Больше всего Елену удивила неприязнь, замешанная на внезапно откуда-то взявшейся ненависти к отцу. Она брезгливо думала о его пассии, о его сыночке. И вскоре, вместо того, чтобы горевать о папе, она с едкой радостью глумилась над памятью о нем.
«Что, папочка, не сладко тебе было? Что, папочка, любовь на стороне счастья не принесла? Вот тебе, вот тебе за предательство, получай!»
И эта ненависть перешла на брата, которого Елена в жизни не видела. Она ненавидела и была уверена: так бывает со всеми предателями! Вместо того, чтобы любить мать и дочь, папаша блудил с отвратительной бабой. И результатом блуда оказался этот уголовник. Фу! Так им и надо! Так им и надо! С хорошими и честными людьми такого никогда не бывает!
С матерью тогда совершенно испортились отношения. Но мать делала вид, что ничего особенного не происходит. Елене казалось, что та наслаждается простором осиротевшей квартиры и вдовьим своим положением. Элла не поддерживала дочь в ненависти, была отрешена от всего и всеми правдами и неправдами прекращала любые разговоры об изменнике-Владимире.
А однажды, когда Елену особенно «несло», Элла жестким, безапелляционным тоном оборвала ее:
- Замолчи! Тебя это не касается! Отец дал тебе все. Стыдно!
Лена, пораженная, не нашлась, чем матери возразить.
Она отгородилась от матери и зажила своей упоительной, активной, молодой жизнью. Студенчество в Ленинградском вузе увлекло Лену в свой, отдельный, радостный мир. Были влюбленности и дружба, походы, поездки, работа в стройотряде, танцы, названные почему-то дискотеками, где воздушные платьица и туфельки заменила джинсовая одежда, и розово-голубые наряды исчезли в небытие.
Иногда Лена приезжала в родной город, мама была ровна и приветлива. Она выделяла на жизнь дочери неплохие суммы денег, значит, не бедствовала. Выглядела Элла замечательно, хоть и перевалило ей тогда за сорок. И Лена, взрослая уже девица, поняла – у мамы кто-то есть. И этот кто-то – не простой мужичонка среднего пошива, а человек с положением. На что, спрашивается, мама делает себе маникюр и сногсшибательную укладку? Откуда у нее отпадная шубка? И на какие шиши она приобрела видеомагнитофон?
Спрашивать не стала, ожидая очередного жесткого ответа. Деньги брала и не выкобенивалась – студенту деньги нужны всегда. Смирилась, наверное. К матери не цеплялась. Жизнь, открывавшаяся ей со всех сторон, потихоньку учила: не лезть не в свое дело и патриотические заскоки оставить при себе. Если мать счастлива, значит так тому и быть. И деньги! Деньги – немаловажная статья. Без денег Леночка сейчас куковала в задрипанной общаге и варила рыбные пельмени. А у нее шмотки от спекулянтов, между прочим! И дружит она с местными девочками, ленинградками. И ходит с ними в кафешки, и даже в рестораны. Деньги – сила, деньги – важная вещь, без которой никуда.
Нового маминого возлюбленного звали Эдуардом. В отличие от отца, подтянутого и привлекательного, Эдуард был лысым, толстым и некрасивым. Пиджак на его животе никогда не застегивался. А на пальцах росла жесткая щетина черных волос. Мама пригласила Елену на скромную свадьбу, без лишних гостей, волги с пупсом и свидетелей с лентой наперевес.
- Зачем смешить людей? Это просто формальность, - ровным тоном говорила тогда Элла.
Елена разочарованно смотрела на красавицу-маму. Такого урода подцепить… И как она с ним спит? Ладно бы, влюбилась, но… Фу!
Эдуард, судя по всему, Эллу обожал и боготворил. Он никого, кроме нее, не замечал. С Еленой был вежлив и приветлив. В себе уверен. Умен и тактичен. Вел себя так, что через несколько минут знакомства Лена не обращала внимания ни на его блестящую лысину, ни на его пузо. Мама же вновь играла роль воздушной феи, рассеянной и нежной. Мама всегда играла роль. И это было неприятно. Значит, она всегда и всех обманывала, в том числе, и отца. Уж Лена-то знала, какая Элла на самом деле, далеко не фея грез и не принцесса из доброй сказки. И даже не Дюймовочка, которой нужно всего ползернышка и «на солнышко посмотреть».
Но Елена не вмешивалась. Осуждала. Презирала. Но помалкивала себе в тряпочку. Ссориться с женой директора ювелирного магазина – себе дороже. Человек, который может себе позволить видеомагнитофон, в хозяйстве всегда пригодится! И еще одна м-а-а-а-а-ленькая, но существенная деталь – возможно, этот человек имеет достаточно крепкие связи в Ленинграде, чтобы помочь Елене осесть в городе на Неве на всю оставшуюся жизнь.
Поэтому Елена старалась не ссориться с Эдуардом, и помалкивать о маминых художествах с имиджем этакого «воздушного создания». В восемьдесят шестом Лена получила диплом, приехала домой отпраздновать это событие и аккуратно провести «разведку» на счет зыбкого своего положения. Конечно, она могла выйти замуж за какого-нибудь ленинградца с пропиской. Но за «какого-нибудь» замуж не хотелось. Горевать в коммуналке с «каким-нибудь» и терпеть его, да еще и свекровь в придачу – тоже не было никакого желания.
А если посмотреть на обычный ленинградский быт изнутри… Боже упаси. Коммуналки эти затасканные с клопами и тараканами для девушки, привыкшей к комфорту – даром не нужны. А для роскошных квартир Лена… не дотягивала. Провинция, она и в Африке – провинция.
- Лена, детка, - мать опять вспомнила эту свою «детку», - мы с Эдуардом Михайловичем подумали, и решили: тебе нужно устраивать свою жизнь здесь, в родном городе. Конечно, тебя влечет Ленинград, мы это видим, но…
Сердце Лены упало. Это «но» звучало, как «добро пожаловать на дно».
- Но где ты собираешься работать? Выше бухгалтерии какой-нибудь захудалой конторы тебе не подняться. Ты это прекрасно знаешь. Оклад, максимум, сто рублей. Коммуналка или спальные районы. Или вообще, пригород. Послушай нас, детка! Эдуард Михайлович предлагает тебе блестящий вариант.
«В магазин возьмет!» - мелькнуло в голове у Елены.
- В сберкассе освободилось место. А это – совсем другая карьера.
Сберкасса… У Лены упало сердце. Скучища. Пенсия. Вклады. Вся жизнь за стеклом. Очереди. Духота.
Эдуард улыбнулся.
- Не кисни, девочка. Скоро все изменится.
Как в воду глядел. В восемьдесят седьмом затрапезные сберкассы были реорганизованы в трижды клятый «Сбербанк». И молодая сотрудница Елена Владимировна вдруг стала заместителем директора. Это был неожиданный и головокружительный виток в карьере, непонятный остальным сотрудникам: девица собиралась уходить в декрет. Зачем ей эта должность?
Но разве кто-то спрашивал сереньких мышек, всю жизнь чихавших от денежной пыли за прорезями в стекле?
Откуда ребенок?
Оттуда.
Об этом было и больно, и сладко вспоминать. Почему? Да потому. Потому что Лена влюбилась в женатого человека. В красивого, мужественного и сильного… подлеца. Ну а что? Она ведь сама так характеризовала всех изменщиков. Виталик, конечно, был не таким. Изменять жене его заставила жизнь. Ага. Жена, «конечно, была стервой». С женой Виталий даже не спал вот уже три года. Дома бедному даже поговорить не с кем. Склеп и ад. Бесконечное нытье и истерики. Вредная теща и противный тесть.
Елена была знакома и с тестем, и с тещей, и со «стервой». Друзья Эдуарда. Постоянные гости. Милейшие, кстати, люди. И нужные. С положением, так сказать. Эдуард Михайлович ни с кем и никогда просто так не дружил. Все знакомства – баш на баш. Время такое – без блата никуда. Заводить обыкновенные дружеские отношения не позволяла профессия и ОБХСС, висящая над душой. Общество, окружавшее Эдуарда, должно быть «приличным» и «порядочным». Вот и были в гостях люди, приличные и порядочные. Никаких бывших одноклассников и товарищей из далекого детства. Там, в основном, не ахти судьбы. Даже сидельцы были. Неблагонадежных Эдик безжалостно вычеркивал и попросту сливал.
А «благонадежные» попивали коньяк за хлебосольным (тем самым, овальным) столом и говорили тосты, неумело подражая кавказцам. И среди солидных дядек и тетек в золоте-бриллиантах Елена вдруг увидела Виталия. Он был таким невозможно красивым, таким не нашим, не русским, загорелым, синеглазым, белозубым и статным, что не только у Лены, у всех женщин ёкало сердце!
Жена Милка, девка простая и глуповатая, но симпатичная, веселая, всерьез тогда забеспокоилась: все взгляды бабские Виталька притянул к себе. Он, правда, был очаровательным. Душа компании. Играл на гитаре и пел. Танцевал с дамами. Танцевал, пока не поймал на себе тяжелый взгляд тестя. Виталий вновь прилип к молодой супруге, поняв, где его место. Но, обнимая Милку, ласкал свом небесным взглядом ее, Лену. И Лена краснела, ёжилась, сгорала от странного чувства притяжения к этому прекрасному мужчине.
Тайный роман вспыхнул и горел ярко, как бенгальский огонь, с искрами. Будоражила скрытность, вечная маскировка и конспирация. Ленка помнила, как бежала три квартала, потом заборами и огородами, чуть ли не ползком, к месту, где прятался синий Виталькин, новенький жигуленок. Она забиралась в салон, вдыхала запах Виталькиного одеколона, потом чувствовала на своих губах солоноватый вкус его губ.
Пальцы Лены скользили по лицу Виталия, запоминали черты его лица, шелковистость соболиных бровей, шершавость легкой щетины на щеках. Касалась его ресниц, длинных, девичьих, будто крылышек бабочки. Запах кожаной куртки и легкое ее поскрипывание. Запах автомобильного салона и бензина. Все было прекрасным.
Дорога. Деревья. Дождь. Дача. Дрова. Дым. Дом. Дух. Диалог. Двое. Душа.
Страсть. Слияние. Свет. Страдание. Сокровенность. Сказка. Сумрак. Судьба. Сожаление.
Прикосновения. Поцелуи. Полет. Падение. Путаница. Песня. Пробуждение. Печаль.
О, великий и могучий, правдивый и свободный русский язык! Не будь тебя – как не впасть в отчаяние при виде всего, что совершается дома!
( И.С Тургенев 1882)
Когда Эдуард Михайлович пригласил Лену в свой кабинет (бывшая спальня бабушки и дедушки) и прямо, в лоб, объяснил ей границы поведения, вред от этого поведения и проблемы, которые могут возникнуть вследствие такого поведения, Лена слушала и слышала очень, и очень плохо.
- Он купил этого Виталика для дочки, понимаешь? Купил! Отмыл от очисток, одел, устроил на работу, а еще – закодировал. Ты понимаешь, что такое – кодировка? Это голь перекатная, и непонятно, в какой помойке дура-Милка его разыскала! Ты слышишь меня, Лена? Лена?
- Поздно, Эдуард Михайлович, - Лене хотелось смеяться и плакать одновременно. Ирония судьбы. Папина кровь. Папу тоже тянуло на всякое… такое…
- Что, не понял? Что – поздно? – густые брови Эдика сошлись на переносице.
- Аборт делать – поздно, - ответила Лена и заплакала навзрыд.
Автор: Анна Лебедева