Флористы уже везли белые розы к арке, когда зазвонил телефон.
— Твоя дочь, вот и плати за её свадьбу, а я тебе не спонсор! — голос Аркаши прорезал тишину утренней кухни, словно нож по стеклу.
Инга замерла с чашкой кофе в руках. На улице май пел птичьими голосами, солнце золотило занавески, а в доме словно включили кондиционер на полную мощность — так резко стало холодно.
— Аркадий, мы же договорились...
— Ничего мы не договаривались! — он швырнул телефон на стол, и тот подпрыгнул, как испуганная лягушка. — Я своей Соньке куплю платье за полмиллиона, а на эту... на твою Янку ни копейки не дам!
Эта. Твоя Янка. Двадцать лет брака, и он так и не научился называть свою падчерицу по имени. Яна для него навсегда осталась чужой — девочкой с пушистыми косичками, которая когда-то робко жалась к маминой юбке, встречая нового дядю Аркашу.
— Она готовится к свадьбе, — тихо сказала Инга. — Илья хороший парень, они любят друг друга...
— А мне что с того? — Аркаша развернулся всем телом, и Инга невольно отступила на шаг. Муж был не высокий, но когда злился, казался огромным — широкие плечи, короткая шея, лицо наливалось краснотой, как у разъяренного петуха. — Пусть этот Илья и платит! Или ты сама копи, раз такая заботливая мамаша!
В прихожей заскрипели половицы — кто-то спускался по лестнице. Соня. Их младшая дочь всегда просыпалась рано, в отличие от Яны, которая могла спать до обеда.
— Папочка, что случилось? — шестнадцатилетняя красавица появилась в дверном проеме, растрепанная после сна, но даже так выглядевшая как модель с обложки. Длинные ноги, тонкая талия, глаза цвета морской волны — весь папа.
Лицо Аркаши мгновенно смягчилось:
— Ничего, солнышко. Иди завтракать, я тебе блинчики сделаю.
— С вареньем? — Соня повисла у него на шее, и он растаял окончательно.
— С любым, какое захочешь.
Инга смотрела на эту сцену и чувствовала, как что-то горькое подкатывает к горлу. Когда Яна была в Сонином возрасте, Аркаша никогда не предлагал ей блинчики. Наоборот — ворчал, что она слишком много ест, что от булочек толстеют, что надо следить за фигурой.
— Мам, а почему папа кричал? — Соня оглянулась на Ингу, и в её взгляде мелькнуло что-то... хитрое? Или показалось?
— Обсуждали свадьбу Яны, — осторожно ответила Инга.
— А-а, — протянула дочь и улыбнулась. — Ну она же не родная. Пап, а мне на свадьбу купишь самое красивое платье?
Инга почувствовала, как земля уходит у неё из-под ног. Соня знала. Знала и специально...
— Конечно, принцесса! — Аркаша чмокнул дочь в макушку. — Самое дорогое, самое красивое. Ты у меня особенная.
«Особенная». А Яна, значит, обычная. Инга вспомнила, как старшая дочь вчера примеряла свадебное платье — недорогое, купленное в складчину с Ильей, но глаза у неё светились так, словно это было творение кутюрье. Как она крутилась перед зеркалом, приговаривая: «Мам, я же красивая? Илье понравлюсь?»
— Аркадий, — Инга сделала шаг вперед, — давай поговорим спокойно. Яна — часть нашей семьи...
— Твоей семьи! — взорвался он снова. — Я не её отец! И платить за её капризы не собираюсь!
Соня хлопала глазами, изображая удивление, но Инга заметила — дочь не отходила от отца, словно защищая его. Или поддерживая?
— Это не каприз, — тихо сказала Инга. — Это свадьба. Один раз в жизни...
— Один раз? — захохотал Аркаша. — А сколько раз ты замуж выходила? Может, и она пойдет по твоим стопам!
Удар был точным и болезненным. Инга почувствовала, как щеки вспыхнули.
— Не смей, — прошептала она.
— А что не смею? Правду говорить? — он наступал на неё, как хищник на жертву. — С первым мужем не сложилось, со мной скоро тоже не сложится, если будешь его дочку мне на шею вешать!
— Папа, — Соня дернула его за рукав, — не надо. Мама расстроится.
Лицемерка. Инга смотрела на младшую дочь и впервые за шестнадцать лет видела её по-настоящему. Не милого ребенка, не папину принцессу — а расчетливую девочку, которая давно поняла, на какую карту ставить.
— Я заплачу сама, — сказала Инга.
— Вот и замечательно! — Аркаша хлопнул в ладоши. — Только смотри не залезь в долги. Я их покрывать не буду.
Он взял Соню под руку и направился к плите. Счастливое семейство — отец и дочь. А Инга стояла посреди кухни, чувствуя себя чужой в собственном доме.
Яна узнала о скандале случайно. Позвонила матери обсудить меню для банкета, а Инга не смогла скрыть расстройство в голосе.
— Мам, что случилось?
— Ничего, дочка. Всё хорошо.
— Мама, я же слышу. Ты плакала?
Пауза. Где-то на заднем плане слышался голос Аркаши — он что-то весело рассказывал Соне.
— Мам?
— Аркадий не хочет помогать со свадьбой, — наконец выдавила из себя Инга. — Но не переживай, мы всё решим.
Яна почувствовала, как внутри всё похолодело. Она знала, что отчим её не любит. Знала, что терпит ради мамы. Но она надеялась... глупо надеялась, что хотя бы на свадьбе он проявит человечность.
— Понятно, — тихо сказала она.
— Яночка, не расстраивайся. Мы с Ильей всё организуем сами. У меня есть накопления...
— Мам, твои накопления — это на твою старость. Не надо.
— Как не надо? Ты моя дочь!
Яна закрыла глаза. В груди поднималась горячая волна — не злости, не обиды. Стыда. Стыда за то, что она обуза. За то, что из-за неё у мамы проблемы. За то, что она не родная дочь человеку, с которым мама прожила двадцать лет.
— Я поговорю с Ильей, — сказала она. — Может, отложим свадьбу...
— Ни в коем случае! — взорвалась Инга. — Ты что, с ума сошла? Вы любите друг друга, платье куплено, ресторан заказан...
— Но мам...
— Никаких "но"! Будет тебе свадьба, и точка!
Яна повесила трубку и уткнулась лицом в ладони. Завтра должен был быть самый счастливый день в её жизни. А получается — самый позорный.
Илья нашел её на кухне их маленькой съемной квартиры. Она сидела за столом, уставившись в одну точку.
— Солнце, что случилось?
Он присел рядом, взял её за руку. Хороший был парень — высокий, с добрыми глазами, золотыми руками программиста и терпением святого. Яна иногда думала: за что ей такое счастье?
— Аркадий отказался платить за свадьбу, — выпалила она.
Илья помолчал, переваривая новость.
— И что теперь?
— Мама хочет платить сама. Но у неё нет таких денег, Илья. Она всю жизнь копила, чтобы квартиру купить побольше...
— Понятно, — сказал он. И добавил: — А знаешь что? И хрен с ним.
— Илья!
— Что "Илья"? — он повернулся к ней всем телом. — Ян, мне не нужна дорогая свадьба. Мне нужна ты. Поженимся в загсе, пригласим самых близких, накроем стол дома. Будет не хуже.
— Но я мечтала...
— О чем ты мечтала? О красивых фотографиях или о том, чтобы стать моей женой?
Яна посмотрела в его честные карие глаза и вдруг поняла — он прав. Какая разница, где они скажут друг другу "да"? Главное — что скажут.
— Ты такой правильный, — прошептала она.
— Нет, я просто люблю тебя, — улыбнулся он. — И ещё я знаю твоего отчима. Он не заслуживает того, чтобы мы из-за него переживали.
Но Инга так не считала.
Вечером она сидела в спальне, разглядывая банковскую выписку. Накопления тают на глазах — то Соне на курсы английского, то на новый телефон, то на поездку с классом в Европу. Аркаша никогда не экономил на младшей дочери.
А теперь вот свадьба. Триста тысяч минимум — ресторан, цветы, фотограф, музыканты. У неё есть эти деньги, но тогда придется забыть о квартире. О той трехкомнатной мечте, ради которой она двадцать лет экономила на всём.
— О чем задумалась? — Аркаша вошел в спальню, уже переодетый в пижаму.
— О жизни, — буркнула Инга, не поднимая глаз.
— Всё ещё дуешься? — он сел на кровать, и матрас прогнулся под его весом. — Инга, будь реалисткой. У меня есть своя дочь, за которую я отвечаю. Соне скоро в университет, нужны деньги на образование...
— А Яна тебе не дочь?
— Нет, — просто сказал он. — Не дочь. Я её не рожал, не воспитывал. Она для меня чужая.
Инга наконец подняла на него глаза:
— Двадцать лет, Аркадий. Двадцать лет мы живем вместе. Яне было пять лет, когда мы познакомились. Пять! Она тебя папой называла...
— А я её не просил, — отрезал он. — Это ты её научила.
— Я думала, ты полюбишь её...
— А я думал, что она повзрослеет и съедет. Но нет — висит на твоей шее до двадцати пяти лет, а теперь ещё и свадьбу требует.
— Она ничего не требует! — взорвалась Инга. — Она даже готова отказаться от торжества, лишь бы не расстраивать меня!
— Вот и пусть откажется. Поженятся тихо и дело с концом.
Инга смотрела на мужа — на его самодовольное лицо, на равнодушные глаза — и чувствовала, как внутри что-то окончательно рвется. Не с треском, не с болью. Тихо, как старая ткань.
— Знаешь что, Аркадий, — сказала она спокойно, — я поняла, что ошибалась в тебе. Двадцать лет ошибалась.
— В смысле?
— В том смысле, что думала — ты человек. А ты просто... существо. Без сердца, без души, без способности любить чужого ребенка.
Аркаша нахмурился:
— Ты что, меня оскорбляешь?
— Я говорю правду. — Инга встала с кровати. — Ты никогда не считал Яну семьей. Для тебя она всегда была чужой. И знаешь что? Чужим здесь оказался ты.
— Инга, ты о чем?
— О том, что нам пора расходиться.
Повисла тишина. Где-то в соседней комнате играла музыка — Соня готовилась ко сну.
— Ты серьезно? — наконец спросил Аркаша.
— Абсолютно.
— Из-за свадьбы?
— Не из-за свадьбы. Из-за того, что ты показал свое истинное лицо. — Инга подошла к шкафу, достала чемодан. — Я не могу жить с человеком, который ненавидит мою дочь.
— Я её не ненавижу!
— Да? А как называется то, что ты к ней чувствуешь? — она повернулась к нему. — Двадцать лет упреков, унижений, равнодушия. Двадцать лет ты делал её чужой в её же доме.
— Это не её дом! — вспылил Аркаша. — Это мой дом! Я его купил!
— Вот именно. Твой дом, твоя дочь, твои деньги. А мы с Яной — так, довесок. Временные жильцы.
Инга начала складывать вещи в чемодан. Руки не дрожали — странно, она думала, что будет волноваться. Но внутри была удивительная ясность.
— Инга, не неси чушь! — Аркаша вскочил с кровати. — Ты моя жена! Соня — наша дочь!
— Соня — твоя дочь. А я была твоей женой, пока не поняла, что для тебя любовь — это привилегия избранных.
— Я тебя люблю!
— Да? — она обернулась. — А почему тогда не любишь того, кого люблю я? Как можно любить женщину и презирать её ребенка?
Аркаша открыл рот, но ничего не сказал. Впервые за двадцать лет он не нашелся с ответом.
— Вот и я о том же, — тихо сказала Инга.
Яна узнала о разводе родителей утром в день свадьбы. Инга позвонила рано, голос у неё был спокойный и решительный:
— Яночка, я ухожу от Аркадия.
— Что? Мам, ты о чем?
— О том, что некоторые вещи нельзя прощать. И я их не прощу.
Яна сидела в кресле парикмахера, а мастер накручивал ей локоны. В зеркале отражалось растерянное лицо невесты.
— Мам, но не из-за меня же...
— Не из-за тебя, дочка. Из-за меня. Я слишком долго закрывала глаза на то, что он к тебе чувствует. Думала, со временем изменится. Не изменился.
— А где ты будешь жить?
— Пока у тети Веры. А там посмотрим. Может, найдем с тобой что-нибудь рядом, чтобы внуков нянчить, — в голосе Инги появились теплые нотки.
Яна закрыла глаза. Странное дело — должна была расстроиться, а вместо этого чувствовала облегчение. Мама наконец освободилась от человека, который двадцать лет отравлял им жизнь.
— А Соня?
— Соня взрослая. Сама решит, с кем жить.
— Мам, я тебя люблю.
— И я тебя, солнышко. А теперь готовься к свадьбе. Сегодня твой день, и он должен быть счастливым.
Свадьба получилась очень тёплой — только самые близкие, небольшой ресторанчик, живые цветы и много смеха. Аркадий не пришел, хотя его и не приглашали. Соня тоже осталась с отцом.
— Знаешь, — сказал Илья во время первого танца, — мне кажется, так даже лучше.
— Что лучше?
— Что нас окружают только те, кто нас действительно любит.
Яна посмотрела по сторонам — мама в красивом синем платье танцевала с дядей Витей, друзья Ильи пели караоке, её подруги смеялись над чем-то за соседним столиком.
— Ты прав, — улыбнулась она. — Так гораздо лучше.
А в другом конце города Аркадий сидел в пустой квартире и смотрел в окно. Соня ушла к подруге — сказала, что не хочет видеть его грустным.
Он не понимал, что произошло. Казалось ещё вчера у него была семья, дом, стабильность. А сегодня — тишина и пустота.
На столе лежали документы о разводе, которые Инга оставила перед уходом. Аккуратно оформленные, без претензий на имущество. Она не хотела ничего — только свободы.
Аркаша взял телефон, набрал её номер. Долгие гудки, потом знакомый голос:
— Алло?
— Инга, давай поговорим...
— Не о чем говорить, Аркадий.
— Как не о чем? Мы же двадцать лет вместе!
— Ты прав. Двадцать лет я жила с иллюзиями. Хватит.
— Инга, я могу измениться...
— Нет, — спокойно сказала она. — Не можешь. В пятьдесят пять лет люди не меняются. Они только снимают маски.
Гудки. Она повесила трубку.
Аркаша сидел в темноте и впервые за много лет думал о том, что он потерял. Не жену — он никогда её по-настоящему не ценил. Не падчерицу — он её никогда не любил.
Он потерял дом. Настоящий дом, где есть тепло, смех, где утром пахнет кофе, а вечером ужинают все вместе.
Теперь у него была квартира. Красивая, дорогая, пустая квартира, где по выходным изредка появлялась дочь-подросток, больше интересующаяся его кредитной картой, чем им самим.
А где-то в маленьком ресторанчике молодая пара танцевала свой первый танец, и женщина в синем платье плакала от счастья, глядя на свою дочь.
И это было справедливо.
Год спустя Инга получила приглашение на выпускной Сони. Красивая открытка с золотым тиснением — явно дорогая.
«Мама, приходи, пожалуйста. Папа сказал, что ты тоже моя семья». — Соня.
Инга долго смотрела на приглашение, потом аккуратно положила его в ящик стола. Рядом лежали фотографии с Яниной свадьбы и первое УЗИ будущего внука.
Соня была её дочерью шестнадцать лет. А Яна — всю жизнь.
Выбор был очевиден.