Ключи упали на паркет с таким звоном, словно это была не связка металла, а последняя надежда. Марина замерла в прихожей, еще не сняв туфли, еще не поверив тому, что увидела.
За кухонным столом, развалившись в любимом Костином кресле, сидела баба Зоя. Перед ней дымилась чашка с кофе — их кофе, из их сервиза. На плите что-то булькало, пахло жареным луком и... домом. Чужим домом в собственной квартире.
— А, пришла, — баба Зоя даже не подняла головы от газеты. — Я борщ варю. Дети голодные наверное.
Марина медленно стянула туфли, пытаясь понять, не сошла ли она с ума. Три месяца. Три месяца назад они с Костей развелись. Три месяца назад его мать, эта самая баба Зоя, устроила такой скандал, что соседи вызывали участкового. А теперь... теперь она сидит здесь, как ни в чем не бывало.
— Зоя Михайловна, — голос Марины прозвучал удивительно спокойно. — Что вы здесь делаете?
— Как что? — старушка наконец подняла глаза. Серые, колючие, как у сына. — Внуков жду. Из школы скоро придут. А ты что, не рада? Я же помогаю тебе.
Помогаю. Марина прикрыла глаза, считая до десяти. Потом до двадцати. В висках заколотило — верный признак того, что нервы на пределе.
— Как вы сюда попали?
— Костик ключи дал. — Баба Зоя пожала плечами, словно это само собой разумелось. — Сказал, что дети одни дома после школы, некому их покормить. А что, не так разве? Ты же работаешь допоздна.
Костик. Марина сжала кулаки так сильно, что почувствовала, как ногти вонзаются в кожу. Он осмелился. Дать ключи от ее квартиры своей матери. От квартиры, которую она одна выплачивала последние два года, пока он "искал себя" в очередном стартапе.
— Зоя Михайловна, — Марина подошла к столу, опираясь руками о столешницу. — Мы больше не семья. У вас нет права сюда приходить без спроса.
— А какое право должно быть? — баба Зоя фыркнула. — Дети мои внуки. Я имею право их видеть. А то развелась тут, воображает себя невесть кем.
Марина почувствовала, как внутри что-то сжимается в тугой узел. Эта женщина всегда умела одной фразой обесценить все, за что она боролась. Всегда находила слова, которые били точно в цель.
— Мама, мы дома! — в прихожей раздались детские голоса.
Тимка и Дашка ввалились в кухню гурьбой, рюкзаки летели в разные стороны, куртки повисли на стульях. Обычный послешкольный хаос, который Марина научилась принимать как должное.
— Бабуля! — Дашка кинулась к бабе Зое. — Ты борщ варишь? Ура!
— А мне папа сказал, что ты теперь будешь нас встречать после школы, — Тимка, четырнадцать лет, уже начинал понимать взрослые игры. В его голосе звучала осторожность.
Марина встретилась взглядом с сыном. В его глазах она увидела вопрос, на который не знала ответа. Что происходит, мам? Почему бабушка здесь? Почему ты такая бледная?
— Дети, идите делать уроки, — сказала она тихо. — Мне нужно поговорить с бабушкой.
— Да ладно тебе, — баба Зоя махнула рукой. — Пусть поедят сначала. Голодные же.
— Я сказала — идите делать уроки.
В голосе Марины появились злые нотки, которые дети знали и боялись. Они переглянулись и молча направились в свои комнаты.
Когда их шаги стихли, баба Зоя поднялась из-за стола. Невысокая, коренастая, в застиранном халате, она казалась безобидной бабушкой. Но Марина знала — за этой внешностью скрывается железная воля и способность подчинять себе окружающих.
— Ну что, поговорим? — баба Зоя усмехнулась. — Только сразу скажу — никуда я не пойду. Внуки мне дороже твоих капризов.
— Моих капризов? — Марина почувствовала, как внутри закипает что-то горячее и злое. — Вы называете капризами то, что я не хочу видеть в своем доме человека, который три месяца назад обзывал меня последними словами?
— А что я такого сказала? — старушка пожала плечами. — Правду сказала. Что ты Костика довела до развода своими претензиями. Что хорошего мужика упустила.
Хорошего мужика. Марина вспомнила последние месяцы брака. Костины загулы до утра, объяснения про "важные встречи с инвесторами", которые заканчивались в барах. Его мать, защищающая сына со слепой яростностью, обвиняющая во всем невестку.
— Зоя Михайловна, — Марина села напротив. — Мне все равно, что вы думаете обо мне. Но это моя квартира. И я прошу вас уйти.
— Не уйду, — баба Зоя скрестила руки на груди. — А заставишь — в суд подам. На алименты с тебя подам, на то, что внуков видеть не даешь.
— Какие алименты? — Марина растерялась.
— А такие. Костик же не работает пока, ищет себя. Значит, платить алименты не может. А дети есть хотят. Вот пусть суд и решает, кто должен их содержать.
Марина уставилась на свекровь, пытаясь понять логику ее рассуждений. Но логики не было — была только привычка решать все проблемы силой, напором, скандалом.
— Вы с ума сошли, — тихо сказала она.
— Это ты с ума сошла, — баба Зоя наклонилась вперед. — Думаешь, разведешься — и все, свободная? А дети? А семья? Семья — это не просто штамп в паспорте. Это ответственность. А ты от ответственности бежишь.
— Я бегу от ответственности? — Марина почувствовала, как в груди разгорается пожар. — Я пять лет одна детей растила, пока ваш Костик "себя искал"! Я одна ипотеку платила! Я одна ночами с температурой сидела!
— Ну и что? — старушка фыркнула. — Это твоя обязанность. Ты же мать. А мужик должен зарабатывать большие деньги, строить карьеру. А ты его не поддержала, только пилила постоянно.
Марина закрыла глаза, пытаясь успокоиться. Эта женщина была неуязвима. Любые аргументы разбивались о ее железную уверенность в собственной правоте.
Дверь хлопнула — в квартиру вошел Костя. Высокий, худощавый, в дорогой куртке, которую Марина ему покупала на прошлый день рождения. Он остановился в дверях кухни, оглядывая сцену.
— Привет, — сказал он неуверенно. — Как дела?
— Отлично, — ядовито ответила Марина. — Твоя мама устроилась в моей квартире. Как дела у тебя?
Костя покраснел, но подбородок упрямо выдвинул вперед — жест, который Марина помнила с первых дней знакомства.
— Мама помогает с детьми. В чем проблема?
— В том, что это моя квартира. И я не давала согласия на то, чтобы здесь кто-то жил.
— Дети тоже мои, — Костя сел рядом с матерью. — У меня есть права.
— Какие права? — Марина встала, чувствуя, как ноги подрагивают от напряжения. — Ты не платишь алименты. Ты не участвуешь в воспитании. Ты появляешься здесь раз в месяц на пару часов.
— Я не плачу алименты, потому что работы нормальной нет, — Костя защищался привычно, как делал это последние годы. — А воспитанием не занимаюсь, потому что ты мне не даешь.
— Не даю? — Марина почувствовала, как внутри что-то лопается. — Когда последний раз ты интересовался, как дела в школе? Когда последний раз был на родительском собрании?
— Не начинай, — Костя отмахнулся. — Ты все в скандал превращаешь.
Марина посмотрела на них — мать и сын, сидящих рядом, защищающих друг друга от всего мира. И поняла, что ничего не изменилось.
— Хорошо, оставайтесь — тихо сказала она.
Костя и баба Зоя переглянулись, явно не ожидая такой быстрой капитуляции.
— Только при одном условии, — продолжила Марина. — С завтрашнего дня вы полностью берете на себя заботу о детях. Готовка, уборка, помощь с уроками, походы к врачам, родительские собрания. Все. А я съезжаю.
— Что? — баба Зоя вскинулась. — Как это съезжаешь?
— Очень просто. Вы так хотели заботиться о внуках — заботьтесь. А я поживу пока у сестры.
Костя побледнел:
— Марин, ты что несешь? Дети же...
— Дети будут с папой и бабушкой, — Марина уже шла к шкафу, доставая сумку. — Вы же так переживали, что я их от вас отрываю. Теперь будете видеться сколько хотите.
— Постой, — баба Зоя поднялась со стула. — А кто квартплату платить будет? А продукты кто покупать будет?
Марина обернулась. В глазах старушки впервые мелькнула растерянность.
— А вы разберетесь. Вы же семья. Вы же так переживаете за детей.
Она начала складывать в сумку необходимые вещи. Руки не дрожали — странно, она думала, что будет нервничать. Но внутри было спокойно, как после долгой болезни.
— Мам? — из коридора выглянул Тимка. — Что происходит?
Марина подошла к сыну, обняла его:
— Ничего страшного. Я на несколько дней к тете Свете уеду. А ты с папой и бабушкой побудешь.
— Почему? — в голосе мальчика звучала тревога.
— Потому что иногда взрослым нужно разобраться в отношениях, — Марина погладила его по волосам. — Я буду звонить каждый день. И приезжать. Просто поживу отдельно немного.
Тимка кивнул, но в глазах читалось непонимание. Дашка выглянула из своей комнаты:
— Мама, а долго ты уедешь?
— Не знаю, солнышко. Посмотрим.
Костя молчал, глядя в пол. Баба Зоя металась по кухне, явно пытаясь найти аргументы.
— Да что ж это такое! — наконец взорвалась она. — Бросаешь детей и уходишь! Какая же ты мать после этого?
Марина застегнула сумку, повернулась к свекрови:
— Знаете что, Зоя Михайловна? Последние пять лет я была матерью, женой, домработницей и добытчиком в одном лице. А теперь побуду просто Мариной. А вы будьте бабушкой — полноценно, с обязанностями.
Она поцеловала детей, взяла сумку и направилась к выходу.
— Марин, — окликнул Костя. — Подожди. Может, поговорим?
Она обернулась.
— О чем говорить, Костя? О том, что я плохая жена? — устало спросила она. — О том, что я должна терпеть все, потому что это семья? Или о том, что у меня тоже есть право на уважение?
— Я не думал, что ты так воспримешь, — пробормотал он.
— А как я должна была воспринять? — Марина вздохнула. — Ты дал ключи от моей квартиры человеку, который меня ненавидит. Без моего согласия. И думал, что я буду рада?
Костя молчал. Баба Зоя тоже притихла, глядя то на сына, то на невестку.
— Живите, — сказала Марина. — Играйте в семью. Только без меня.
Она вышла из квартиры. Сердце колотилось, руки наконец задрожали.
Что я наделала? — подумала она. Бросила детей. Ушла из дома.
Но тут же другая мысль: А что еще мне оставалось делать? Терпеть? Объяснять? Доказывать свое право на собственную жизнь?
Телефон завибрировал — сообщение от сестры: "Как дела? Давно не звонила."
Марина набрала номер:
— Света? Можно к тебе на несколько дней приехать? Долгая история...
Прошла неделя
Марина жила у сестры, ездила на работу, звонила детям каждый вечер. Тимка рассказывал, что папа приходит поздно и сразу ложится спать. Дашка жаловалась, что бабушка заставляет есть манную кашу.
— А почему ты не приезжаешь? — спрашивала дочка.
— Скоро приеду, — отвечала Марина, не зная, когда это случится.
На восьмой день позвонил Костя:
— Марин, нужно поговорить.
— О чем?
— О детях. О... ситуации.
Она приехала вечером. Квартира встретила ее хаосом — немытая посуда в раковине, игрушки на полу, какой-то странный запах из кухни.
Костя выглядел помятым, щетина на щеках, рубашка измятая.
— Где мама? — спросила Марина.
— Уехала к дяде Мише. Сказала, что я сам должен разбираться со своими проблемами.
Марина прошла в детские комнаты. Тимка делал уроки, Дашка играла с куклами. Они кинулись к ней, обнимали, не отпускали.
— Мам, останешься? — шептала Дашка.
— Не знаю пока, — честно ответила Марина.
Когда дети легли спать, она с Костей сели на кухне. Он заварил чай — криво, рассыпав заварку на стол.
— Тяжело оказалось, — сказал он тихо.
— Что именно?
— Все. Дашка каждый день плачет, спрашивает, когда ты вернешься. Тимка молчит, но я вижу — переживает. А я... я не знаю, как с ними. Что говорить, как помогать с уроками.
Марина молчала, глядя в чашку.
— И мама, — продолжил Костя. — Она думала, что все просто. Поварит, поубирает — и хорошо. А оказалось... Дети не игрушки. У них характер, проблемы, переживания.
— Представь себе, — сухо сказала Марина.
— Я понимаю, что был неправ, — Костя посмотрел на нее. — Насчет ключей. Насчет мамы. Я не подумал о твоих чувствах.
— Не подумал, — согласилась она. — Как и много раз до этого.
— Что мне делать? — спросил он.
— Учиться быть папой, — сказала она. — Не на словах, а на деле. Учиться принимать решения и отвечать за них. Учиться уважать других людей.
— А ты... вернешься?
Марина встала, подошла к окну.
— Не знаю, ещё не решила. Мне нужно посмотреть, как ты будешь справляться— честно ответила она.
Костя кивнул, не настаивая.
— А мама больше не будет здесь жить, — сказал он. — Я ей объяснил.
— Хорошо.
Марина собрала сумку и пошла к выходу.
— Марин, — окликнул Костя. — А если... если я изменюсь? Если стану другим?
Она повернулась:
— Если станешь — увидим. А пока что займись детьми. Им нужен папа, а не обещания.
Еще через месяц баба Зоя позвонила сама:
— Марина? Это я.
— Слушаю.
— Можно встретиться? Поговорить?
Они встретились в кафе рядом с домом. Баба Зоя выглядела постаревшей, усталой.
— Костик рассказал, что ты к детям ездишь, помогаешь, — начала старушка.
— Да.
— А с ним не живешь.
— Не живу.
Баба Зоя помешала сахар в чае, долго молчала.
— Я была неправа, — сказала она наконец. — Насчет квартиры. Не должна была без спроса приходить.
Марина кивнула, не отвечая.
— И насчет... того, что говорила. Ты хорошая мать. Костик без тебя совсем потерялся.
— Спасибо, — тихо сказала Марина.
— Только не думай, что я тебя полюбила, — баба Зоя усмехнулась. — Просто поняла, что внуки важнее моих амбиций.
Марина улыбнулась — впервые за долгое время искренне.
— И я вас не полюблю, Зоя Михайловна. Но уважать буду, если вы будете уважать мои границы.
— Договорились, — старушка протянула руку.
Они пожали руки — две женщины, которые наконец поняли, что война никого не делает счастливым.
Марина вернулась домой через три месяца. Не к Косте — домой, к детям, в свою квартиру. Костя к тому времени снял однокомнатную квартиру неподалеку, устроился на работу — не идеальную, но стабильную.
Дети теперь проводили с отцом выходные, а иногда и будни. Он научился готовить простые блюда, помогать с уроками, водить к врачу.
Баба Зоя приходила в гости — по приглашению, с предупреждением. Варила борщ, рассказывала детям про свое детство, спорила с Мариной о воспитании, но спокойно, без скандалов.
— А может, мы еще попробуем? — спросил как-то Костя, забирая детей на выходные.
Марина посмотрела на него — подтянутого, серьезного, по-настоящему повзрослевшего.
— Может быть, — сказала она. — Но не сейчас. Сначала научись быть хорошим отцом. А потом поговорим о муже.
Он кивнул, не обижаясь.
А Марина осталась одна в тихой квартире, заварила себе чай и села у окна. Впервые за много лет она была просто собой — не женой, не матерью на двадцать четыре часа в сутки, а просто Мариной.