечер — только без дома и без разрешения.
— Можешь майонез подать? — раздалось снизу.
— Он в боковом кармане, за тапочками. Нет, не в этом, в том, что ближе к сумке.
— О, спасибо, любимая.
Я лежала наверху и слушала, как они перебрасываются ласковыми словами, открывают пластиковые контейнеры, жуют вслух и смеются над видео на телефоне.
Краем глаза видела, как на столик встал Bluetooth-динамик. Через минуту купе наполнилось песней про южное солнце и тёплый песок. Я спустилась, аккуратно постучала пальцем по столу:
— Извините, можно потише?
— Ой, да, конечно, — ответила она, убавляя громкость на микродолю.
Но через пять минут музыка снова набрала обороты — теперь в стиле «дискотека для своих».
Я снова выглянула:
— Мне тяжело уснуть при звуке бубна в голове.
Мужчина усмехнулся:
— Ну а что делать? У нас это часть ритуала. Расслабляемся. Завтра же море. А вы так напряжены...
— Может, это потому, что я ночью буду слезать с полки с больной ногой, потому что меня мягко попросили "уступить"? — сказала я уже без намёков.
Пауза.
— Ну, если это так критично, могли бы и не соглашаться, — протянула женщина с выражением невинной обиды. — Мы же не настаивали.
Ах вот оно как.
Они просто зашли, захватили, устроились, и теперь делали вид, что всё произошло по моей доброй воле. А теперь я ещё и виновата, что осмелилась почувствовать себя неудобно.
Обратный подъём на нижнюю
Ночь. Поезд мчался где-то в районе Воронежа, вагон уже спал. Лишь тусклый свет под потолком да мерное постукивание колёс.
Я пыталась уснуть на верхней полке, но колено ныло, спина затекла, подушка была слишком тонкой, а снизу... снизу звучало довольное храпение. Причём в унисон. Эти двое уже во сне слились в дуэт, причмокивая и фыркая по очереди.
Я пролежала так до двух ночи. Потом — соскользнула вниз, стараясь не грохнуться, и потянулась к своей сумке на полу.
И вдруг — споткнулась об кроссовки, которые кто-то поставил прямо под лестницу. Я грохнулась коленом о край сиденья.
Снизу — движение. Женщина приоткрыла глаза:
— Что случилось?
— Случилось то, что вы меня уговаривали. "Пожалуйста, поменяйтесь", помните? А теперь я сижу тут, в два ночи, с больной ногой, потому что вы, взрослые люди, не смогли ехать по своим билетам.
Она вскочила.
— Ну… Мы не думали, что вам будет настолько неудобно.
— Да? А я не думала, что мою вежливость воспримут как знак слабости.
Мужчина заворочался:
— Давайте завтра обсудим. Сейчас же ночь.
— Сейчас ночь, и сейчас же я верну свою полку. Вы или уступаете или идём к проводнице. И не дай бог я услышу от вас хоть слово жалобы.
Я говорила спокойно. Тихо. Но так, что даже храп в соседнем купе приостановился.
Женщина молча встала.
— Хорошо… если так надо.
Я подняла свои вещи. Впервые за сутки — спокойно опустилась на свою нижнюю полку, вытянула ноги, укрылась.
И знаете что? В ту ночь я спала. Как дома.
Когда не извинились и стало ещё хуже
Утро началось с шороха пакетов и запаха колбасы. Я открыла глаза — он уже разливал чай, она делала вид, что не видит меня. Ни взгляда, ни слова. Полный игнор.
Хотя именно я лежала теперь на своей законной полке, а она на верхней, как и положено по билету.
— Ну что, выспались? — с наигранной доброжелательностью спросил мужчина, не поднимая глаз.
— Угу, — ответила я, — но не благодаря вам.
Он кашлянул, женщина хмыкнула.
Ни извинения. Ни намёка на признание, что вели себя как захватчики.
Наоборот — теперь они смотрели на меня с укоризной, будто я нарушила какую-то священную гармонию их поездки.
— Знаешь, Коль, — сказала она вполголоса, но так, чтобы я услышала, — вот одни люди умеют по-человечески, а другие — только права качать. Вроде взрослая женщина...
Я не выдержала, встала, сложила постельное, взяла бутылку воды и повернулась к ним:
— Знаете, в чём разница между взрослыми и паразитами?
Паразиты просят, делают по-своему, а потом обижаются, что их поставили на место.
Взрослые — умеют не только брать, но и отвечать за это.
И вышла в коридор.
Полка стоит дороже мира в купе
На перроне я стояла с рюкзаком и кофе в руке, вглядываясь в толпу. Пара осталась позади, на заднем фоне — их я не хотела ни слышать, ни видеть. Они так и уехали без извинений, с выражением обиженной важности, как будто я отобрала у них отпуск.
А я стояла и не чувствовала ни вины, ни раздражения. Только лёгкое, уверенное ощущение: я вернула себе право на своё.
В этой поездке я поняла, что иногда спокойствие — не в уступке, а в чётком «нет».
Не всегда нужно быть удобной. Иногда нужно быть прямой.
Полка — вроде бы мелочь. Но за ней пряталась много чего личного: мой комфорт и права на тишину. И в этот раз я не позволила, чтобы его раздавили домашним пледом и баночкой с котлетами.
Я сделала глоток кофе и улыбнулась.
В следующий раз я снова куплю нижнюю полку.
Но уже никому не позволю её занять. Даже с «аритмией».