Дверь захлопнулась с таким грохотом, что эхом отозвалось в пустой бетонной шахте лифта. Дарьяна стояла, прислонившись спиной к холодному металлу, и слушала, как ее собственное сердце колотится где-то в горле, громче любого звука. В ушах еще звенело от собственного крика, а в пальцах дрожала остаточная ярость.
— Вы оба ПЕРЕШЛИ ЧЕРТУ! — ее голос, обычно спокойный и ровный, сорвался на визгливый вопль, когда она швырнула последнюю пару туфель Ольги на заляпанную плитку лестничной клетки. Рядом валялись мятые рубашки Кирилла, его дорогие наушники, косметичка золовки с рассыпавшимися тенями и помадами. Картина абсурдного разорения.
Кирилл замер на площадке, бледный, с глупым, открытым ртом. Он смотрел на разбросанные вещи, потом на Дарьяну, будто видел ее впервые. Рядом ежилась Ольга, поджав губы, ее нарочно-небрежный макияж теперь выглядел жалко, размазанным слезами или потом. Она попыталась подобрать любимую кофточку.
— Не трогай! — рявкнула Дарьяна, и рука Ольги отдернулась, как от огня. — Всё ваше барахло здесь. Забирайте. И убирайтесь. Сейчас же.
— Даша… — Кирилл сделал шаг вперед, голос дрогнул. — Ты… ты не понимаешь… Это можно как-то объяснить…
— Объяснить? — Дарьяна горько усмехнулась, чувствуя, как комок подступает к горлу, но злость была сильнее. — Объяснить, почему я нашла твою сестренку и моего любимого мужа, моего Кирилла, в моей постели? В нашей постели? В этой… однушке, где мы с тобой спали на диване пять лет, потому что денег на кровать не было? Объясни, Кирилл! Я вся во внимании!
Она видела, как он сжался под ее взглядом. Ольга отвернулась, теребя край своей короткой юбки.
— Это… это была ошибка, — пробормотал он, глядя куда-то в пол возле Дарьиных ног. — Одна глупая ошибка. Мы выпили… Немного…
— Ошибка? — Дарьяна засмеялась, и этот смех прозвучал дико даже в ее собственных ушах. — Ошибка — это когда соль вместо сахара в кофе кладешь! Ошибка — это когда автобус не тот садишься! То, что вы устроили… Это не ошибка. Это предательство. Грязное, подлое предательство. И ты, Оленька, — Дарьяна повернулась к золовке, — моя «милая» золовочка, которая всегда улыбалась в лицо и видимо, за спиной мечтала занять мое место! Или просто поиграть с братцем?
— Даша, ну что ты… — начала Ольга, пытаясь вставить нотку обиды, но Дарьяна ее перебила.
— Молчи! Ты потеряла право что-либо говорить, когда разлеглась в моей постели с моим мужем! В моем доме!
Дом. Эта маленькая однушка, купленная на ее премии и сбережения родителей после свадьбы. Пять лет их жизни. Пять лет планирования будущего, экономии на всем, мечтаний о ребенке, о расширении. И вот теперь он был осквернен. Запах чужих духов Ольги витал в воздухе, смешиваясь с привычным ароматом кофе и ее собственных духов. Этот чужой, навязчивый запах сводил с ума.
Она вспомнила, как вернулась сегодня раньше. Клиентка перенесла встречу, и она решила заскочить домой, взять забытые документы. Как открыла дверь своим ключом… И замерла. Сумка Ольги – та самая, ярко-красная, которую Дарьяна всегда находила слишком вульгарной – валялась прямо в крошечном коридоре. Оттуда, из комнаты, доносились приглушенные голоса, смех… Женский смех, который она узнала мгновенно. И мужской. Кирилла. Но не тот смех, которым он смеялся с ней. Другой. Расслабленный, игривый, интимный.
Она не крикнула «Я дома!». Не сделала ни звука. Прошла по коридору, как в тумане, и остановилась в дверном проеме. Картина, открывшаяся ей, врезалась в мозг, как раскаленный нож. Кирилл полулежал на их диване-кровати, рубашка расстегнута. Ольга сидела рядом, слишком близко, ее рука лежала у него на груди. Они о чем-то шептались, ее голова была склонена к его плечу. На тумбочке стояли два бокала, недопитая бутылка вина. Ее вина, которое она берегла для особого случая.
Дарьяна не помнила, как вдохнула. Помнила только леденящий холод, разлившийся по всему телу, сменившийся дикой, всепоглощающей волной жара. Помнила, как Ольга вскрикнула, отпрянув. Как Кирилл вскочил, глаза круглые от ужаса и стыда.
— Даш? Ты… что ты здесь? Ты же на работе!
— Видимо, помешала? — ее собственный голос прозвучал странно спокойно. — Продолжайте, не стесняйтесь. Я только документы возьму.
Она прошла мимо них, к столу, где лежала папка. Руки не дрожали. Внутри все было пусто и гулко. Она взяла папку, повернулась. Они стояли, как два пойманных школьника, Кирилл пытался застегнуть рубашку дрожащими пальцами.
— Даша, послушай… — начал он.
— Нет, — перебила она. Голос сорвался. — Ты послушай. И ты тоже, Ольга. Сейчас вы соберете ВСЕ свои вещи. ВСЕ. Каждую мелочь. И выйдете. А потом я вынесу все, что пропущу, и выброшу на лестницу. Понятно?
— Ты с ума сошла! — фыркнула Ольга, пытаясь взять обиженный тон. — Это же брат мой! Мы просто…
— ПРОСТО ЧТО? — крик вырвался сам собой. — ПРОСТО ВЫПИЛИ ВИНА В МОЕЙ ПОСТЕЛИ? ПРОСТО ОБНИМАЛИСЬ? ГДЕ ГРАНИЦА, ОЛЯ? МЕЖДУ ЧЕМ И ЧЕМ? Скажи мне!
Ольга замолчала, покраснев. Кирилл подошел, попытался взять Дарьяну за руку.
— Отойди! — она отшатнулась, как от гадюки. — Не прикасайся ко мне. Никогда больше. Собирайтесь. У вас десять минут.
Она вышла на кухню, притворила дверь, но не закрыла. Стояла, глядя в окно на серый двор, слушая за дверью шорохи, шепот, приглушенные пререкания. Сжимала кулаки так, что ногти впивались в ладони. Боль помогала не разрыдаться. Не закричать снова.
В голове проносились обрывки воспоминаний. Как Ольга всегда была немного навязчива. Как часто заходила «просто так», когда Кирилл был дома один. Как восхищалась им: «Ой, Кирилл, ты такой рукистый!», «Какой ты у нас умный!». Дарьяна отмахивалась, считая это просто сестринской привязанностью. Глупая. Слепая.
Помнила их с Кириллом разговоры о детях. Он так мечтал о сыне. Говорил, что копит на большую квартиру, чтобы ребенку было где расти. А сам… сам предавал их мечту здесь же, в этой тесной однушке, с его же сестрой.
Шум за дверью стих. Дарьяна вышла. Они стояли посреди комнаты, сумки в руках. Ольга смотрела исподлобья, Кирилл – потерянно и виновато.
— Ну? — спросила Дарьяна ледяным тоном. — Все собрали? Проверьте карманы. Туалет. Ванную. Чтобы потом не пришлось возвращаться.
— Даша, пожалуйста… — Кирилл сделал еще одну попытку. — Давай поговорим. Нормально. Я… я люблю тебя. Это ничего не значит!
— Любишь? — Дарьяна подошла к нему вплотную. Смотрела прямо в глаза. Видела страх, растерянность, стыд. Но не раскаяние. Не ту боль, которая рвет изнутри. — Любишь? Тогда почему твои руки были на ней? Почему ты позволил ей быть здесь? Почему ты предал все, что у нас было? Любовь так не выглядит, Кирилл. Это выглядит как плевок в душу.
Она отвернулась, прошла к входной двери, распахнула ее.
— Вон.
Они медленно двинулись к выходу. Ольга прошла первой, высоко подняв голову, но Дарьяна видела, как дрожит ее подбородок. Кирилл задержался на пороге.
— Даша… прости. Я не хотел… так получилось.
— «Получилось», — Дарьяна повторила его слова с ледяным презрением. — Ничего просто не «получается». Ты сделал выбор. И она сделала выбор. Теперь живите с ним.
Он вышел. Дверь захлопнулась. И тут началось. Рывком открыла шкаф в коридоре – там висело легкое пальто Ольги, забытое или оставленное нарочно? Схватила его, распахнула дверь – Кирилл и Ольга еще стояли на площадке, о чем-то споря шепотом. Дарьяна швырнула пальто им под ноги.
— Забыла свое тряпье!
Потом кинулась обратно. В ванной! Там была новая помада Ольги, оставленная у зеркала. И ее духи! Дорогие, французские. Подарок Кирилла? Или ее любовника? Неважно. Дарьяна схватила флакон. Он был тяжелый, хрустальный. Она выскочила на площадку. Они обернулись.
— Твои духи, Оля! — крикнула Дарьяна. — Ты так любишь привлекать внимание? Получай!
Она не целилась. Просто швырнула флакон изо всех сил в их сторону. Он пролетел между ними, ударился о стену напротив лестничного пролета и разбился с оглушительным звоном. Тяжелый, пудрящий аромат мгновенно заполнил лестничную клетку, смешавшись с запахом пыли и затхлости. Капли душистой жидкости брызнули на плитку, на их одежду.
Ольга вскрикнула, отпрыгнула. Кирилл ахнул.
— Ты совсем рехнулась?!
— Нет, — Дарьяна стояла в дверном проеме, дыша тяжело, чувствуя, как наконец подступают слезы, но не давая им вырваться. — Я просто навела порядок. Выбросила мусор. А это, — она махнула рукой в сторону разбитого флакона, — просто бонус. Чтобы запах вашей «ошибки» запомнился надолго. Теперь убирайтесь. Пока я не выбросила что-нибудь еще. Или кого-нибудь.
Вот тогда и прозвучала та самая фраза, вырвавшаяся из самой глубины растерзанной души: — Вы оба ПЕРЕШЛИ ЧЕРТУ! — закричала Дарьяна, выбрасывая вещи золовки и мужа на лестничную клетку. Туфли Ольги полетели следом за пальто. Рубашки Кирилла. Его наушники. Косметичка. Все, что нашлось под рукой, летело на плитку, к разбитому флакону духов, издававшему теперь удушающе-сладкий запах предательства.
Они стояли, ошеломленные, посреди этого хаоса. Ольга плакала уже открыто, размазывая тушь. Кирилл смотрел на Дарьяну с каким-то животным страхом и непониманием. Он не узнавал эту женщину. Его тихую, рассудительную Дашу.
Дверь захлопнулась. Замок щелкнул. Дарьяна прислонилась к ней спиной и съехала на пол. Только теперь, в тишине пустой квартиры, сквозь запах чужих духов, пробился родной аромат дома – немного пыли, кофе, ее шампунь. И тут ее накрыло. Слезы хлынули потоком, сдавленные рыдания сотрясали тело. Она обхватила колени руками, уткнулась лицом в джинсы. Боль была физической, рваной, где-то в груди. Предательство самых близких. Мужа. И женщины, которую она считала почти сестрой.
Как они могли? Сколько это длилось? Месяц? Два? С тех пор, как Ольга рассталась со своим последним парнем и стала приходить чаще? «Поболтать с братом», «посидеть, пока Даша на работе»? Дарьяна верила. Доверяла им обоим. Как дура.
Она сидела так, не зная, сколько времени прошло. Пока рыдания не стихли, оставив после себя пустоту и страшную усталость. Поднялась с трудом. Ноги были ватными. Прошла в комнату. Их комната. Диван-кровать был смят. Одеяло сброшено на пол. На тумбочке – те самые два бокала. Недопитое вино. Бутылка. Какой «особый случай» они праздновали? Свое предательство?
С отвращением она схватила одеяло, простыни, наволочки. Все, к чему они прикасались. Снесла в ванную, швырнула в стиральную машину. Засыпала порошка больше обычного. Включила на самый интенсивный режим.
Потом взяла тряпку, ведро с водой с хлоркой. Отдраивала пол в комнате, коридоре, особенно тщательно – порог. Стирала следы их присутствия. Их предательства. Запах хлорки перебивал сладковатый шлейф разбитых духов, доносившийся из-за двери.
Мысли путались. Что теперь? Развод? Конечно, развод. Но как? Куда он денется? К Ольге? В ее однушку? Смешно. А работа? Они работали в одной фирме, в разных отделах, но все равно… Видеть его каждый день? Нет, это невозможно. Придется уходить ей? Но она любила свою работу. Заслужила свое место.
Она подошла к окну, отодвинула занавеску. Их машины уже не было во дворе. Уехали. Куда? Неважно. Лишь бы подальше.
Телефон в кармане завибрировал. Мама. Дарьяна посмотрела на экран. Не сейчас. Она не могла говорить. Не могла ни с кем говорить. Выключила звук.
Чувство опустошения сменилось странным спокойствием. Шок прошел. Осталась решимость. Она прошла на кухню, поставила чайник. Нужен был крепкий, сладкий чай. Потом позвонить в службу по замене замков. Срочно. Чтобы ни у кого, даже у Кирилла, не было ключей от ее дома. От ее жизни.
Она сидела за кухонным столом, сжимая горячую кружку в руках, когда услышала тихий стук в дверь. Не звонок. Стук. Осторожный.
Дарьяна замерла. Кто? Кирилл? Вернулся что-то сказать? Или Ольга, за забытой безделушкой? Ярость снова кольнула в висках. Она встала, подошла к двери, не открывая цепочку.
— Кто там?
— Дарьяна? Это я, соседка снизу, Галина Петровна, — донесся знакомый старческий голос. — У вас там… все в порядке? Такой шум был, вещи на лестнице… И запах… как в парфюмерном ларьке.
Дарьяна вздохнула. Отщелкнула цепочку, открыла дверь. На пороге стояла пожилая соседка, в старом халате, с любопытством и беспокойством в глазах. Ее взгляд скользнул по Дарье, потом опустился на лестничную площадку, где все еще валялась куча вещей и сверкали осколки хрусталя.
— Ох, мать моя… — прошептала Галина Петровна, широко раскрыв глаза. — Что же это у вас случилось-то, доченька? Ссора?
Дарьяна посмотрела на разбросанные рубашки Кирилла, на яркие туфли Ольги. На осколки. На этот символ разбитой жизни.
— Нет, Галина Петровна, — сказала она тихо, но очень четко. — Не ссора. Окончательный разговор. Порог переступили. Черту перешли. Теперь они здесь больше не живут.
Старушка покачала головой, вздохнула глубоко, с пониманием, которое бывает только у проживших долгую жизнь.
— Ах, милушка… Сердечные дела… Самое больное. — Она помолчала, потом ткнула пальцем в сторону вещей. — А это… убирать-то кто будет? Мешать будут. Да и видок… не ахти.
— Они уберут, — сказала Дарьяна уверенно. — Или дворник выбросит. Мне все равно. Главное, что они убрались отсюда. Навсегда.
Она закрыла дверь, снова защелкнув цепочку. Звонок в службу замков не терпел отлагательств. Пора начинать новую главу. Без предателей. Без иллюзий. Дом был снова только ее. И этот порог больше никто не переступит без ее воли.
Читайте также: