Глава 43
Вскоре обе ординатора уже находились в палате, чтобы провести процедуру для пациента, прежде обвинённого дочерью в алкоголизме. Пьёт он или нет, будущим докторам было совершенно неважно. Их интересовало, как всё пройдёт.
– Павел Дмитриевич, – сказала Марина, тщательно обрабатывая кожу антисептиком перед тем, как сделать доступ, – Мы вкололи вам местную анестезию, но вы можете почувствовать давление.
– Ладно, – опасливо произнёс мужчина, его пальцы слегка сжали край койки, когда он уставился на шприц с очень длинной канюлей, которую Наташа Юмкина аккуратно подала своей коллеге. – Я готов.
– Оттяни кожу, – потребовала Спивакова, концентрируясь на процедуре.
– Хорошо, – прозвучало в ответ, и Наташа уверенно выполнила указание, зафиксировав кожную складку.
Наблюдая за происходящим, Павел Дмитриевич поморщился. Не от боли – анестезия уже сделала своё дело, – а от неприятного зрелища. Смотреть на то, как в тебя вводят такую «иголочку», даже для него, взрослого мужчины, повидавшего много на своём веку, было, мягко говоря, неприятно.
– Я попала в брюшную полость, – прокомментировала Спивакова, осторожно продвигая канюлю, а затем стала тянуть поршень шприца вверх.
– В жидкости кровь. Так и должно быть? – спросила ординатор Юмкина, слегка нахмурившись.
– Вы делали это раньше? – резко спросил Павел Дмитриевич, хмуро посмотрев на Спивакову.
– Конечно, тысячу раз! – бодрым тоном ответила она, но в её глазах промелькнула лёгкая неуверенность. Она украдкой глянула на Наташу с немым вопросом: «Ну, как, он не заметил, что я соврала?» Коллега коротко мотнула головой, мол, не засёк, продолжай.
– Вы молодец, Павел Дмитриевич, – подбодрила Юмкина пациента, стараясь отвлечь его от тревожных мыслей.
– Так, стой, стой, стой, – сказала Марина, медленно вынимая шприц. Её движения были точными, но в голосе слышалась лёгкая дрожь. – Хорошо, – добавила она, глядя, как по дренажной трубке стала выходить мутноватая жидкость с примесью крови. – Осталось только ждать.
Ординаторы облегчённо выдохнули, переглянувшись. По крайней мере, первый блин не оказался таким уж и комом. Хотя напряжение ещё не полностью покинуло палату, обе чувствовали, что худшее уже позади. Павел Дмитриевич, хоть и был слегка бледен, казался более спокойным. Теперь оставалось лишь наблюдать за его состоянием и ждать результатов процедуры.
Процедура длится уже почти полчаса. Один пакет сменяет другой.
– Сколько жидкостей может быть в одном теле? – удивлённо спросила Марина, глядя на то, как Наташа подставляет новую ёмкость.
– Тише ты! – прошипела на неё Наташа, поскольку пациент, кажется, задремал. – Тут много жидкостей, Павел Дмитриевич, но мы почти закончили, – говорит она чуть громче в надежде, что мужчина всё-таки услышит. – Павел Дмитриевич, вы спите? – ординатор сначала осторожно потрясла его за плечо, потом сильнее, и наконец сказала чётко и громко: – Павел Дмитриевич! – потом положила пальцы на сонную артерию и проверила на всякий случай, после чего изумлённо уставилась на Спивакову: – Пульса нет.
– Что?! – воскликнула ординатор.
– Пульса нет! – повторила Наташа почти в истерике.
Спивакова кинулась к кнопке вызова реанимационной бригады, Юмкина принялась делать непрямой массаж сердца.
Коллеги прибыли спустя несколько секунд, но как ни старались, ничего не получилось. Павел Дмитриевич скончался, запустить его сердце так и не удалось. Ошеломлённые, перепуганные случившимся, ординаторы вышли в коридор и стали обсуждать свои действия, пока шли на доклад к доктору Осуховой, – своему куратору.
– Он не мог так просто умереть, – сказала Марина, сжимая кулаки. Её голос дрожал, но не от страха, а от непонимания. Всё шло по протоколу, всё было правильно – так почему же?
– В трубке, помнишь, когда мы только начали, была кровь, – напомнила Юмкина, бледнея. – Может, мы виноваты? Вдруг сделали что-то не так?
– Мы всё сделали правильно! – сказала, как отрезала Спивакова, но в её тоне слышалась не столько уверенность, сколько отчаянная попытка убедить в этом саму себя. – Это простая процедура.
Они дошли до регистратуры, где их уже ждала Мегера – Наталья Григорьевна Осухова. Она услышала последний фрагмент разговора ординаторов и, переводя строгий взгляд с одной на другую, заметила:
– Я просмотрела карту Павла Дмитриевича. Вы всё сделали правильно.
– Но как же… он ведь умер в нашу смену. Значит, мы что-то упустили, – прошептала Юмкина, глядя в пол.
– У нас не было информации о заболевании сердца. Вы не виноваты в его смерти, – повторила Наталья Григорьевна, и её слова прозвучали вовсе не как формальность или отговорка. Куратор явно стеной встала на защиту своих протеже.
– А когда вскрытие? – спросила Спивакова, пытаясь вернуть контроль над ситуацией.
– Вскрытия не будет, – коротко ответила Мегера.
– Что?! Но как мы узнаем причину смерти? – не сдавалась Марина.
– Кардиопульмональный шок, осложнённый заболеванием печени, – чётко и по делу, не пускаясь в рассуждения, пояснила доктор Осухова.
– Но вскрытие объяснит…
Мегера вдруг опасливо оглянулась и шикнула на ординатора, понизив голос до шёпота:
– Семья не хочет, чтобы проводилось вскрытие.
– Но как же, Наталья Григорьевна… – попробовала спорить Спивакова.
– Они не хотят вскрытия, – сделав страшные глаза, чётко произнесла Осухова. – Ясно?
После этого она резко развернулась и ушла, оставив ординаторов в полном смятении.
Не удовлетворившись ответом доктора Осуховой, Марина с Наташей решили всё-таки пойти к семье скончавшегося пациента и поговорить с ним, а там будь что будет. К этому обеих влекла совесть. Не хотелось просто отдать жене и дочери тело их мужа и отца, да и забыть об этом.
– Мы понимаем, как вам трудно, – сказала ординатор Юмкина. – Ваш муж так внезапно умер. Но вскрытие покажет, в чем причина.
– Думаете, стоит провести вскрытие? – глядя на доктора красными заплаканными глазами, спросила жена покойного.
– Нет, мы хотим с этим покончить, – заявила её дочь.
– Разве вы не хотите узнать, от чего он умер? – спросила её Спивакова.
– Мой отец был алкоголиком, – ответила Алиса. – Не мог удержаться на работе. Это его и убило.
– Я понимаю, что вы злитесь, – снова заговорила Юмкина. – Но точные данные могут помочь справиться с этим.
– Это было так неожиданно, Алиса, – печально сказала мать, глядя на дочку.
– Неожиданно? Он долгие годы убивал себя! – злобно парировала дочь.
– Он был хорошим человеком, – грустно произнесла вдова. – Может, они правы? И, может, стоит провести вскрытие?
– Мама, перестань. Он умер. Всё кончилось, – сказала дочь.
– Алиса, твой отец хотел бы…
– Какая разница, чего он хотел бы? – перебила девушка. – Мы можем выбраться из этой ситуации, сохранив хоть каплю достоинства? Или нет?!
Пока дочь возмущалась, вдова пристально, не мигая, посмотрела в глаза Наташе, и ординатор уловила в них молчаливое «Сделайте это».
***
После того, как результаты МРТ были готовы, заведующий отделением Андриан Николаевич Шварц и молодой хирург Денис Шаповалов стояли перед монитором, на котором четко просматривалось затемнение в области зрительного нерва.
– Видишь, вот здесь, – Шаповалов провел пальцем по экрану, – Это опухоль. Она давит на твой зрительный нерв.
– Оперировать можно? – спросил Шварц, прищурившись. Его голос был спокоен, но в глазах читалось напряжение.
– Несомненно, – бодро ответил Шаповалов, но тут же добавил, слегка сбавив тон: – Но всегда есть риск.
– Я могу потерять зрение? – Шварц скрестил руки на груди. – Только этого мне не хватало. Эпидемия сифилиса и теперь опухоль.
– Думаю, они не связаны, – Шаповалов попытался разрядить обстановку, но его улыбка не встретила ответного юмора.
– Ладно, Денис, – Шварц тяжело вздохнул, изучая снимок. – Посмотрим, насколько ты хорош.
– Я соберу команду, – уверенно заявил Шаповалов.
– Только моих людей, – сказал Адриан Николаевич, подняв указательный палец, подчеркивая важность момента. – Я хочу, чтобы всё прошло тихо. Скоро тут будет полно стервятников. Только спят и видят, как бы занять моё место.
– Я один из них? – Шаповалов усмехнулся, но в его глазах промелькнуло что-то острое – вызов или даже обида.
– Как ты думаешь, почему я к тебе присматриваюсь? – Шварц на мгновение позволил себе легкую усмешку, но тут же снова стал непроницаем. – Приступай.
В воздухе повисло молчание. Шаповалов кивнул и развернулся к выходу, уже прокручивая в голове список ассистентов. Завотделением Шварц же остался стоять перед монитором, его взгляд застыл на том самом пятне – маленьком, но способном перевернуть всю его жизнь.
***
Захожу в кабинет Шаповалова, но не ожидаю встретить там Адриана Николаевича. Мы сталкиваемся в дверях. Он прочищает горло, ничего не говоря, и выходит в коридор. Странно. Обычно подчинённые ходят к нему, а не наоборот… Видимо, для этого есть какая-то особенная причина.
– Вызывал? – спрашиваю Дениса, закрывая за собой дверь.
– Да. Мне и шефу нужна твоя помощь, – он откладывает папку с историями болезней и пристально смотрит на меня. – Умеешь хранить секреты?
– Лучше, чем ты думал, – иронизирую в ответ, но внутри уже насторожилась.
Спустя пару часов мы встречаемся втроём: я, скромная ординатор, и два маститых хирурга – Шаповалов и Осухова.
– Как продвигается наша особо секретная послезакатная операция? – с хитринкой спрашивает Денис, разминая пальцы. – Я тренировался.
Наталья Григорьевна смотрит на него осуждающе и сухо замечает:
– У вас слишком много свободного времени.
Потом поворачивается ко мне:
– Скажите шефу, что я приду. Только дайте знать, где и во сколько.
– Хорошо, – киваю, радуясь, что доктор Осухова будет с нами. Она – отличный врач, и её участие придаёт мне уверенности.
Когда она уходит, мы остаёмся с Денисом вдвоём.
– Нервничаешь? – спрашиваю, наблюдая, как он бессознательно постукивает карандашом по столу.
– Это сложная операция, – Шаповалов делает паузу, его голос становится тише. – Одна ошибка – и я завершу карьеру коллеги. Карьеру моего учителя. Нет, я не нервничаю.
«Врёшь», – думаю я, но не говорю вслух.
– Так, на всякий случай… – меняю тему, потому что вижу: ему и так тяжело. – Ты бы сказал мне, если бы мне нужно было обследоваться?
– Думаешь, у меня сифилис? – он шепчет, но в его глазах мелькает понимание.
– Нет, не думаю. Просто у нас никогда не было никаких правил. Мы никогда не говорили об этом. Я бы не держала на тебя зла.
– Когда бы я успел подцепить сифилис? – он хмыкает. – Мне и тебя хватает выше крыши. Кроме того, мы всегда использовали презервативы.
– Светящиеся в темноте, – закатываю глаза, но улыбаюсь.
– Видишь, не о чем волноваться, – он вдруг замолкает, задумывается, а потом спрашивает: – Может, нам стоит придумать правила?
– Стоит, – соглашаюсь без колебаний.
– Хорошо.
– Хорошо.
Мы смотрим друг другу в глаза, и на секунду между нами повисает то самое напряжение, которое всегда заканчивается поцелуями. Но сейчас мы в больнице, в коридоре, где полно людей, так что оба с усилием отводим взгляд.
– На всякий случай, – шутливо говорит Денис, – мне нравятся светящиеся в темноте.
– Не сомневаюсь, – смеюсь в ответ.
***
– Это последний кусочек яичника. Осталось только зашить отверстие в стенке кишечника, – завершая операцию, сказал главный хирург-гинеколог больницы – доктор Сафронов, а после задумчиво посмотрел на Михайловского. Тот, уловив странный взгляд коллеги, спросил:
– В чем дело, доктор Александр Сергеевич.
– Вы говорили, его жена беременна? – спросил гинеколог.
– Рожать через пять недель, а что?
– У нашего пациента аплазия сперматогенного эпителия, – заметил Сафронов.
– Хотите сказать, что мой друг стерилен?! – изумился Пётр Иванович.
– С рождения, – подтвердил Александр Сергеевич.
– Тогда от кого беременна его жена? – задался вопросом ассистирующий на операции ординатор Марципанов.
– Не хотел бы я быть Борисом… – чуть насмешливо сказал Двигубский и тут же поймал на себе злой взгляд Михайловского, после чего отвёл глаза.
После операции оба ординатора стали оживлённо обсуждать услышанное.
– Как Михайловский скажет своему другу, что ребенок не его? – возбуждённо спросил Виктор.
– Он не скажет, – ответил Алексей.
– Придется, они друзья.
– Лучше ему не знать.
– А Бориса знает, что не её муж отец ребёнка?
– А может и нет
– Думаю, Борис должен знать, что жена ему изменяет, – заявил Марципанов.
Ординаторы, пока болтали, совершенно забыли, что впереди них на расстоянии в пять шагов шёл доктор Михайловский и всё слышал. Не выдержав, он остановился, развернулся и заявил обоим:
– Я не спрашивал вашего мнения, так что оставьте его при себе!
– Простите, Пётр Иванович, – потупился Марципанов.
Когда старший врач пошёл дальше, Виктор пихнул Двигубского в плечо и проворчал:
– Всё из-за тебя! Ты такой сплетник!