IV
Как я ее увидел… Да Бог ты мой, как мне ее описать, чтоб не было, в конце концов, пошло? Если я скажу, что вот с первого взгляда что-то было в ней для меня притягательное, так ведь это штамп и банальность. Да к тому же и ложь. Ведь прекрасно известно, что притягательность женщины для мужчины состоит только в ее образе и больше ни в чем. Это же в «Дон Кихоте» прекрасно описано! Я тут пощеголять, конечно, это написал, потому что сам, ясно, не читал никакого «Дон Кихота», но о чем это все, знаю. Что вот для этого безумца на старой кляче Дульсинея была идеалом, а что там из себя представлял реальный человек, уже и не важно. Важно, что во имя нее все безумства совершаются, потому что это уже не про женщину. И даже не про мужчину! Тут что-то вообще глубокое, глубже самой видимой реальности происходит.
Вот и она вызвала сразу во мне будто реакцию какую-то. Хотя! Не было в ней ничего особенно привлекательного. Точнее, того, что ныне считается в женщинах привлекательным. Я уже и описывал вам ее, как она была одета, и одета она была скромно. Впрочем, это, конечно, ничего не значит. Есть такие скромницы, что хуже всякого демона, стоит только познакомиться с ними поближе. Но вот когда я подошел к ней ближе и лучше рассмотрел, то что-то в ее облике - в лице или в осанке или в общем каком-то впечатлении - что-то отозвалось во мне внутренним криком: «Это чистая, хорошая девушка». То есть, опять же, друзья, красота тут вовсе не плотская была. Она была вполне обычная по внешности, то есть, сотни лайков в «Инстаграме» бы не собрала. У нее были вьющиеся каштановые волосы, широкий нос, тонкие губы и приятное округлое лицо - и вот видите, что при таком описании у нас анатомический театр получается. А ведь я еще обратил внимание на ее руки с нежными белыми пальцами, на пытливый, но вместе с тем наивный взгляд больших коричневых глаз. Была она необычайно высокой и стройной, будто стебелек. Я-то сам высокий парень, где-то метр восемьдесят, так вот она была примерно одного со мной роста, может быть, чуть ниже меня. И я все рассматривал ее и рассматривал, пытаясь угадать, что же этот внутренний мой голос нашел в ней такого чистого. Вон, край платья у нее загрязнился, да и блузка была по виду старая и вовсе не модная, будто она ей от бабушки досталась. Нет, чистота тут другая была. В ней было что-то возвышенное, аристократическое даже, какое-то внутреннее достоинство, которого я никогда не встречал до того в женщинах.
И вот как я к ней подходил, то наверно со стороны для нее выглядел, как какой-то безумец. А между тем она это вовсе не показала. Она, конечно, заметила мое приближение, но как посмотрела в мою сторону, то страха в ее глазах не было никакого. Там было спокойствие и любопытство.
« - Привет!» - хотел уверенно воскликнуть я, но вышла какая-то невнятная хрипота. Я страшно волновался, и мгновенно разозлился на себя, что даже такое простое слово не смог выговорить. Причем я на стримах своих мегадонатовых соловьем заливаюсь, такие мерзости сладким голосом громогласно произношу, а тут бабе какой-то «привет» не смог сказать. Но она не посмеялась надо мной, она вдруг на миг сделалась такой странно серьезной, будто пыталась вникнуть, понять, кто перед ней вот по этой невнятной хрипоте, а потом улыбнулась - но не насмешливо, опять же, а очень по-доброму - и кивнула.
- Привет, - сказала мягким голосом, - Тоже автостопом?
И вот тут у меня что-то щелкнуло внутри. Во-первых, голос у нее был очень приятный и бархатистый такой, она говорила, будто эдак кошечка лапками по мягкому дивану топчется, прежде чем уложиться уютненько. Мягенький, теплый, добрый голос был у нее. И я его расслышал даже сквозь грохот автострады и шум ветра. Но было и во-вторых. И во-вторых я сразу понял, что с ней что-то не ладно. То есть, как бы так сказать, мне почему-то сразу стало понятно, что она не русская. В этих трех словах едва заметно чувствовался и акцент, но тогда я не обратил на него внимания. Нет, дело было в этой самой приветливости. Ну не может ни русская девушка, ни русский человек вообще быть вот так запросто приветлив с каким-то незнакомцем! Русский человек - это я знаю по себе, ведь я же сам, будь оно неладно, этот самый русский человек - он с незнакомцем всегда, если первый раз кого привечает, или хамоват и развязен или напрямую враждебен. Нет, русский человек может быть донельзя и радушен незнакомцу - но тогда он должен быть очень сильно поддат. А в обычном состоянии русский человек незнакомца-то на зуб пробует. Дескать, вот я какой злой - или хам - ну что ты будешь делать? Что, не хочешь общаться, уходишь? Или обижаешься? Ну скатертью дорожка, раз тебе подслащать приветы надо.
Вот я вам все это расписал тут, а в голове все это просто - клик - и щелкнуло. Что ну вот не русская девушка передо мной.
- Да-да, я вот… стопом, - пробубнил я и зачем-то стал копаться в сумке, сам не понимая, что хочу там отыскать. Потом нервно улыбнулся и глянул на нее, - А ты отсюда? То есть, из Грузии… куда-то едешь?
- Да, я в Россию еду.
Вот, снова этот акцент. Как-то немножко глухо она произносила слова, да еще и отчетливо, слишком отчетливо проговорила эту фразу.
- То есть, ты не из России? - спросил я.
- Нет, я из Греции.
- Да ну! И как там, в Греции? Постой, так это мы в Грузии сейчас, а до Греции…
Фраза моя прервалась порывом ветра от проезжавшего грузовика. Нас крутануло в потоке завихрившегося воздуха, который прорезала фура, и я чуть не упал на девушку.
- Ой, стой, аккуратно! - вскричала она с испугом. Потом с волнением сказала мне, - Ой, тут опасно, могло тебя под машину занести, давай отойдем.
Меня от такой заботы злость взяла. То есть, получается, и она уже раскусила, что я «зеленый» в этом деле, захотела, чтоб я отошел, значит, не мешал опытной и взрослой «тете» стопить. Я закричал:
- Да все нормально! Сейчас смотри, остановятся мне!
Я повернулся к ней спиной и чуть не вышел на дорогу с поднятым большим пальцем. Какой-то огромный черный BMW мчался нам навстречу. Завидев, что я ступил на трассу, водитель резко дал в сторону. Сквозь лобовое стекло я увидел злобный взгляд выпученных глаз и застывший на раскрытых устах крик. Машина просигналила и помчалась дальше. Следующие за ней также стали мне сигналить, не останавливался никто. Девушка схватила меня за руку и чуть не оттащила с трассы. Не знаю, почему, но я был горд за себя. Я показал, что мне нельзя диктовать условия. Я думал, что она разозлится на меня, но она все по-доброму улыбалась.
- Давай вот здесь будем стопить, хорошо? - спросила она и вытянула руку с поднятым пальцем в сторону дороги.
- Да хорошо, хорошо, - я тоже невольно заулыбался и как-то и приятно на душе стало от ее улыбки.
- А ты куда едешь?
- Тоже в Россию-матушку.
- Ты тоже не из России?
- Ха-ха, вот теперь точно ясно, что ты иностранка. «Россия-матушка» только русский сказать и может.
- Я знала это, конечно, - она вдруг смутилась и покраснела, - Я думала, может, ты шутил.
- Да это ладно, но вот ты сказала, что из Грузии…
- Нет, я из Греции.
- Ой, да, из Греции, попутал. Так это ж далеко. Нормально добралась? Сама, что ли, едешь?
- Сама. Но я часто ездила, есть много опыта. А в этот раз я ехала из Греции до Турции с подругой, но она осталась там, а я поехала в Россию.
- А что в Россию-то? Что тут? Я бы вот в Грецию скорее смотался. Из России сейчас уезжают все!
- Смота… что?
- Смотался. Ну съездил значит.
- А, - она чуть задумалась.
Я отметил, как приятно становится ее лицо, когда она задумывается. Словно у ребенка, такое искреннее и чистое любопытство изображало. Да что ж, в самом деле, она была такая чистая! Слишком уж чистая! Я поверить не мог. А потому не стал слушать, зачем ей в Россию и перебил:
- Так подруга твоя вон в Турции, говоришь, осталась. Небось турок ее какой подцепил, в жены взял. Может, в хоромах дорогих уже живет, виноград ест и кальян курит. Он ее на яхте катает целыми днями. Не жизнь, а сказка! Чего же ты не осталась?
Да, я знаю, друзья, вы скажете, что слишком пошлый намек я сделал этой девушке. Так это потому, что в эту ее святость я не верил! Я с женщинами уже имел дела, я знал, что все они на таких турков, что я описал, прыгать готовы были. И вот та, что передо мной, тоже прыгнула бы! Я ждал, что она или будет яростно отрицать мой выпад или гаденько так засмеется вместе со мной и скажет, что может да, а может, и нет. Но она лишь с тем же простодушным удивлением заметила мне:
- О, вот как ты о девушках думаешь. Но я скажу тебе, что не все такие. Моя подруга точно не такая.
- А ты?! - вырвалось у меня очень быстро и как-то желчно.
- Нет, я тоже с турком не пойду, - засмеялась она.
- Да все девушки так говорят! А вот если поманит кальяном, поманит яхточкой и виллой шикарной… Ну если скажешь, что не пойдешь, ну лицемерие же!
Она уже рассмеялась мне в лицо, да еще так звонко и сказала, будто цитируя что-то:
- Корень всех зол - сребролюбие.
Я пропустил мимо ушей и продолжал свою язвительную тираду:
- Не знаю, но вот наши Наташи, так сказать, так и сигают на этих турков. Русским мужикам баб не остается, это что за ужас! Ведутся все девки наши на твое это сребролюбие. А ты говоришь, зло это. Так что, все злые, что ли? Ну ты, наверно, не Наташа, раз так говоришь. Но ты ведь и не из России. А как говоришь, зовут тебя?
Она внимательно посмотрела на меня, словно вдруг поняла что-то обо мне. Было в этом взгляде нескрываемое любопытство, но вместе с тем на секунду почувствовал я и тревогу. Уж не боялась ли она меня? Но это мелькнуло лишь на секунду в ее взгляде, а потом она назвала свое имя:
- София.
Тут у меня, друзья, аж сердце защемило, как она это сказала. Вы сейчас смеяться будете как оголтелые, но вот это имечко - София, Софушка, Сонечка, Соня - от него мне как-то всегда тепло на душе было, как слышал. Вот этот вот «с» и «ф» вместе, какое-то сочетание одновременно и теплое, и мягкое, но также прочное и вечное будто бы. Сам не знаю, впрочем, иногда, знаете, просто что-то нравится. Ну так вот и мне имя «София» и «Соня» нравились до безумия. Я глядел на нее и меня трясло. Я захотел вдруг схватить ее в объятья, прижать так тепло к себе, прильнуть к губам и долго-долго целовать эту девушку… Но вместо этого я злился на себя, я готов был упасть на колени и накрыть голову руками, только бы это чудо передо мной исчезло и растворилось куда-нибудь! Я не мог вынести ее вида!
V
Меня спасло от унижения, что с громким хрустом колес по гравию возле нас резко затормозила блестящая дорогая машина. Из окна высунулся, чуть не расплескав пиво из бутылки, которую сжимал в загорелой руке, какой-то мужик в темных очках и с раскрасневшимся носом.
- Давай садис! На свадьбу с нами паедем! - заорал он с сильным грузинским акцентом.
С водительского сидения нервно выглядывал другой парень, с виду русский. Товарища его, по виду, был очень сильно поддатый. Вместе с тем одет он был прилично - в черный классический костюм, хотя и изрядно помятый. Мы бросились к окну и спросили, куда они едут.
- Садис! Гулят едем! - горланил грузин.
- Да подожди ты, - одернул своего приятеля парень на водительском. Лицо его выражало сильное недовольство, - На свадьбу только свои, этих подбросить по пути можем.
- Это гости будут!
- Мы до Пасанаури. Подходит? Можем подбросить, - сказал нам водитель будто через силу. Явно было, что подвозить нас у него желания не было.
Грузин тут возмутился.
- Уваж меня, слушай. Никакого веселья с тобой. Вот хараший человек, парень с невестой тоже, да?
И он с радостной улыбкой глянул на меня, сверкнув парой золотых зубов.
- Да потому что ты нажрался как свинья, да еще в такой день, - огрызнулся водитель. - А кроме того, мы опаздываем!
Грузин выскочил из машины - точнее, хотел выскочить, но зацепился о порог, когда распахивал дверцу, споткнулся и бухнулся прямо на меня. Я почувствовал, как становится мокрой моя рубашка. Оказалось, что он выронил бутылку с пивом, да прямо мне на рубашку.
- Ай-ай, извини, дарагой!
Он, путаясь, выбрался из моих обьятий и зачем-то начал отряхивать мою рубашку, словно мог стряхнуть пропитавший ее алкоголь.
- Да ты что! - заорал с водительского русский, - Ты там с ума сошел?!
- Да все нормально, чего кричишь?
Я отстранил грузина и сказал:
- Все нормально, вы езжайте, мы следующую машину подождем.
- Зачем слэдущий? - с искренним непониманием спросил грузин, - Вот дэвушк прекрасная, я вас вместе давезу, у меня сегодня свадьба. А потом и вы поженитесь.
- Да не слушайте его! - кричал с сидения русский, - Раз уж он пристал к вам, так садитесь быстрее! Хоть в пиве, но садитесь! Мы опаздываем!
Мы с Софией бухнулись на заднее сидение. Я снял намокшую от пива рубашку, скомкал ее в узел и засунул в сумку. Девушка смотрела на дуэт впереди со смесью опаски и в то же время любопытства.
- Что, не так у вас в Греции? - брякнул я ей почему-то очень громко.
Сам не знаю, почему, но я почувствовал прямо гордость за этого пьяного грузина. Тот повернулся к нам, в лицо пахнуло сильным перегаром, как он почти закричал:
- А? Греция? Я думал, вы с России!
- Она, она с Греции, - поправил я, - я-то с России.
Только я это сказал, как мне стало вдруг стыдно. Было что-то поспешное в моих словах, будто я хотел спихнуть внимание с себя на эту девушку. Словно я хотел, чтобы она вот сейчас проявила себя, чтобы увидеть, что же она из себя представляет. В то же время я отдавал ей и бразды правления ситуацией. Вроде как «ну раз ты так много ездила автостопом, так давай, разбирайся с пьяным грузином». «А вдруг он ей что сделает?» мелькнуло в голове у меня. Впрочем, София только с улыбкой посмотрела на мужчину и проговорила спокойно:
- Да, я еду из Греции. Уже четвертый день в пути.
- Харашо говориш по руски, слушай, - сказал грузин, - Да ты обманываешь, нет?
Он вдруг как-то изломанно заулыбался и резко снял с себя темные очки. Размах рукой был так силен, что ладонь его ударила по спинке сидения водителя. Тот что-то закричал, но за голосом грузина ничего было не расслышать:
- О, какой красивый девушка! Приехала к жениху, да? Вот парен, да? У вас любов?
Но София не успела ответить, потому что водитель продолжал кричать:
- Ты про свою любовь-то не забыл?! Нажрался, так сиди спокойно! Чего лупишь-то. И от ребят отстань! И так пивом пацана залил!
Я хотел сказать что-то в ответ на «пацана», но решил промолчать. Еще, чего доброго, высадят нас, если начнешь пререкаться.
- Слюшай, у меня не любов, я хочу настоящая любов видеть, - сказал грузин водителю.
- Ну здрасте, опять то же самое! Чем тебе сестра-то моя не угодила? - со злобой спросил водитель. Он вдруг на мгновение повернул голову, давая понимать, что теперь его слова адресованы нам, - Вы только представьте, вот этот вот… представитель грузинской нации… посмел не явиться сегодня на свою свадьбу! Все уже ждут, стол накрыт, его родители там, вся родня, двести с лишним человек. Невеста уже ждет, тамада заряжен. Денег угрохано представляете сколько. А его нет! Звоню ему - мычит в трубку. «Прасти, дорогой, напился, не магу приехать» говорит. Скандал! И это грузин называется! Традиции, честь, вот этот вот горский дух - паф! Все в дым обратилось, как я это услышал. Приехал его забирать, а он в туалете там концерт зарядил, так что на весь аул слышно.
- Ты чего меня позориш! - вскричал грузин. Он тоже повернулся к нам и с важностью сказал, - Меня Каха завут.
- Каха… сказал бы дальше, кто ты и с чем рифмуется, но факт фактом - моя сестра тебя ждет, а ты в стельку пьяный. И ты, ты знаешь, ты помнишь вообще кто моя сестра, кто мои родители?
- Да помню я все, тут, дарагой, и кто она, и кто они. А что я слышал, знаешь?
- Ну что, что ты слышал!? - как-то с ненавистью крикнул ему водитель.
- А с кем спала твая сестра, знаешь!
Я увидел, что водитель с какой-то особенной силой вцепился в руль в тот момент. Машина вильнула. Нам просигналили со встречной, а у меня сжалось сердце. «Все это, конечно, большой кринж, но тут и в лепешку разбиться можно», подумал я. Неожиданно услышал рядом Софию:
- Каха, а ты любишь его сестру?
- О, сестра! - вскричал грузин, - Харашо, харашо спросила.
Он вдруг с силой разодрал рубашку на груди, что аж пуговица отлетела куда-то в темноту под сидение.
- Знай, что Каха любит до смэрти, если Каха любит, то он все сделает. Но измены, измены Каха не простит! Его сестра я очень люблю, это красивый девушка, очень богатый. Бизнес в центре Москва, хотят бизнес здесь открывать, в Пасанаури большой ресторан делать, потом курорт. Много денег у ее семьи. Вот это ей брат. Я его уважаю, ее семью уважаю.
- Да кого ты уважаешь, если такое творишь! - закричал водитель, - А про Люду это все поклепы и вранье. Ты вот поверил росказням каким-то.
Каха схватился с огромную волосатую грудь.
- А, если бы обман! Мой брат Гога рассказал заходил ей в «Инстаграм», отправлял сообщения, говорил, что любит, чтобы она любовницей была, слышиш? А это неделя до свадьбы, вот на прошлой неделя было.
- Ну и что?
- Как што? - Каха был поражен, - Люда не сказала «нет», я видел переписка, она с ним шуры-муры, как ви говорити. Шутила, смеялась, как будто ничего, нет жениха.
- Так она же с ним не встретилась, ничего не было. Ты накрутил себе не пойми с чего! Бабы - они такие сегодня.
- Нет, дарагой, я ее мужчина, нельзя с другими никак ничего общатся. Я ей вообще говорил удали «Инстаграм», она «удалю, удалю», но ничего не удалила, фото выкладывает, с мужчинами общается. Что это, нормально?
- Да, сейчас это нормально, - отрезал водитель, - Слушай, я думал, вы грузины народ, хоть и горячий, но практичный. Тебе далось, с кем она в шутку там общается? Это заигрывания, так просто, от скуки, у баб сегодня так заведено. Ни с кем она оттуда встречаться не будет, но вот пошутить посмеяться над всеми этими, кто слюни пускает с ее фото - это пожалуйста. Ну так это и дураки, пусть над ними и смеются. С чего тут ревновать вообще, не пойму! Ты же шире смотри - мы с тобой породнимся, это ж сколько выгоды нам обоим. У тебя вон земли сколько, у нас деньги в недвижимости по всей Москве. У моей мамы всегда была мечта в Грузии курортик свой организовать, она моего батю всю жизнь пилила. И тут ты появляешься у Людки, весь такой из себя жених. Да-да, ты же сам ее хотел брать, петухом ходил, забыл что ли? А сейчас в кусты, ну точно петух, только не в том уже смысле!
Каха хотел было что-то сказать, но только медленно и печально махнул рукой. Он страдальчески взглянул на нас, словно ожидая поддержки.
- А я согласна с Кахой, - сказала вдруг София.
- Вот мудрый девушк! - закричал он.
- Если ты уже в помолвке, нельзя с другими мужчинами общаться, шутить и заигрывать. Это некрасиво по отношению к своему жениху.
- Вот, вот! - орал Каха, - Слюшай умный девушк!
Водитель покачал головой.
- Это раньше так было, сейчас другая мода, - проговорил он. Вдруг он резко обернулся и неприязненно глянул на Софию, - Так ты, говоришь, гречанка? Или гречка? Как правильно говорят?
Во мне заклокотала злоба. Я понял, что это он специально ее «гречкой» обозвал, вроде как ненароком. Но мне явственно слышалась насмешка в его последнем вопросе. Он еще воспользовался тем, что она была иностранка и вряд ли бы до конца поняла такое оскорбление.
- Да, я гречанка, - сказала девушка спокойно. Укол она или пропустила, или не поняла, - Меня зовут София. Я вам очень благодарна, что нас подвозите. Извините, не знаю, как вас зовут.
- Владимир, - после некоторого молчания пробормотал водитель, - Ты, София, ситуации не знаешь, не надо ничего говорить про мою сестру, пожалуйста.
- Нет-нет, извините, не хотела ничего плохого. Но Каха с такой страстью говорит, я вижу, что он любит эту девушку. Именно потому что любит, поэтому он напился. Это ведь от большой любви такая ревность.
- Ну допустим, но всем у нас понятно, что брак-то по расчету. И мои родители, и его, и Людка это понимают. Мы породнимся с ним, и беспрепятственно на его земле строить можем. Он войдет в нашу семью, следовательно доступ к наследству, к финансам, к недвижимости получит. Мы люди небедные, это мягко говоря. Так что любовь, морковь - это все сегодня вещи второстепенные.
Каха схватил Владимира за плечо и стал трясти. Машина снова завиляла на дороге, словно сама опьянела.
- Как любов второстепеный! Нет, любов - самый важный!
- Вот же ваш горячий грузин с его горячей любовью! - закричал водитель, - Да отстань, сейчас врежемся, дурак!
София быстро поднялась с сидения и тронула Каху за плечо. Тот мигом присмирел, повернулся к ней, вдруг схватил за ручку с длинными маленькими пальцами - я только сейчас заметил, какая тонкая у нее была ладонь и какими ухоженными и белыми выглядели пальчики - и приложился к ней губами. София не отняла руку, дождалась окончания поцелуя. Каха поднял взгляд - в нем явно выразилось страдание. Тут и мне стало противно от этого грузина. Действительно, он слишком уж принимал все близко к сердцу. И я заговорил:
- Каха, слушай, я смотрю, ты нормальный мужик. Ну вот этот твой друг - Гога, да? - вот он лукаво поступил, по-моему. Она же не знала, что он от тебя, правильно? Чтобы такое провернуть, она же не должна была знать личность того, кто ей пишет. Вот он наверно сделал фейковый аккаунт, с которого и писал. Либо ты скрыл, что у тебя есть такой друг. То есть, получается, ты обманом свою невесту вынудил такое о себе раскрыть. Так тогда ты ее разве любил? Если уже подозревал такую неверность в ней? Если любишь, то доверяшь, полностью доверяешь.
Каха долго-долго смотрел на меня, выпучив глаза. Я слышал, как Владимир посмеивался в это время за рулем. София смотрела с задумчивостью, и вот больше всего мне интересно было, что она-то думает. Но девушка молчала.
- Я жи не баран! - заорал вдруг Каха, - Я видел, что за девушк! Канешн, мне не нравился «Инстаграм», мужики ее, что ей пишут! Я говорил «хватить», она сказала, что не будет, удалит. Но вот ничего не сделала. Конечно, я очень люблю и очень ревную.
- Ну если видел, что она за девушка, то значит правильно сказал и Владимир - ты только ради денег и женишься.
- Не женюс!
- Так ты же сел в машину, едешь сейчас туда. Ты как маленький ребенок получается себя ведешь. Снаружи «не хочу», а внутри «ну и ладно, пусть будет по-вашему, только я вам всю малину испорчу от того, что не как по-моему». Если не принимаешь Людмилу, то сейчас же останавливай машину и выходи. Рви со всеми и со всем.
Меня, конечно, страшно понесло. Сердце зашлось в оглушительной дроби, и я думал, что вот сейчас мы снова с Софией окажемся на трассе, высаженные этой странной парочкой. Я даже посмотрел на Софию с какой-то виной во взгляде. Как я говорил, мне почему-то очень важно было, что думает и что скажет она. Да и вообще эта ситуация была будто диалогом между нами с ней, хотя речь-то была о грузине и его невесте.
- А пацан-то правду глаголет, - хмыкнул водитель, - Ну что, Каха, раз Людку не хочешь, так я тебя вон на повороте ссажу, вали на все четыре стороны. А?
Грузин совсем сконфузился от этих слов. Он на время отвернулся от нас и принялся отхлебывать из снова невесть откуда взявшейся бутылки с пивом. Потом принялся шарить рукой между сиденьями - оказалось, у него туда завалились очки. Наконец, он их достал - одна дужка оказалось погнута, но он все равно напялил их на нос. Очки сидели косо, один глаз выглядывал поверх линзы. Смотря прямо на Софию, он пробубнил:
- Ты девушк хороший, красивый, умный. А он… - его толстый палец метнулся в мою сторону, - Он не любит, сэрдц нет, я вижу! Да, я может не такой грузин, как все. Но я знаю, что надо по любви, надо, чтоб сэрдц пылало. Знаю, что я свинья, знаю, что позор мне. Но я честно говорю и всем, и тебе. Я не уважаю этот брак. Но так лучше будет моим родителям, они старый люди, им надо деньги. Но вот ви, ви - парень, девушк маладой - вам надо по любви. А он, он любит тэбя, скажи?!
И он посмотрел на Софию с невероятным выражением мольбы во взгляде. Я хотел было крикнуть, что мы не вместе и что мы только встретились, но я затих, о, я очень страстно затих - я ждал, что скажет она! Мне ведь интересно было, что она обо мне думает, ну вот пусть, пусть сейчас скажет! Я надеялся, что она скажет что-то презрительное, что осудит, что вот как Людмилу эту, сейчас и меня по ветру пустит - что мол я лицемер и нельзя так с людьми.
- Я, к сожалению, не знаю даже как зовут этого молодого человека, - сказала София и вдруг покраснела. - Мы не успели познакомиться, только встретились на трассе, как вы нас подобрали.
Каха ошалело посмотрел на нее, потом перевел взгляд на меня. А я все думал, чего же она покраснела-то. Неужели от того, что правила этикета какие-то не были соблюдены? А так разве она бы со мной общалась, что ли? Такая чистая? И со мной, который на своих стримах на жирных сальностях и пошлостях деньги лопатой гребет?
- Как зовут? - спросил меня Каха.
Я представился.
- Вот… - задумчиво продолжил Каха, - Тебе эта девушк нравится? Она мудрая, красивый, чистый! Такой девушк надо в жены сразу брать, нелзя думат. Скажи, быстро говори, не скажэш быстро - абманшик.
Он замолчал, выжидательно глядя на меня. Если раньше сердце у меня колотилось от вождения Владимира, то теперь оно колотилось от этого дурацкого вопроса. «Пьяный дурак!» думал я про себя «Вот и надо тебе меня на такое посмешище выставлять?». Я лихорадочно стал думать, как бы отшутиться, потому что на вопрос этого глупца можно было ответить только шуткой. Но тут дело было в том, что рядом была она, и надо было не ударить в грязь лицом перед ней, чтоб не огорчить, не унизить ее, не дать понять, что она мне не нравится, а совсем-совсем наоборот! О, как я прекрасно понимал в тот момент выражение «провалиться сквозь землю»! Лучше было на стримах, на своих стримах, где я цинично издевался над всеми подобными шутками, просто потому что не видел этих людей, не знал их, за слова свои ни капельки не отвечал. Но теперь перед ними всеми мне было бы стыдно за любую глупость, вылетевшую изо рта.
- Да я бы с радостью, - начал неуверенно блеять я, умирая от стыда, - Но… но… в Греции и так все есть! А значит, и жених у Софии уже есть!
И я быстро стал смотреть на Каху, и на Софию, ожидая реакции. Грузин долго-долго пялился на меня без единой эмоции во взгляде, потом пробубнил:
- Чего?
София вдруг звонко рассмеялась.
- Это он Чехова цитирует! - пояснила она, - Это из Чехова фраза, что в Греции все есть. Только вот жениха у меня нет. Хотя, это как посмотреть…
- Значыт есть? - спросил Каха.
- Есть, - вдруг очень серьезно сказал София, - Этот жених для всех есть.
Каха нахмурился и почесал макушку. Но этот разговор, который заставил меня задуматься, прервал Владимир.
- Так подожди, ты с Греции сказала?! А откуда именно с Греции?
- Халкидики, это пригород Салоников.
- А Афины там, нет?
- Нет, Афины дальше, я там была в жизни один раз.
- Как?! Это же столица!
- Я часто на гору Афон езжу, от меня недалеко, всего 200 километров.
- Так Афон это что? Это другое что-то, не как Афины?
Я увидел, как София снова покраснела и видимо смутилась. Грузин все смотрел на нее с открытым ртом. Мне очень захотелось дать ему по харе, так чтобы челюсть захлопнулась и он отвернулся от нас.
- Нет, Афон это гора, - сказала София, - Там расположен большой монастырь православный.
- А, красиво, наверно. Туристо-о-о-в море. Да?
Он долго ждал ее ответа, но София ответила коротко:
- Да, там очень красиво.
Она не стала продолжать диалог, а вдруг достала из рюкзачка небольшой листочек бумаги и стала что-то делать из него. Вдруг снова ожил грузин. Он словно очнулся от сна или транса, во время которого не закрывал глаз.
- Ви! Маладой девушк, парэн! Ви мой ошибка не делайте. Жениться надо по любви, обязательн по любви. А я его сестру не люблю, все расчет, все деньги. А эта девушка, она тебе нравится? - он снова бросился ко мне, - Она, эта девушка, святая. Ты святая? София, ты святая?
- Да отстань ты от них! - закричал на него Владимир.
Он с силой вырвал у него из рук бутылку пива, но она была открыта и не допита и он не знал, куда ее деть.
- Дай назад! - крикнул Каха.
- Обойдешься!
И бутылка исчезла в распахнутом окне. Владимир быстро обернулся - послышался звон разбитого стекла.
- Бэзумец! - закричал грузин, - Ти что делаэш?!
- Гори сарай, гори и хата! За нами никого нет все равно. А вообще это ты виноват! Видишь, видишь - из-за тебя такое творю!
Их перепалка продолжалась довольно долго. Грузин все больше грустнел. Я уже не мог дождаться, чтобы выскочить из машины. Неожиданно София протянула им маленькую фигурку. Это было оригами в форме журавлика.
- Это вам на память, - проговорила она.
- Ну спасибо, конечно. Каха, возьми, что ли.
- Я всем, кто нас подвозит, делаю на память такого журавлика. Это японская традиция, говорят, что если сделаешь 1000 штук, то можно загадать желание и оно исполнится.
- И как? Уже сделала 1000? - спросил Владимир.
- Пока около 100 штук. Я не считала точно, это больше символично, чтобы напоминать себе как долго автостопом путешествую.
- А, так ты долго этим занимаешься. Уже, наверно, всю Европу изъездила?
- Не всю. Но езжу часто, около пяти лет. В Россию первый раз.
- Понятно, значит, в Европе натренировалась на этих ваших лужаечках - у вас же там негде развернуться - и теперь в широкую Русь подалась. Верно говорю?
- Да, - засмеялась София.
Я-то понял, что причина была другая, а засмеялась она, скорее, чтобы поддакнуть в тот момент и не портить такое «трогательное» завершение поездки. Мне как-то стало противно от ее жеста, сам не пойму почему. Показалось неуместным с этим журавлем. А они нас и вправду вскоре высадили. Владимир проехал через поселок, и мы вышли возле большого ресторана. «Хинкали здесь просто объедение» сказал он. Грузин окончательно затих, видимо смирившись со своим положением, и их большая блестящая машина укатила за поворот. Только мы остались вдвоем, как София повернулась ко мне и сказала игривым тоном:
- Знаешь что - ты как холодильник.
- Почему это? Как холодильник?
- А потому что током вдруг ударить можешь. Ты Каху огорчил там, в машине. То есть, будто током человека ударил.
- Зато правда. Ты не согласна была?
- Может быть, ты был прав. Мы ведь не знали людей, о которых ты говорил. Но я думаю, нужно быть более деликатными с незнакомцами.
- Так ты сама на сестру этого Владимира что говорила! А он нас и вез, между прочим.
- Это верно. Это я поспешно сказала, не подумала. Просто сердце мне так сказало.
- Сердце? Ты прямо поэт, София.
Она улыбнулась и повторила:
- А ты холодильник.
«Ну что она как ребенок, глупости какие-то говорит. Не идет ей» подумал я. Вместе с тем, мне эта ее игривость почему-то очень понравилась. Да еще она сказал «мы»! Девушка развернулась и пошла в сторону стоянки у ресторана. Я закричал ей вдогонку:
- Нет, ты подожди! Холодильник… Ты мне определения зачем это вешаешь? Я тебе скажу, что нашего-то, русского человека, никак определить, в рамки загнать там, нельзя! Да даже если сказать ему «Ну ты вот такой-то» и прямо тыкнуть ему мордой в его «таковость», он отнекиваться будет. Причем чисто по инстинкту. Еще по инстинкту-то против пойдет, и очень упрямо пойдет! Дескать, что ты обо мне знаешь и что ты судишь! Нет, наш человек широк и неопределим, как вся наша безбрежная Русь. Это ты должна знать София, если в Россию едешь. У вас в этой Европе люди все прямыми линиями и коробками мыслят, а у нас… У нас широко, слишком широко даже мыслят! Например, вот пьяндыга лежит под забором, ты ему только скажи «Ну, что ты валяешься, шалтай-болтай?», как он тебе скажет, что он академик и математик, которого несправедливо лишили работы, а он на деле-то ого-го, почти проблему тысячелетия решил, в шаге от мильона долларов был. Которые конечно бы не взял. И не важно, что скорее всего врет, безбожно врет, но вот откуда ты знаешь, а? Вот пьяница лежит… Так ведь это только в этом узком пласточке реальности он пьяница, а вообще-то он еще отец, он академик, он добрый друг, он, в конце концов, спасителем мог стать чьим-нибудь! А ты его вот так легко пьяницей определил, будто у него ни прошлого, ни будущего никакого не осталось и никогда не было.
София остановилась и обернулась ко мне.
- Я думаю, не только в России такие люди, - с любопытством сказала она, - Вот этот Каха тоже не такой простой. Вроде пьяный был, ерунду какую говорил, а понять его я все-таки могу.
- Сонечка, Софушка ты моя, - горячо заговорил я, - Можно я тебя так называть буду, хорошо? Вот слушай, скажу тебе вот что. Человек-то, по-моему, это хаос в бутылке. Вот оно там бурлит-бурлит в нем, первородные эти силы протеевские, на секундочку - хоп - определились, но ты только попробуй скажи, что он определенный, законченный и вот такой вот. Сразу в нем хаос снова забурлит, снова изменения пойдут! И не поймаешь его, настоящего человека. Понимаешь, понимаешь ты меня, дорогая?
Она с любопытством смотрела на меня. А я был так рад, что вызвал в ней это любопытство! А глаза у нее такие красивые, большие и добрые были. Так бы и смотрел в них день за днем, час за часом.
- Понимаю, - сказала она, словно лишь чтобы я успокоился.
Но меня все гнало говорить одно чувство, точнее неопределенность одна, которую я хотел для себя разрешить.
- Вот ты там сказала, - голос мой вдруг задрожал, - Что у тебя жених есть. Правда?
Она вдруг стала снова серьезной. Взгляд ее теперь стал пытливым, словно она что-то пыталась высмотреть во мне.
- Сказала. Так и есть. Мой жених - Иисус Христос.
- Так ты.. верующая? Прямо верующая?
- Да, я христианка.
Я ожидал, что сейчас она перекрестится, помолится или начнет вдруг проповедовать. Но она снова улыбнулась и сказала:
- Но земной жених у меня тоже может быть. И муж может быть.
Я ждал продолжения речи, но она вдруг развернулась и снова пошла в сторону кафе. Я стоял как пень, обдумывая ее слова. Она обернулась и спросила:
- Ты идешь?
***
Оглавление: