Она, плюнув на условности, вышла за своего младшего возлюбленного официально. Свет ахнул окончательно: вдова за тридцать, мать(!), и вдруг — роман и брак с собственным юным родственником.
Разве не закрутили спирали пересудов ещё туже? Разве не начался новый поток злорадства и чванливости?
В Тверской губернии, где молодая семья обосновалась, их встречали скорее с любопытством, чем с милосердием. Состоятельности не было: состояние Керн почти исчезло, помощи ждать неоткуда, привычные великолепия ушли. Они жили очень, очень скромно; чаще всего — просто бедно.
В глазах общества их жилище — какой-то затхлый приют для аморальной вдовы и “младенца-супруга”.
В глазах самих себя — убежище от мира, единственная возможность для Анны быть собой.
Вот где парадокс:
— для света её семья — фарс, позор, лишний штрих к “позорному списку” Керн;
— для самой Анны — почти единственный шанс прожить “свою”, не чужую жизнь.
Молодой муж сначала помогал ей во всём, наивно, весело и беспечно. Вскоре, увы, и в их доме осталась печаль, вечная бедность, безысходность быта. Но даже спустя годы разочарования именно эту любовь Керн назовёт самой настоящей, самой ответственной, единственной долгой.
Ведь она случилась не “из тщеславия” — а несмотря ни на что. Против возраста, репутации, денег, против здравого смысла, наконец! Любовь, которая не могла быть понята окружающими, но была нужна единственно самим её героям.
Вот уж действительно: общественное мнение и личное счастье иногда настолько противоположны, что одно перерождается за счёт другого. И всё-таки — была ли Анна счастлива?
Отголоски их семейной жизни сохранились в её поздних письмах:
“Судьба дала мне испытать одиночество и упрёки — а потом позволила быть любимой не ради чего-то, а просто так, вопреки всему миру…”
Вот так. Не достижение, не титулы и не баллы светского рейтинга. А настоящая, непокорённая, нелепая любовь. Сколько бы злых языков ни щелкали, сколько бы ни смеялись за кулисами, а слово “счастье” — всё равно про неё.
И так, кстати, было до самого конца.
Анна Керн стала тем, о чём мечтала в юности: не жертвой, не тенью, не музой для чужих стихов, а хозяйкой — и своей любви, и своего одиночества, и, наконец, своей судьбы.
Но если вы думаете, что эта маленькая победа принесла ей всеобщую любовь — вы опять ошибаетесь! У светского мира было на эту женщину совсем другое мнение.
О чём? Об этом — в самой финальной интриге...
5. Финальная интрига: почему же Анна Керн всё-таки терпеть не могли, несмотря на её личные успехи и любовь?
Вот, казалось бы, сколько уже перепутано — вся биография Керн, как сложный старинный ковёр: золотая нить любви, шероховатый узор разочарований, алые пряди крайне личных побед… Но раз за разом один сюжет тянется через всю её историю — раздражение. Злоба. Удивление светской Москвы и Петербурга: как можно ТАК жить и не гореть от стыда?!
Итак: почему? Почему несмотря на преданность, на мимолётную пушкинскую славу, на искренние чувства и умеющее поражать достоинство — её презирали едва ли не больше, чем самых откровенных интриганок века?
Почему же не могли терпеть Анну? Потому что она не умела притворяться.
Не умела мстить изысканно — сразу вываливала правду.
Не умела расставаться “по форме” — уходила навсегда.
Не стеснялась собственной ошибки — и этого ей не прощали даже те, кто ошибался ещё чаще.
И да, за этим всем стояла совсем простая, — почти обидная, — причина:
высший свет боялся женщины независимой, свободной, не готовой подыграть их пустым правилам. Боялся так, что проще было её осмеять, выставить уродливым исключением, чем признать: “такая женщина — возможна.”
Вот почему Керн так и не стали прощать ни поражения, ни триумфа.
Потому что она чудом осталась собой, не размениваясь по мелочам.
Потому что не вписалась в хоровод условностей, дерзко сохранив своё “нет!”
Потому что стала символом — пусть одиночки! — но и победительницы. Женщины, “которая не прижилась”, но не отступила и не предала себя.
Ведь что в конце? Легенда, обросшая злыми разговорами, но и искреннее восхищение у каждого, кто задумывался: неужели можно было иначе?
Да, Анна Керн стала маяком для будущего:
Для тех женщин, кому потом тоже захочется жить не ради чужого одобрения, а только ради правды собственной любви…
Вот за это и — ненавидели.
И — долгими зимними вечерами всё равно вспоминали с тайным почтением.
Даже те, кто громче всех негодовал за кружевным бисквитом и бокалом пунша, говорили, глядя вдаль:
— А ведь она всё-таки была настоящая.
А теперь спросите себя, читатель — легко ли вообще быть собой, когда всё против? Легко ли выносить тест на искренность — на виду у целого века?
Вот в чём главная драма и уникальность Керн.
Другие статьи канала читайте здесь: