Пожилую женщину сбил автомобиль. Сбил — и скрылся с места происшествия, оставив её умирать на пустынной дороге. Сколько мучительных часов пролежала она под холодным осенним дождём на промокшем насквозь асфальте, рядом с искорёженным велосипедом и рассыпанными по дороге овощами из порванной сумки, посреди заброшенной ночной трассы — так и осталось загадкой. Её в самый последний момент заметил водитель проезжавшей легковушки и чудом успел свернуть на обочину, чтобы не переехать лежащее на дороге тело. Он же немедленно вызвал «Скорую помощь» и сотрудников ГАИ, он же потом и отвёз пострадавшую в ближайшую больницу, не оставив её в беде.
Документов при женщине не оказалось, что было вполне понятно — кто же берёт с собой паспорт, отправляясь на дачу за овощами? Так возникла серьёзная проблема — пациентка оказалась неопознанной, находилась в крайне тяжёлом, критическом состоянии и была лишена столь важной в подобных случаях материальной и моральной поддержки родственников.
Врачи тщательно обследовали пострадавшую. К счастью, у неё не обнаружили переломов костей черепа или обширных гематом в голове, требующих немедленного хирургического вмешательства, однако диагностировали серьёзный ушиб головного мозга средней степени тяжести и начинающуюся пневмонию, что в её весьма преклонном возрасте звучало почти как смертельный приговор. Прогнозы были неутешительными.
А уже к утру следующего дня в реанимационном отделении неожиданно для всех появился её муж — подтянутый, аккуратно одетый, благообразный дедушка с умными, добрыми глазами, отыскавший свою жену почти чудом, исключительно благодаря собственной интуиции и безграничной любви.
— Я сразу понял, — говорил он тихо, сдерживая волнение, медленно поглаживая безжизненную руку жены, — когда моя Олёнька не вернулась вчера с дачи к ужину, что случилось что-то очень плохое. Она ведь всегда, непременно позвонила бы мне, предупредила бы о задержке, мы же прожили вместе всю жизнь... Я сразу подумал, что её, наверное, сбила машина на той проклятой дороге... И поехал прямиком сюда, в вашу больницу, она ведь ближе всего к нашим садовым участкам... Ах, господи, зачем же я не поехал тогда с нею, зачем остался дома...
Преданный муж остался в больнице ухаживать за своей больной женой, а та всё продолжала лежать без сознания в реанимации, не подавая абсолютно никаких признаков осмысленной жизни, не реагируя ни на голос, ни на прикосновения. Дни тянулись один за другим, но старик не сдавался. Он был неизменно корректен и вежлив со всем персоналом, всегда чисто выбрит и опрятно одет, ухаживал за женой просто безупречно, не отходя от её кровати ни на минуту.
За долгое время её пребывания в больнице любопытные медицинские сёстры постепенно разузнали всё о непростой и трогательной жизни этой удивительной пары и, конечно же, не преминули поделиться услышанным с врачами и остальным персоналом.
Оля и Слава горячо любили друг друга ещё с далёких студенческих времён, понимали друг друга с полуслова, были словно две половинки одного целого, но их искреннему и чистому счастью серьёзно мешало одно существенное обстоятельство — совершенно разное социальное происхождение. Слава был выходцем из старинной интеллигентной, небогатой, но чрезвычайно гордой дворянской семьи, даже успел несколько лет поучиться в престижном Пажеском корпусе, а Оля была всего лишь дочерью простого городского ремесленника, хотя и очень трудолюбивого.
Однако это классовое различие не остановило искренне влюблённых молодых людей, и незадолго перед самой войной они всё-таки поженились, несмотря на строгие уговоры и категорические возражения матери Славы и решительное неодобрение его старого деда, считавших этот брак неравным и недостойным их рода.
Страшную войну супруги провели на фронте — он в окопах рядовым пехотинцем, а затем сержантом, она самоотверженной санитаркой в прифронтовом медсанбате, спасая раненых под обстрелами. Военная буря милостиво пощадила обоих супругов, но тяжёлый след всё же оставила: у Оли после многочисленных простуд, постоянного недоедания и изнурительной работы в нечеловеческих условиях больше не могло быть детей.
Это трагическое обстоятельство сильно угнетало любящую пару, которая мечтала о большой семье, и тогда они приняли решение взять из детского дома сироту — кареглазого и очень смышлёного восьмилетнего мальчика Серёжу, оставшегося без родителей. Через несколько лет они взяли и девочку — голубоглазую Лену. Приёмные дети росли в атмосфере любви и заботы, родители честно работали, не жалея сил дали им хорошее образование, потом Серёжа женился и познакомил их со своей прекрасной невестой.
Но страшная беда пришла совершенно внезапно, как гром среди ясного неба. И Сергей, и Лена увлекались альпинизмом, часто вместе ходили в сложные горные походы, пели туристские песни у костра и трагически погибли вместе под внезапной лавиной в горах Памира во время очередной экспедиции. Как пережили это невыносимое горе пожилые люди, как вынесли потерю сразу двоих детей, дед никому не рассказывал, но, думаю, это было невероятно нелегко. Они остались жить вдвоём, а их любимые дети навечно покоились под общей мраморной плитой на городском кладбище.
— Вот вылечите мою дорогую Олюшку, поставьте её на ноги, — любил повторять старик врачам, — и я вас всех удивлю, обещаю.
Мало кто из медперсонала искренне верил в успех лечения, лишь удивительная, непоколебимая вера пожилого человека и обострённое чувство профессионального долга заставляли докторов продолжать бороться, использовать каждую малейшую возможность, каждый шанс, чтобы Олюшка наконец ожила или просто открыла глаза.
Верный муж подолгу сидел у её больничной кровати, терпеливо показывал ничего не видящей и не слышащей жене старые пожелтевшие фотографии их приёмных детей, подробно рассказывал о всех мелочах повседневной жизни — о забавных проказах недавно подобранного на улице котёнка, о её любимых цветах на подоконнике, которые он теперь поливал сам, о вкусном супе, который научился готовить по её рецепту.
Он регулярно приносил её самое любимое пломбирное мороженое, подробно рассказывал, как долго искал именно то, что она предпочитала, как нёс его осторожно через весь город, чтобы не растаяло, а как потом с грустью отдавал его добрым медсёстрам. Приносил красивые новые вещи и украшения, которые, по его глубокому убеждению, ей непременно понравились бы, рассказывал о премьерах в их любимом театре, тихонько напевал арии из старых оперетт, которые они вместе слушали в молодости.
Постепенно отделение начало всерьёз опасаться, что бедный старик от горя и переживаний теряет рассудок.
Ему несколько раз пытались очень осторожно и деликатно намекнуть, что его Олюшка, к сожалению, вряд ли когда-нибудь поправится, что нужно готовиться к худшему, но он лишь упрямо качал седой головой и продолжал искренне верить в чудо. И вот однажды этот внешне железный, несгибаемый старик вдруг дрогнул.
Он медленно подошёл к кровати жены, как всегда бережно взял её похудевшую руку в свои ладони и неожиданно заплакал — впервые за все эти долгие недели.
— Не уходи от меня, пожалуйста... — прошептал он сквозь слёзы. — Мне без тебя не прожить и двух дней... Что я буду делать один, как жить дальше...
Ресницы Олюшки вдруг едва заметно дрогнули, потом медленно приоткрылись усталые глаза, и слабым, сухим, надтреснувшим от долгого молчания голосом она еле слышно прошептала:
— Не уйду, мой любимый... Никуда не уйду...
Через месяц интенсивного лечения и реабилитации мы выписали Олюшку домой, и забирая её из больницы, ещё слабенькую и передвигающуюся на инвалидной каталке, но живую и осознающую происходящее, старик всё же удивил абсолютно всех сотрудников отделения — он явился за ней во фраке, подтянутый и гордый, словно на бал, с огромным роскошным букетом белых роз.
Молча, почтительно склонив седую голову, со слезами благодарности на глазах, он торжественно положил прекрасные цветы на стол в ординаторской. А в кабинете в знак глубокого уважения встали все — и врачи, и медсёстры, и санитарки. Это был поклон настоящей, всепобеждающей любви.
Автор: Елена Стриж ©