Финал повести «Охота на Плащаницу» — близок. Новые исторические персонажи включаются в гонку.
Это Лоуренс Аравийский — сэр Томас Эдвард Лоуренс, легендарный английский шпион, путешественник и авантюрист, гениальный полководец, обожаемый бедуинами, нанёсший поражение Османской империи и положивший начало независимым государствам Сирия и Ирак.
Лоуренс — легенда разведки, мастер идентичностей и мифов. Его образ окружён загадками, а сама смерть — под вопросом (мотоциклетная авария, странности с телом, слухи о выживании).
Его связи с арабским миром, эзотерическими кругами Лондона, масонами и британской разведкой делают его идеальным невидимым игроком в теневой войне за реликвии.
Для Кима Филби он — духовный антагонист: старая Британия против новой предательской эпохи.
Это Карл Хаусхофер — генерал, геополитик, оккультист, идеолог «геополитики крови и почвы». Наставник «национал-социалиста №2» Рудольфа Гесса, вероятный вдохновитель концепции «жизненного пространства» и сторонник мистического Востока.
Его идеи повлияли на нацистскую идеологию, в частности на концепцию «Lebensraum».
Наконец, вишенка на нашем торте: Уинстон Черчилль — гений британской политики, но у самого подножия вершины своей блистательной политики. До начала войны он не занимал никаких постов.
Легендарный Черчилль, мастер стратегий и харизматичный лидер, оказывается втянутым в интригу, которая угрожает не только его политической карьере, но и стабильности всего мира. Его участие в поисках Плащаницы — это не только борьба за реликвию, но и попытка сохранить влияние Британии на международной арене.
Черчилль, обладая аналитическим умом и даром убеждения, становится одной из ключевых фигур в этой загадочной гонке.
Эти три исторические личности — Лоуренс, Хаусхофер и Черчилль — представляют собой три различных мира, три противоположных подхода к власти, тайнам и идеологии.
Их столкновение — это не только борьба за древнюю реликвию, но и символическое противостояние эпох и мировоззрений. Кто выйдет победителем? И какая цена будет заплачена за окончательный триумф?
Продолжение.
Предыдущие части:
Глава XII. Крест и пустыня
Эпизод I. Хаос и цивилизация
Синай. Осень 1939 года.
Коптский монастырь Святой Екатерины цепко держался за гранитные стены скал, словно пытался укрыть свои тайны от времени и войн. По каменному двору ветер гнал песок, и среди его свиста лишь слабый звон колокольчика в келье у южной стены выдавал, что внутри кто-то ещё молится.
Человек в белом бурнусе и глазами цвета пыльного льда, сидел в шатре перед низким столом, покрытым пергаментами. Он медленно перелистывал древнюю карту — не глазами, а пальцами, будто пытался почувствовать рельеф мысли, заложенный много веков назад.
Шатёр находился на границе пустыни и оазиса. За спиной Лоуренса вздымались оранжевые барханы, он сидел лицом к пышной растительности, отвоевавшей у пустыни небольшой очаг цивилизации.
У ярко-синего озерца со стройными финиковыми пальмами по берегам кипела жизнь: розовые фламинго и пеликаны, другие птицы, припавшие к воде, бедуины и туареги поили своих дромадеров и арабских скакунов из кожаных вёдер. За спиной — бескрайняя пустыня, царство смерти.
Это было символично.
Это был он. Томас Эдвард Лоуренс. Лоуренс Аравийский.
Мёртвый для мира, живой для тех, кто знал шифр.
Он не погиб в 1935-м. В день, когда его мотоцикл столкнулся с чёрным «Бентли», агент разведки SIS получил шифрограмму: «Смерть не конец. Смена лица».
Через сутки тело в морге было опознано, а Лоуренс — исчез. Для всех, кроме двоих. Один был из Службы Её Величества. Второй — из монастыря.
Теперь, спустя четыре года, он снова держал в руках нечто, что не принадлежало ни Востоку, ни Западу. Свиток с греческими и коптскими глоссами, вложенный в Библию Синайскую, которую отнесли к древнейшим свидетельствам христианства, но теперь знали иначе: она хранила путь к фрагменту Плащаницы, сокрытому под пеплом Месопотамии.
Лоуренс зажмурился. В его сознании снова возникли слова отца Рафаэля, написанные в письме, которое он получил в Каире:
«Крест — это не всегда вера. Иногда — ключ. Но к чему, даже я не знаю».
В этот момент за его спиной прозвучал хриплый голос:
— А ты всё так же не хочешь выбирать сторону, Лоуренс?
Он обернулся.
На пороге стоял высокий мужчина в коричневом плаще, с прямыми солдатскими плечами, но живым, внимательным профессорским взглядом. Карл Хаусхофер.
Его прусские пушистые усы были пыльными от песка, в глаз был вставлен, как будто ввинчен под давлением — монокль в стальной оправе.
Странным образом сочетая в своей внешности элементы профессора и солдата, Хаусхофер удивительно подходил, и в то же время коррелировал с Лоуренсом Аравийским — европейцем с ярко-голубыми глазами в одежде туарега.
— Германия на пороге величия, — продолжал он. — Я видел карты энергии. Линии силы. Если соединить Плащаницу с артефактами Востока — мы получим империю не меча, но триумфа воли! Кровь и почва снова станут фундаментом нордической расы, а к ней принадлежат все германцы: и немцы, и англичане.
Неужели ты не хочешь внести свой вклад в эту великую идею объединения Вечного союза Великой Германии и мощной Британской империи — против ренегатов-славян, и прежде всего русских, предавших наследие Рюрика, загрязнённых кровью монголов, изменников-французов, изменивших идеалам Меровингов и Каролингов, торгашей американцев и той части англо-саксов, сменивших чистоту одежд Альфреда Великого на торговые весы еврейских ростовщиков?
Лоуренс встал. Его рука медленно скользнула по полке, нащупывая масляную лампу.
— Ты говоришь словами Гесса. Или чьими-то более древними? Может, Туле?
Хаусхофер усмехнулся:
— Это больше, чем Туле. Это архетип веры. Тень и свет. Lux и Skia. Ты хранишь фрагмент, но не веришь в его силу?
— Я верю в людей, Карл. Но не в системы.
Пауза. Между ними — пыль, свет, история.
Хаусхофер сделал шаг вперёд.
— Где он?
— Уже не здесь.
И тогда Лоуренс бросил в лампу горсть песка, и резко задёрнул полог палатки. Стало темно. В темноте зазвучали шаги, но не его. Он был уже в другом крыле шатра.
Миссия продолжалась.
Эпизод II. Песок и пепел
Лондон. Осень 1939 года. Особняк на Морнингтон-Кресент.
Дождь барабанил по стеклу, словно кто-то снаружи настаивал, что пора проснуться. Но сэр Уинстон Черчилль и так не спал. Он никогда по-настоящему не спал в эти годы — годы «политической пустыни», как он их сам называл.
Его звали эксцентричным, упрямым, старомодным. Считали политическим трупом. Но именно он первым увидел в Гитлере чудовище, а в Мюнхенском сговоре — предательство.
Бывший морской министр, историк, журналист и солдат, Черчилль знал, что история движется не болтовнёй дипломатов, а волей стальных лидеров нации.
Его кабинет был наполнен дымом сигар и запахом старого дерева. На столе лежали разложенные карты Европы, рядом стоял стакан с виски, который он едва тронул. Черчилль смотрел на них, словно пытался прочитать будущее, которое уже начинало обретать очертания.
Внезапно дверь кабинета приоткрылась, и в комнату заглянул его верный секретарь, мистер Томпсон.
— Сэр, телеграмма из Парижа, — сказал он, протягивая листок бумаги.
Черчилль взял телеграмму, его глаза пробежались по строчкам. Лицо осталось непроницаемым, но в глубине его взгляда мелькнуло что-то — смесь тревоги и решимости.
— Спасибо, Томпсон. Оставьте меня, — коротко ответил он.
Когда дверь снова закрылась, он медленно опустился в кресло и задумался. Слова на бумаге подтверждали то, что он знал уже давно: мир стоял на пороге катастрофы. Он чувствовал, что время действовать приближается, но понимал, что его голос по-прежнему звучит в пустоте.
Он достал из ящика стола чистый лист бумаги и взял перо. "Если мир отвергает правду, то я заставлю его услышать," — подумал он, начиная писать. Каждое слово ложилось на бумагу с тяжестью, как будто он ковал оружие для грядущей битвы.
....
Прошло два часа.
Сейчас, в кресле у камина, с бокалом бренди, Черчилль перечитывал донесение, доставленное курьером из Каира.
На конверте — всего одно слово, написанное синими чернилами:
«Синай».
Он развернул письмо. Первая строка остановила дыхание.
"Он жив. Под именем Саид ибн Лаур. Хранит фрагмент. Свидетели подтверждают — это Лоуренс".
— Томас… — прошептал Черчилль.
Томас Эдвард Лоуренс. Герой арабского восстания. Мастер маскировки и стратегического мышления. Человек, который знал пустыню так же хорошо, как Вергилий — ритм латинской строки.
Официально погиб в 1935 году. Но многие, включая Черчилля, подозревали — это была игра.
Черчилль откинулся в кресле, ощущая, как холодок пробежал по спине. Если это правда, если Лоуренс действительно жив, это меняет всё. Он вспомнил их последние разговоры, те редкие моменты, когда Лоуренс позволял себе быть откровенным. Его глаза, полные тайн, и голос, звучащий как эхо пустыни.
— Клементайн, — позвал он, но голос вышел хриплым, почти шёпотом. Он прочистил горло и повторил громче: — Клементайн!
Так он называл свою жену, Клементину Огилви Спенсер-Черчилль, баронессу Спенсер-Черчилль: верную соратницу, посвящённую во многие тайны британской и европейской политики.
Через несколько мгновений в дверях появилась Клементина, с лёгким удивлением в глазах.
— Что-то случилось, Уинстон? — спросила она, заметив напряжённое выражение его лица.
— Возможно, — ответил он, протягивая ей письмо. — Это может быть либо величайшая мистификация нашего времени, либо шанс, который нельзя упустить.
Клементайн прочла текст, её брови удивлённо приподнялись.
— Ты думаешь, это правда? — спросила она, возвращая письмо.
— Не знаю, но если это Лоуренс, он мог бы стать нашим ключом. Его знания, его опыт... Он мог бы изменить ход предстоящей войны.
Клементайн задумалась, затем мягко сказала:
— Тогда тебе нужно проверить это. Но будь осторожен, Уинстон. Если это ловушка...
— Я знаю, — перебил он, вставая. — Но если это не ловушка, то мы обязаны действовать.
Он подошёл к столу, достал чистый лист бумаги и начал писать ответ. В его мыслях уже выстраивался план. Каир. Синай. Саид ибн Лаур. Он знал, что это будет опасно, но риск был оправдан. История редко давала второй шанс, и Черчилль не собирался упускать этот.
....
Прошло ещё пару часов.
За восемь часов непрерывной работы Уинстон Черчилль выкурил восемь сигар, две папиросы и одну трубку с табаком из Виргинии. А также выпил 12 бокалов бренди, четыре дозы чистого шотландского виски, один бурбон, чашу пунша на ямайском роме и рюмку русской водки.
Политик был совершенно трезв. От крепкого алкоголя его могучий интеллект лишь заработал на полную мощность, как будто работал на спирту, а постоянное курение вызвало лишь лёгкое онемение в горле и сухое покашливание.
Уже под вечер Черчилль встал, подошёл к старинному письменному столу, выпил финальную рюмку ликёра, закурил последнюю на сегодня манилу, и вынул из ящика тонкую папку с пометкой:
"Haushofer, Karl. Geopolitik. München".
Карл Хаусхофер, немецкий генерал и профессор, отец геополитики. Наставник Рудольфа Гесса. Проповедник «магического пространства» и линии силы — теорий, впитанных на Востоке и выкованных в рейхсверовских казармах. Ходили слухи, что он участвовал в экспедиции в Тибет, искал «ось мира» и «древние артефакты власти».
Черчилль внимательно пролистал страницы папки, его взгляд задержался на подчеркнутых абзацах. Эти строки говорили о концепциях, которые казались одновременно захватывающими и угрожающими. Он задумался, насколько глубоко идеи Хаусхофера проникли в умы немецкой элиты и как они повлияли на стратегические решения.
Его пальцы слегка постучали по краю стола, когда он вспомнил рассказы о тайных обществах, которые Хаусхофер курировал. Легенды о поисках древних знаний, о магических ритуалах, которые могли бы дать доступ к невообразимой силе, вызывали у Черчилля смесь скептицизма и любопытства. Он понимал, что за этими мифами может скрываться реальная угроза, если они использовались для оправдания экспансии и агрессии.
Черчилль поднял взгляд на карту Европы, висевшую на стене. Он знал, что идея «линий силы» и «жизненного пространства» не просто философские концепции. Они были превращены в оружие, оправдывающее войны и страдания миллионов. Взяв ручку, он сделал несколько быстрых заметок в своем блокноте. Каждая деталь могла оказаться ключевой в понимании врага.
Он снова обратился к папке, выискивая любые намеки на слабости или внутренние конфликты в теории Хаусхофера. Если эти идеи могли быть источником силы для противника, то, возможно, они же могли стать его ахиллесовой пятой. Война велась не только на полях сражений, но и в умах тех, кто принимал решения.
— Если и есть кто-то, кто способен заставить Плащаницу говорить, кроме нас, — то это он, — пробормотал Черчилль.
Он подошёл к шифровальному аппарату, начал набирать ответную шифрограмму.
Адресат: Швейцария. Шифровка. Контакт: Рэндом.
"Следите за Хаусхофером. Лоуренс жив. Плащаница — не только символ, это оружие. Действуйте".
Он дописал фразу, оставив её без подписи:
«Когда падают империи, только пепел знает правду».
📌 Сноски к Главе XII: Крест и пустыня
- Коптский монастырь Святой Екатерины — один из древнейших действующих христианских монастырей, расположен у подножия горы Синай в Египте. Построен в VI веке византийским императором Юстинианом I. Хранит значительную коллекцию древних рукописей, включая Синайский кодекс.
- Синайская Библия (Codex Sinaiticus) — один из древнейших сохранившихся рукописных текстов Библии на греческом языке, датируется IV веком. Найдена в монастыре Святой Екатерины немецким учёным Константином Тишендорфом в XIX веке.
- Лоуренс Аравийский (Томас Эдвард Лоуренс, 1888–1935) — британский офицер, разведчик, археолог и писатель, прославившийся участием в Арабском восстании против Османской империи во время Первой мировой войны. Его гибель при аварии на мотоцикле часто порождает конспирологические версии.
- Фраза «Смерть не конец. Смена лица» — художественная аллюзия на разведывательные и мифологические практики инсценировки смерти, используемые в шпионской и парарелигиозной литературе.
- Карл Хаусхофер (Karl Haushofer, 1869–1946) — немецкий генерал и геополитик, преподаватель Мюнхенского университета, один из идеологов «жизненного пространства» (Lebensraum). Считается, что его идеи повлияли на внешнюю политику нацистской Германии.
- Общество Туле (Thule-Gesellschaft) — эзотерическая организация, действовавшая в Германии в начале XX века. Многие члены были связаны с ранней НСДАП. Использовала оккультные элементы, интересовалась арийским происхождением и мистическими аспектами истории.
- «Lux и Skia» — латинские слова: «свет» и «тень». Аллюзия на дуализм в философии, теологии и эзотерике.
- Морнингтон-Кресент (Mornington Crescent) — район в Лондоне, расположенный рядом с Кэмденом. В художественной литературе и культуре ассоциируется с атмосферой старого английского Лондона.
- Уинстон Черчилль (Winston Churchill, 1874–1965) — британский государственный деятель, премьер-министр в годы Второй мировой войны, лауреат Нобелевской премии по литературе, автор множества книг по истории и военным мемуарам.
- Клементайн Черчилль (Clementine Churchill, 1885–1977) — супруга Уинстона Черчилля, баронесса Спенсер-Черчилль, сыгравшая важную роль в его личной и политической жизни, нередко выполняя функции советника.
- Haushofer, Karl. Geopolitik. München — указание на гипотетическую или собирательную папку, хранящую материалы о теоретических работах Хаусхофера по геополитике. В действительности, его труды часто цитировались в работах о стратегии и пространственной политике Третьего рейха.
- «Ось мира», «магические артефакты», «жизненное пространство» — элементы идеологической и мистической концепции Третьего рейха, активно изучаемые в рамках проектов Аненербе и других оккультных инициатив в нацистской Германии.
- «Когда падают империи, только пепел знает правду» — аллюзия на философские и исторические размышления о памяти и истине после крушения великих держав. Возможно, вдохновлено работами Освальда Шпенглера или аналогичных авторов.
Равноправные соавторы:
Ведущий канала Макс (идея, сюжет, редактура)
ИИ Ярослав Никитич (иллюстрации, синопсис).
Продолжение следует...
Не забудьте ознакомиться, либо перечитать, освежив память, первые части повести? «Охота на плащаницу», см. ниже нашу подборку.
Благодарим за постоянные репосты различных отрывков повести наших друзей с канала Всякая всячина от ИИ
А также за иллюстрации Лоуренса Аравийского, от ИИ Imagen 4 - см. ниже: