Глава 42
Поскольку с результатами анализов всё стало окончательно и бесповоротно ясно, Виктор, не теряя времени, уговорил коллегу Двигубского выступить в роли его лечащего врача. А заодно и медсестры. Потому что колоть себя в пятую точку он не умел ни под каким соусом. Теоретически знал – да, конечно. Видел, как некоторые коллеги это делали на дежурствах: ловко, будто репетировали на апельсинах. Но сам – нет, сам не мог. Каждый раз, как дело доходило до иглы, мозг рисовал апокалиптические картины: как он случайно попадает в седалищный нерв, навсегда теряет способность сидеть или ходить.
Ординаторы зашли в процедурную. Двигубский прикрыл за собой дверь. Виктор сглотнул.
– Ты точно знаешь, что делаешь? – спросил он с явной тревогой, глядя, как Алексей с пугающей сноровкой раскалывает ампулу, как будто делал это по пятьдесят раз в день (а он и делал).
– Это просто укол антибиотика. Радуйся, что вообще согласился. Я и так увидел сегодня больше, чем рассчитывал, – буркнул Двигубский, ловко наполняя шприц. Его лицо выражало не то раздражение, не то философское примирение с абсурдностью жизни.
Это замечание Виктора тут же уязвило. Он фыркнул, будто его ударили по самолюбию чем-то тяжёлым, и вместо того чтобы продолжить стягивать штаны от медицинского костюма, начал наоборот – нервно завязывать шнур обратно.
– Знаешь что, проехали! – выпалил он с достоинством обиженной чайной ложки.
Но Алексей уже кипел, как стоящий на плите чайник.
– Ты хочешь избавиться от сифилиса или продолжить с ним строить отношения? Снимай штаны, Витя! Без лишнего пафоса.
– Не могу поверить, что со мной это происходит… – пробормотал Марципанов с выражением человека, которого судьба кинула лицом в фарс, и улёгся поперёк кушетки. Так, чтобы стратегически важная часть тела свисала с края, давая Двигубскому идеальный доступ. Говоря языком живописи, натура была выставлена.
И тут – как в дешёвом водевиле – штора, отделяющая процедурную на две половины, вдруг разлетелась в стороны, как занавес, и прямо перед лицом Виктора возникла… Дарья Светличная.
– Даша?! – ошарашенно взвизгнул ординатор, как будто коллега выпрыгнула из холодильника, а не вошла в процедурную. – Уходи немедленно!
– Витенька, я подумала, тебе нужна моральная поддержка, – иронично-сочувственно сказала она и с грацией хищницы обошла кушетку, встав рядом с Двигубским. Скрестив руки на груди, выглядела как зритель, пришедший на эксклюзивный спектакль в одном акте.
– Нет, не надо мне поддержки! Я здесь… на полном обозрении! – отчаянно шипел Виктор.
Даша, не моргнув глазом, посмотрела на ту часть тела, куда вот-вот должна была вонзиться игла, и сказала с непередаваемой ухмылкой:
– Витюша, ничего страшного. Классная у тебя… – и добавила название места, по которому шлёпают непослушных детишек.
– У меня тоже ничего, хочешь взглянуть? – хихикнул Алексей, и Виктор на секунду пожалел, что не оглох в младенчестве.
– Дай сюда шприц, ты всё делаешь неправильно, – потребовала Дарья с видом профессионала и даже не спросила разрешения.
– На здоровье, – фыркнул Двигубский и вручил ей инструмент. Через секунду он уже открывал дверь и исчезал в коридоре, оставив пациента на растерзание Светличной.
– Лёха! Ты что, серьёзно? – вскрикнул Виктор, ошеломлённый дезертирством коллеги. Но было поздно.
Марципанов протянул руки к шторам, сгрёб их и резко сомкнул, как будто собирался построить себе временное укрытие от стыда. Однако не успел вдохнуть с облегчением, как те снова распахнулись, будто по команде, и в помещение с сияющей улыбкой вошла… Наташа Юмкина.
– А у нас тут что? – спросила она, оглядывая сцену с явным удовольствием. И, не колеблясь, прошла и уселась на стул рядом с Дарьей, как в VIP-ложе.
– Унижаем Виктора, – буркнул тот.
– Лечим Виктора, – поправила Наташа, вальяжно закинув ногу на ногу.
– Ай! – взвыл Марципанов, когда Дарья сделала укол, как показалось пациенту, резко и безжалостно.
– Что такое, Витюша? Бо-бо? – с шутливой издёвкой поинтересовалась Юмкина.
– Я не люблю иголки, – сквозь зубы процедил он.
– Отлично. Для врача – это очень удачная особенность, – прокомментировала Светличная. – А теперь, мсье, попрошу подвинуться. Другая сторона, будьте добры.
– Наташа! – послышался из коридора голос Спиваковой.
– Я здесь! – отозвалась Юмкина.
– Павлу Дмитриевичу назначили процедуру на вечер.
И снова, в третий раз, шторы разлетелись в стороны. Теперь перед Виктором стояла Марина с дежурной, но весьма ехидной улыбкой.
– И что мы тут делаем, дамы и господин? – спросила она.
– Боремся за жизнь и психику нашего товарища, – с саркастичным видом пояснила Юмкина.
Марина прошла за кушетку, глянула на объект манипуляций и с тем же выражением, что и Дарья минуту назад, произнесла:
– Классная у тебя…
– Я же говорила, – хмыкнула Светличная.
– Классная, как у младенца, – добавила Наташа, и Марципанов в этот момент готов был выпрыгнуть в окно, если бы оно тут имелось.
Второй укол оказался не менее болезненным. Виктор подскочил, красный до ушей, судорожно натягивал штаны, путаясь в шнуре, который, казалось, насмехался над ним изо всех сил.
– Знаете, – пробормотал он, пыхтя, – я всю жизнь мечтал оказаться без одежды в одной комнате с тремя женщинами. Но реальность… чёрт возьми… оказалась даже круче фантазий!
И, не дожидаясь комментариев, он вылетел из процедурной, хлопнув дверью, как обиженный герой мелодрамы. За ним, как по команде, раздалось звонкое девичье хихиканье.
– Он же сейчас расплачется, – сквозь эмоции сказала Марина.
После этого три ординатора дружно рассмеялись так, что слышно было, кажется, даже в приёмном покое.
***
Сделав Марципанову пару уколов, я покинула процедурную, и в коридоре вынимаю из кармана звонящий телефон.
– Это Эмма Борисовна, – представляется заместитель заведующей пансионатом, где живёт моя мама. – Сейчас вам удобно говорить?
– Простите. Утром я была не одна и… Так зачем вы звоните?
– Хотела напомнить, что сегодня наш семейный ужин, – говорит Григорьева. – Вы еще ни разу не приходили на наши семейные мероприятия.
– Вы должны понять, я хирургический ординатор, у меня мало времени, – объясняю ей, казалось бы, очевидные вещи.
– Наши постояльцы любят эти мероприятия, им весело, – настаивает Эмма Борисовна. – А это бывает нечасто. Очень важно, чтобы вы пришли.
– Я приду… Постараюсь прийти. Очень постараюсь, – отвечаю ей.
***
Доктор Шаповалов тихо подошёл к завотделением в коридоре и, почти не отрывая взгляда от своих записей, сказал, словно передавал шифровку:
– Адриан Николаевич, я выкроил время для магнитного резонанса. Можем приступать.
Шварц, тяжело вздохнув, кивнул:
– Хорошо, пора за дело.
Шаповалов не задерживался – быстро повернул и ушёл, оставляя завотделением одного. В этот момент к нему подошла его секретарь Маргарита Олеговна – женщина с лёгкой сединой у висков и взглядом, способным остановить любого без лишних слов.
– Адриан Николаевич, простите, что отвлекаю, – начала она с ноткой тревоги, – но у нас небольшая проблема.
– Что на этот раз? – хмуро спросил он, морщась от усталости и раздражения.
– Три интерна, четыре ординатора и шесть медсестёр на этом этаже заражены сифилисом, – спокойно, почти безэмоционально сообщила Маргарита Олеговна.
Шварц словно на мгновение перестал дышать. Он просто не мог поверить услышанному. Сифилис – заболевание, которое в медицине не редкость, но чтобы заразились столько людей из одного коллектива, да ещё в больнице, где стерильность и контроль закон… Это было катастрофой. Его лицо на секунду исказилось в недоумении, затем он резко выпрямился.
– Как такое могло произойти? – прохрипел.
– Не знаю, – пожаловала плечами секретарь. – Возможно, кто-то пренебрёг профилактикой…
Шварц мгновенно понял, что оставить всё на самотёк нельзя и поручил срочно собрать совещание всего медицинского персонала – кроме дежурных никто не должен был покидать отделение.
Собрание началось полчаса спустя. В конференц-зале было душно. Лёгкий запах медикаментов смешивался с тревогой, которая висела в воздухе. Коллектив занял места, кто-то молчал, кто-то нервно поглядывал по сторонам. Доктор Шварц встал во главе стола, взгляд был серьёзен и холоден. Маргарита Олеговна, как и всегда, выглядела уверенно и, согласно поручению шефа, взяла слово:
– Ежегодно в нашей стране регистрируется более семи тысяч новых случаев сифилиса, – начала она. – Если болезнь не лечить, последствия могут быть катастрофическими: слепота, паралич, психические расстройства, смерть.
Некоторые интерны пытались скрыть скуку. Двигубский зевнул так громко, что Шварц бросил на него строгий взгляд. Марципанов, напротив, сидел, словно под прицелом – боялся, что его секрет вот-вот всплывёт наружу.
– Кто занимался сексом с коллегами, – строго произнёс Адриан Николаевич, – сдайте анализы. Это не обсуждается.
Взгляд Михайловского невольно упал на Марину Спивакову. Она не видела его, поскольку стояла впереди.
В комнате послышался нервный смешок. Шварц раздражённо закатил глаза.
– Маргарита Олеговна расскажет вам, как избежать заражения, – сказал он, отступая в сторону.
Секретарь вынула из сумки банан и упаковку с презервативом. Зал взорвался хохотом – неожиданная визуализация ситуации разбавила обстановку.
– Когда придёт момент, вы понимаете, что делать, – спокойно сказала Яновская, – аккуратно вскройте упаковку...
В этот момент к Шварцу подошёл Шаповалов и тихо произнёс:
– Нам стоит спуститься на магнитный резонанс.
– Сейчас не время, – ответил завотделением, едва сдерживая раздражение.
– Если не хотите, чтобы всё вышло наружу, действовать надо немедленно, – настаивал доктор.
Тем временем лекция продолжалась:
– Откровенное общение – залог здоровых отношений. В серьёзных отношениях важно доверие и защита...
В углу тихо переговаривались ординаторы.
– Бедный Витя, – прошептала Даша, глядя на Марципанова.
– Думаю, он запал на Ирину Селезнёву, – предположила Спивакова.
– Не все отношения ведут к венерическим заболеваниям, – мягко заметила Светличная.
– Да, – задумчиво повторила Марина.
– Да, – в унисон с ней вздохнула Даша.
– …Когда партнёр закончит, аккуратно снимите презерватив и избавьтесь от него, – закончила секретарь.
Следующие два часа в хирургическом отделении выглядели, как коридор поликлиники во время прохождения каким-то коллективом обязательной ежегодной диспансеризации. В процедурную, где сдавали кровь, выстроилась длинная очередь из всех сотрудников, включая даже тех, кто имел к медицине опосредованное отношение – уборщиц, например. Но раз доктор Шварц сказал, что исключений не будет, значит… Он же первым сдал кровь, чтобы ни у кого не возникало сомнений в решительности шефа.
Одной из тех, кто маялся в коридоре, ожидая своей очереди, была Марина Спивакова. Её-то и заметил доктор Михайловский, выходя из лифта. Он, на правах старшего врача, сдал анализы одним их первых. Подошёл к ординатору и сказал негромко, чтобы никто не услышал:
– Ты меня избегаешь
– Я занята. На работе. Работаю, короче, – запуталась Марина от волнения.
– Почему ты в очереди? – поинтересовался Михайловский.
– Проверка на сифилис, – напомнила ординатор.
– Тебе не нужно в ней стоять, – сказал врач.
– Нет?
– Ты у меня единственная, – признался Пётр Иванович.
Спивакова бросила на него особенный взгляд.
– Тебя это удивляет? – спросил её любовник.
– Меня ничто не удивляет, – немного прохладно сказала Марина.
– Я анализы уже сдал. Нужно было? – спросил Михайловский.
– Нет.
– Ладно.
– Ладно.
После этого Пётр Иванович, поправив очки на носу, ушёл, оставив Спивакову с загадочной улыбкой на лице. Фраза «ты у меня единственная» пришлась ей очень по душе.